Двор. Книга 1 - Аркадий Львов

— Клара Цеткин, — Иона Овсеич зажмурил глаза, — тоже была большой человек, но она говорила меньше тебя.

Мадам Малая нашла новое возражение, но Дегтярь не дал выговориться: между прочим, сказал он, ожидают, что завтра Папанин со своей четверкой будет на Северном полюсе.

— Не! — всплеснула руками мадам Малая. — Откуда ты можешь знать?

Иона Овсеич повторил:

— Ожидают, что завтра Папанин и вся четверка будут на Северном полюсе, и не задавай вопросов.

В поддень по радио передали, что Папанин, Ширшов, Кренкель и Федоров высадились на полюсе, но уже с самого утра двор жил в ожидании сообщения, и все репродукторы были включены. Когда новость подтвердилась, многие бросились к мадам Малой и просили открыть секрет, откуда она заранее могла получить данные, которые были известны только правительству. Мадам Малая чуточку хмурилась, как будто вопрос неуместный, и каждому отвечала детской прибауткой: много будешь знать — скоро состаришься.

Работу окончили около восьми вечера, на доске поставили одну большую цифру сто, потому что в такой день никто не хотел выделяться среди других.

До смены у мадам Малой был разговор с Лапидисом. Собственно, это был даже не разговор, а так — слово туда, слово сюда — поскольку Лапидис заявил, что для учета ему нужен масштаб, отправная точка, а брать с потолка — не по его части. Клава Ивановна спросила: как же вести соцсоревнование, если неизвестно, кто впереди, а кто сзади? Лапидис засмеялся, как дурачок, и сказал: если неизвестно, кто впереди, а кто сзади, не ведут соцсоревнования.

Клава Ивановна не на шутку рассердилась: хорошо смеяться, пока здесь!

Дегтярь, когда узнал про этот дурацкий смех и дурацкие прибаутки Лапидиса, на минуту-другую полностью ушел в себя и только барабанил пальцем по столу. Клава Ивановна дважды просила прекратить стук, потому что действует ей на нервы, но Дегтярь не обращал внимания, как будто не к нему, потом вдруг перестал стучать и сказал:

— Малая, в его рассуждениях есть зерно, а как он ведет себя — это особый вопрос. Передай от меня, чтобы пришел завтра и показал свою теорию на практике.

А вдруг он не захочет? — пожала плечами мадам Малая.

— Не захочет? — переспросил Дегтярь. — Не волнуйся, захочет.

Получилось точно, как предвидел Дегтярь: Лапидис даже не подумал отнекиваться. Вдвоем с Малой они произвели выборку, какую работу выполнили за смену Степа Хомицкий, Дина Варгафтик, Оля Чеперуха и Аня Котляр. Потом Лапидис долго писал на бумажке цифры, переводил их в проценты и сказал, что Хомицкий сделал примерно на сорок процентов больше, чем Варгафтик, а та процентов на двадцать больше Чеперухи и Ани Котляр.

— Подожди, — перебила мадам Малая. — Ты можешь ответить толком, кто выполнил на все сто процентов?

— Если хотите, — заявил Лапидис, — то Степа Хомицкий, а хотите, так Чеперуха и Котляр.

— А Дина Варгафтик?

— И так можно, — состроил гримасу Лапидис. — Я же вам говорил: как хотите.

— Слушай, Лапидис, — разозлилась мадам Малая, — ты еще молокосос смеяться надо мной. С тобой разговаривают по-человечески, а ты делаешь других идиотами.

Лапидис смотрел на Клаву Ивановну пустыми, без выражения, глазами, она хлопнула его по плечу, чтобы проснулся, он хмыкнул, затряс головой, как Петрушка, и назвал Аню Котляр: пусть она будет за сто процентов.

Клава Ивановна спросила: а Хомицкий? Хомицкий, ответил Лапидис, будет сто семьдесят, а Дина Варгафтик — сто двадцать.

— Что же получается? — удивилась мадам Малая. — Что все перевыполняют план, а отстающих нема.

Да, подтвердил Лапидис, в этом варианте получается так.

Нет, сказала Малая, этот вариант ей не подходит: пусть Дина Варгафтик считается за сто процентов, тогда Хомицкий будет ударник, а Котляр и Чеперуха — отстающие.

— Клава Ивановна, — опять состроил рожу Лапидис, — зачем вам отстающие? Пусть все будут ударниками: им приятно, и вам приятно.

Нет, категорически возразила мадам Малая, такого не бывает, чтобы все были передовики. Кто же будет тогда равняться на ударников? Короче, Дина Варгафтик — сто процентов, а кто меньше, тот меньше.

Когда подвели итоги дня и записали на доске соцсоревнования, оказалось, что на самом последнем месте Соня Граник, а прямо перед ней Оля Чеперуха и Аня Котляр. Соня Граник страдала астмой, и никто не осуждал, наоборот, многие даже говорили, что при таком здоровье она еще молодец, а насчет Оли Чеперухи и Ани Котляр можно было только разводить руками. Интереснее всего, что обе они нашли в себе нахальство заявить претензии мадам Малой, как будто она заставляла их работать хуже, чем другие. Клава Ивановна имела все основания возмутиться, но, вместо этого, спокойно объяснила, что цифры взяла не из своей головы, а подбили итоги вместе с Лапидисом.

Аня, когда услышала про Лапидиса, сразу загорелась:

— Он сильно много о себе думает, этот лысый супник!

Клава Ивановна удивилась:

— Откуда ты взяла, что он лысый?

Аня еще больше разошлась и заявила, что таким надо повыдирать все волосы, чтобы не качали своей шевелюрой у женщины перед глазами, а потом, когда им дали от ворот поворот, сводили с ней счеты.

Зюнчик, хотя никто не просил, побежал наверх и позвал дядю Лапидиса: пусть идет скорее, мадам Малая зовет.

Клава Ивановна сказала, он ей не нужен, но раз он уже здесь, пусть поговорит с женщинами: Чеперуха и Котляр возмущаются, почему им записали так мало процентов, что они получились на последнем месте.

— Товарищи, — Лапидис прижал руку к сердцу, — Клава Ивановна подтвердит: я предлагал записать вам по сто процентов, но со мной не согласились.

— Ах, — воскликнула Аня, — бедный мальчик, его обидели! Мальчик, сколько вам лет?

Лапидис засмеялся. Котляр закричала, что видит его насквозь и доживет еще, когда его жену выставят на общий позор, как он поступил с ними. Лапидис перестал смеяться, Аня вдруг заплакала, потому что ей было обидно и больно от такой несправедливости: теперь весь двор будет говорить, что они с Иосифом куркули, которые стараются только для себя, а на людей им наплевать.

— Милая Аня, — сказал Лапидис, — завтра вы имеете все возможности стать ударницей, как Степан Хомицкий, и рядом с вашей фамилией повесят красный флажок. Этот флажок будет такой яркий, что его увидят со всех улиц: от Карла Маркса и Ленина до Франца Меринга и Клары Цеткин. И весь двор будет гордиться.

Аня повернулась к Лапидису спиной и заявила, что он подкожный тип, с такими противно иметь дело, и пусть Клава Ивановна прогонит его.

— Зачем гнать? — Лапидис запрокинул голову, как будто смотрит сверху вниз. — Человек должен сам уйти, чтобы его просили вернуться.

— Ах, ах! — вскрикнула Аня. — Держите меня, я падаю в обморок!

Лапидис немедленно подхватил Аню сзади, пропустив руки у нее под мышками до того места, где солнечное сплетение. Аня была так поражена, что вначале не могла вымолвить ни слова. Мадам Малая и Оля Чеперуха, обе, смеялись весело, как будто здесь было что-то смешное. Аня толкнула Лапидиса задом, руки его соскользнули книзу, задержались на животе. Аня на миг оцепенела, потом хорошенько ущипнула. Лапидис отскочил в сторону, первое желание было надавать ему по роже, но Лапидис при всех попросил, чтобы Аня пощадила его, тем более, он ничего плохого не думал, просто хотел помочь женщине, когда она падала в обморок.

Клава Ивановна сказала Лапидису, хватит, надо знать меру, но сама продолжала смеяться. Аня еще сильнее обиделась и набросилась почему-то на Олю, а та ответила ей по-хорошему, что не стоит трепать нервы из-за всякого ге, извините, роя.

— Оля, — Лапидис скрестил руки на груди, — от вас я этого не ожидал!

— Да, — скривила Оля губы, — вам все можно, а мы должны терпеть, как прислуга.

В ответ Лапидис заявил, что теперь у женщин и мужчин полное равенство, каждый выбирает и может быть избранным снизу доверху, сделал при этом грубый жест пальцем снизу вверх и засмеялся, женщины готовы были возмутиться, но в это время доктор Ланда выставил на подоконник свое новое радио СВД-9, и на весь двор загремела песня из картины «Семеро смелых».

Лейся, песня, на просторе!Не скучай, не плачь, жена:Штормовать в далеком мореПосылает нас страна!

— Ой, — застонала Оля, — какие бывают люди на свете. Какие люди!

Клава Ивановна хлопнула ее по бедру: не из-за чего переживать! Но на самом деле она хорошо понимала Олю: Чеперуха пришел вчера в двенадцать часов ночи и перебил всю посуду, такой он был пьяный. В прошлом году над ним устроили товарищеский суд, он дал обещание исправиться, а после этого все пошло по-старому, даже хуже: он каждый день шпынял Олю, как будто она была виновата, что соседям надоело терпеть его штуки. Наоборот, Клава Ивановна сама два раза предлагала устроить новый суд, но Оля отбивалась руками и ногами и еще оправдывала мужа: у него такая тяжелая работа — с утра до ночи гонять по городу с тачкой.