Однорогая жирафа (сборник) - Виктор Сапарин

Возможно, что пилот высадил меня очень точно, в непосредственном соседстве с аэродромом, но мне от этого не было легче. Я видел один фонарь, а остальные, если они и существовали, безнадежно потонули среди метели. Я не знал даже, в каком направлении их искать. От фонаря не тянулось никаких проводов, которые могли бы послужить мне путеводной нитью.

Отцепив парашют и лыжи, я сложил их у столба. После этого я решил предпринять небольшую разведку. Я попробовал продвигаться в разных направлениях до пределов видимости фонаря — дальше отходить я не решался, чтобы не потерять ориентира. Всюду была голая тундра, и ни кустика среди снега.

В конце концов я вернулся к фонарю, боясь потерять и этот ориентир. Прислонившись к столбу таким образом, чтобы он защищал меня от ветра, я обдумывал положение. Очевидно, пилот радировал о моем спуске и меня ищут. Но попробуй найди человека в пургу, когда в двух шагах ничего не видно.

Сколько может продолжаться метель? Сутки? Неделю? Я представил на миг картину: замерзшее тело у фонаря, льющего холодный равнодушный свет всю полярную ночь напролет, и могильный холмик из снега среди арктического безмолвия. Затем передо мной встала другая картина: в ста шагах капитальное здание с натопленной печью, свет, люди… В Арктике можно замерзнуть буквально у порога дома.

Не знаю, какая бы еще картина явилась моему слишком живому, очевидно, воображению, но в дымчатых клубах метели, освещаемых фонарем, показалось вдруг нечто, до такой степени напоминающее обыкновенный московский троллейбус, что я ущипнул себя за руку. Мне показалось, что я уже замерзаю и все, что я вижу, мне чудится во сне.

Нечто большое, сверкающее стеклами и светом, выкатилось из туманной мглы, держа курс прямо к фонарю. Я невольно поднял голову, чтобы посмотреть, нет ли на столбе дощечки с буквой «Т», означающей троллейбусную остановку. На нем действительно была какая-то дощечка. Раньше я ее не заметил, а теперь не успел рассмотреть, так как троллейбус или то, что я принимал за него, уже остановился у столба.

Экипаж действительно походил на троллейбус, только лишенный троллов, поставленный на лыжи и снабженный винтом, вращавшимся сзади.

Некоторое время я стоял, чего-то ожидая и глядя на автоматически раскрывшуюся дверцу. Наконец я понял, что дверца открылась для меня, и полез в электросани. Мне сильно мешали лыжи, которые я счел долгом захватить с собой (парашют я еще раньше обвязал стропой вокруг столба и оставил его так). Наконец я очутился внутри, дверь захлопнулась, пропеллер снаружи образовал сплошной круг, и сани помчались среди снежного вихря.

В электробусе находилось три пассажира. Двое из них продолжали о чем-то беседовать друг с другом, не обращая на меня никакого внимания. Мое появление, очевидно, представлялось им событием вполне заурядным. Третий пассажир, молодая девушка, с улыбкой смотрела, как я барахтаюсь среди вороха имущества, которым снабдил меня заботливый пилот.

— Да вы снимите рюкзак, — сказала она наконец.

Один я в своем меховом наряде выглядел здесь «по-полярному». Прочие пассажиры были одеты в обычные костюмы. Честное слово, сядь я в троллейбус, идущий по улице Горького, я выглядел бы не более экзотичным.

— Куда мы едем? — спросил я девушку.

— Куда вам нужно, — ответила она, смеясь. — Мы ведь специально заехали на аэродром, чтобы вас захватить. Нам сообщили по радио с самолета, и мы заехали за вами, чтобы вам не ждать очередной рейсовой машины. Она придет только минут через двадцать.

Итак, то, что мне представлялось связанным с известным риском и чем я в глубине души гордился, было обыкновенной пересадкой с самолета в электробус!

Нет, не испытать мне здесь опасностей, не замерзнуть в тундре! Не допустят этого… Вообще любителям приключений в Арктике делать нечего. Я снял меховую шапку и вытер платком лоб. Конечно, экипаж отапливался. Мне было очень жарко.

Время от времени в снежной тундре возникал столб с фонарем. На двух или трех остановках вошли новые пассажиры. Водитель вел машину по курсоуказателю с таким спокойным видом, словно ехал по шоссе, хотя сани катили по открытой тундре.

Минут через двадцать электробус остановился у двухэтажного здания с ярко освещенными окнами.

— Приехали, — сообщила девушка.

XV

На крыльце меня встретил широкоплечий человек в кожаном реглане и в шапке-ушанке. Я узнал Геннадия Степановича. Он обнял меня, забрал из моих рук вещи, тут же отдал их кому-то и повел меня внутрь.

Мы прошли просторный вестибюль, затем коридор и очутились в большой квадратной комнате, обставленной так, как того может только пожелать человек, прибывший из столицы.

— Немного удобнее, чем когда мы с вами ночевали, — помните, во время вынужденной посадки? — в благодушном голосе Геннадия Степановича я уловил нотку гордости. — Это у нас для приезжающих.

С удовольствием сбросил я полярное обмундирование. Принял ванну и обрел нормальный человеческий вид. Стоя на ковре, покрывавшем пол комнаты, я причесывался перед большим зеркалом. То и дело по занавескам пробегали световые блики, сменявшиеся тенью. Требовалось некоторое усилие, чтобы представить, что за этими окнами, за опущенными шелковыми маркизами, идет снег, расстилается тундра, хотя и изъезженная электросанями и освещенная фонарями, но все же тундра, а не улица большого города, наполненная движением.

Геннадий Степанович, появившийся снова на пороге, пригласил меня в столовую.

В зале, отделанном резными украшениями из дерева, стояло около дюжины столиков и большой общий стол. На каждом столе в вазах были срезанные живые цветы. Зимой, в тундре, за Полярным кругом!

— Ну, — сказал Геннадий Степанович, когда мы уселись за один из столиков, — За нашу встречу!

И он налил в бокалы розового вина из низенькой пузатой бутылки.

Мы чокнулись.

— Местное, — пояснил Геннадий Степанович.

Держа глоток во рту, я смаковал его, пытаясь определить, что это такое. Какой-то свежестью отдавало вино, которым потчевал меня Геннадий Степанович, и тонким, я бы сказал, естественным благоуханием. Оно было приятно на вкус…

— Между прочим, из морошки.

Я чуть не поперхнулся. Среди сложной гаммы ощущений от вина появилось новое: ощущение что меня слегка надули.

Геннадий Степанович чистосердечно рассмеялся, глядя на мой растерянный вид.

— Ну, ведь морошка не простая, — успокоил он меня. — Сами понимаете, ее столько скрещивали и отрабатывали, как говорится у нас в инженерном деле, что теперь она не уступит и черешне.

Мы выпили еще по бокалу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});