Белинский - Евгения Филатова

Особенно большое значение категории единичного, особенного и всеобщего имеют, по мнению критика, для искусства. С ними у него тесно связано понимание проблемы типического. Разрабатывая эстетические вопросы, критик приходит к выводу, что без единичного и особенного не может быть и всеобщего. Он резко осуждает искусствоведов, утверждающих, будто предметом подлинного искусства может быть не временное, отдельное, а лишь «вечное» и «безусловное». В противовес им Белинский выдвигает диалектическое положение, имеющее общефилософское значение: «вечное» выражается во времени, «безусловное» ограничивается формой проявления, «бесконечное» делается доступным созерцанию в конечном. Он считает, что отрицать это — «значит смотреть на „вечное“ и „безусловное“ как на отвлеченные понятия, чуждые всякого содержания, как на логические построения, лишенные всякой жизненности» (3, 6, 585). Это суждение Белинского по существу направлено не только против представителей русской реакционной эстетики; оно знаменует начало борьбы против «логических построений» объективного идеализма.

Примером того, как совершенствовался метод Белинского, является эволюция его взглядов на необходимость и случайность. Утверждая, что все существующее развивается по законам «непреложной необходимости», он никогда не отрицал случайность и говорил, что его понимание развития «допускает и случайность и произвол» (3, 7, 53). На предыдущих этапах своих философских исканий Белинский просто противопоставлял случайность необходимости. Он отождествлял необходимость с разумностью, а случайность — с бессмысленностью (см. 3, 3, 212). Затем он высказал мысль, что случайность иногда принимает характер необходимости (см. 3, 3, 438). И наконец, он приходит к выводу, что необходимость и случайность нельзя противопоставлять, что необходимость проявляется в различных случайных формах. Характерна в этом отношении его маленькая, но замечательная рецензия на сочинение Ф. Ансильона (см. 3, 4, 273–275). Разбирая вопрос о реформации, Белинский высмеивает рассуждения автора о том, «что бы случилось, если бы не сделалось так, как сделалось», и не было бы Лютера. Русский мыслитель доказывает, что реформация была исторической необходимостью, что она была вызвана развитием среднего сословия и городов, открытием Америки, изобретением пороха и книгопечатания. Появление же даже такого великого человека, как Лютер, было случайностью: и без него реформация неизбежно совершалась бы, хотя, возможно, и в другой форме. «…Форма событий всегда случайна… но причина событий всегда необходима», — делает вывод Белинский (3, 4, 274). Здесь ясно видна правильная мысль критика о том, что необходимость проявляется в форме случайности. Но выражена эта мысль не совсем удачно: получается, что всякая форма случайна, а Белинский так не считал.

Анализируя категории формы и содержания, Белинский указывает на их взаимозависимость при определяющей роли содержания. Он показывает это на примере цветка и говорит, что его форма, его чудные краски, его аромат «вышли изнутри растения» — там его «самодеятельная лаборатория жизненности», но «все внутреннее так тесно и неразрывно слито с внешнею формою, что одно замыкает в себе другое…» (3, 4, 202, 203).

Особенно большое внимание Белинский отводит проблеме формы и содержания в своей эстетической теории. Он неоднократно повторяет, что у великих художников идея органически связана с формой, сквозит через форму как солнечный луч через граненый хрусталь. «В художественном произведении, — говорит критик, — идея с формою должна быть органически слиянна, как душа с телом, так, что уничтожить форму значит уничтожить и идею, и наоборот» (3, 5, 316).

Отводя первенствующую роль содержанию, Белинский придает большое значение и форме. Он утверждает, что ложная идея не может осуществиться в прекрасной форме, так же как прекрасная форма не может быть выражением ложной идеи. Эти суждения критика, относящиеся к сфере искусства, имеют и общефилософское значение. Однако Белинский видит, что в искусстве и в жизни проблема формы и содержания решается все же по-разному. Он считает, что сущность искусства — это «уравновешение» содержания и формы. В жизни же они часто находятся в противоречии. Он начинает говорить об этом, правда несколько расплывчато, вскоре после отказа от «примирительных» настроений. «Действительность прекрасна… по своему содержанию, а не по форме» (3, 4, 491). Через несколько лет он высказывается на эту тему уже как диалектик. Он развивает мысль о том, что содержание, сущность явлений часто скрывается за формой, которая, противореча сущности, маскирует ее. «…Единство скрыто в многоразличии и разнообразии, необходимость — в свободе, разумность — в случайности» (3, 7, 106).

Уделяя все большее и большее внимание вопросу о внутренних противоречиях, заключенных в явлениях, Белинский приближается к пониманию закона единства и борьбы противоположностей. Он и в прежние годы высказывался на эту тему, но тогда, следуя за Гегелем, делал акцент на примирении противоположностей, на достижении гармонии между ними. Теперь же он признает главной движущей силой развития противоречия и борьбу. «Все живое, — пишет он, — тем и отличается от мертвого, что в самой сущности своей заключает начало противоречия» (3, 6, 588). Противоречия неминуемо приводят к борьбе, которой Белинский отводит исключительную роль: «…важно и велико только то, что… мужает и растет в борьбе, что утверждается живою победою над живым сопротивлением» (3, 6, 323). Белинский считает это «мировым законом жизни», которому подчиняются и природа, и общество, и искусство. Критик подчеркивает огромное значение не только борьбы противоположностей, но и их единства. Указывая на взаимную связь и обусловленность противоположных сторон и тенденций, он утверждает, что «живая истина состоит в единстве противоположностей» (3, 6, 588). Он высмеивает мнение, будто один и тот же предмет не может вмещать и хорошее и дурное.

Растущие противоречия между диалектическим методом и идеализмом Белинского заставляют его пересмотреть свои взгляды на основной вопрос философии. Начинается новый, и последний, этап его философского развития.

Глава IV. Переход к материализму и атеизму

Материалистические тенденции в философии Белинского, постепенно усиливавшиеся еще в первой половине 40-х годов, не были тогда им осознаны. Открыто он переходит к материализму в середине этого десятилетия. Переход критика к материалистическому мировоззрению был обусловлен тем, что тогда окончательно сформировались его революционно-демократические взгляды, слитые с идеями утопического социализма. Большую роль здесь опять сыграла западная философия. Это не значит, однако, что ее влияние было главной причиной победы материализма в философской концепции русского мыслителя, как это представлено в ряде произведений русских дореволюционных и современных западных авторов. Для него и в эти годы была характерна самостоятельность мышления.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});