Вернувшиеся - Джейсон Мотт

— О чем он говорит? — спросила Люсиль.

Затем внизу экрана побежала строка: в современном мире так отображалась дополнительная информация. «Президент Соединенных Штатов приказал держать «вернувшихся» под домашним арестом».

— Великий Господи! — побледнев, прошептала Люсиль.

Чуть в отдалении, на шоссе, ревели грузовики. Люсиль и Харольд видели только их контуры, но от этого они не становились фантомами. Вместе с ними город наводняли перемены и новые черты — неизбежные следствия и мрачное постоянство. Машины ревели, словно гром, сотрясая основы Аркадии.

Гоу Юн Пей

Солдаты вывели его из фургона и отконвоировали к высокому серому зданию с квадратными окнами. Оно внушало страх и уважение. Юн Пей спросил, куда они привезли его. Солдаты промолчали, поэтому он перестал задавать им вопросы.

Его провели по нескольким коридорам и оставили в небольшом помещении, в центре которого стояла больничная кровать. Устав сидеть во время долгой поездки, он начал ходить вокруг комнаты. Затем вошли два доктора. Они попросили Юн Пея сесть за стол, после чего подвергли его целой серии медицинских проверок. Они ощупывали и тыкали его тело, измеряли кровяное давление и рассматривали зрачок глаза — причем только один. Пока первый доктор проверял его рефлексы, второй брал кровь на анализы. Все это время он спрашивал их: «Где я? Кто вы? Зачем вам нужна моя кровь? Куда вы увезли мою жену?» Но они отказывались отвечать на его вопросы.

Через несколько часов они закончили свои тесты. Он умолял их прояснить ситуацию, однако они по-прежнему молчали и даже не подавали вида, что понимали его слова. Голый, замерзший и уставший, он чувствовал себя обиженным. С ним обращались как с вещью.

— Вот и все, — сказал один из докторов.

Они ушли.

Юн Пей стоял, прижавшись спиной к холодной стене — обнаженный, дрожавший и напуганный. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Он так и не узнал, куда его привезли. Его жизнью распоряжались незнакомые люди.

— Что же мне делать? — спросил он у пустой комнаты.

Ответом было только молчание, ничем не отличавшееся от безмолвия могилы.

Глава 7

Харольд и Люсиль сидели на веранде. Солнце, раскаляя воздух, стояло в зените, но ветер, временами приходивший с запада, делал жару более сносной. Во всяком случае, старики считали, что окружающий мир вел себя с ними тактично.

Харольд пыхтел сигаретой, стараясь не стряхивать пепел на новые штаны и голубую рубашку, которую купила ему жена. Их обычные споры и шутки сменились беспокойным молчанием. И только Люсиль иногда сердито хмурилась и бросала тяжелые взгляды на штаны супруга.

Эта напряженность овладела ими с того момента, как «вернувшимся» приказали сидеть по домам. Примерно в то же время исчезло семейство Уилсонов. Пастор говорил, что ему ничего не известно о них, но у Харольда имелось особое мнение. Последние несколько недель Фред Грин не давал им покоя. Он извел всех жителей Аркадии своим нытьем по поводу Уилсонов. Его возмущало, что «вернувшимся» позволили жить в церкви.

Харольд часто вспоминал, каким Фред был раньше. Однажды семейство Грин пришло к ним на воскресный ужин, и Люсиль попросила жену Фреда исполнить одну из ее чудесных песен. Мэри стояла посреди гостиной и пела высоким красивым голосом, а Фред сидел и смотрел на нее, словно ребенок, который наткнулся в ночном лесу на сверкающий огнями карнавал.

Она умерла от рака груди. Болезнь Мэри развилась в том юном возрасте, когда никто не думает о проверках на наличие подобных вещей. Здесь не было чьей-то вины, но Фред воспринял это как личное оскорбление. С тех пор он перестал быть тем человеком, который в трагический день 66-го года пробирался вместе с Харольдом через густые кусты, выискивая пропавшего мальчика.

Порывы ветра приносили с собой рев грузовиков и грохот тяжелых механизмов. На территории школы, в самом сердце Аркадии, возводился лагерь временного содержания. Для семейной пары это был такой же несомненный факт, как обещание жениха.

— Что, по-твоему, они строят? — спросила Люсиль, латая одеяло, которое зимой порвалось в нескольких местах.

Теперь пришла пора чинить и обновлять изношенные вещи.

Харольд пыхтел сигаретой и наблюдал за Джейкобом, который игриво бегал в кружевной тени высокого дуба. Он что-то напевал себе под нос, но Харольд не знал этой песни.

— Что, по-твоему, они строят? — спросила Люсиль, повысив голос.

— Клетки, — ответил ее муж, выпуская изо рта клуб серого дыма. — Казармы и клетки.

— Клетки?

— Для мертвых.

Люсиль перестала обшивать заплатку. Она опустила одеяло на пол веранды и аккуратно сложила в коробку швейные принадлежности.

— Джейкоб, милый?

— Да, мэм.

— Сходи во двор, детка. Осмотри те кусты у магнолий. Возможно, ты сможешь собрать там пару горстей ежевики. Это будет твоим лакомством после ужина. Согласен?

— Да, мэм.

Получив задание от матери, мальчик превратил свою палочку в рыцарский меч. Он издал боевой клич и побежал к магнолиям на западном краю участка.

— Оставайся около кустов, чтобы я все время могла тебя видеть! — закричала Люсиль. — Ты слышал меня?

— Да, мамуля, — ответил Джейкоб.

Он уже штурмовал магнолии своим воображаемым мечом. Ему редко разрешали отклоняться от строгих норм поведения — даже чуть-чуть. Поэтому он любил такие мгновения свободы.

Люсиль встала и подошла к перилам веранды. На ней было зеленое платье с белым подшитым воротником. На рукаве поблескивали дюжины заколок — она считала их незаменимой помощью в домашнем хозяйстве. Седые волосы были подвязаны в «конский хвост». Несколько выбившихся прядок падали на брови. Ее бедро болело от долгого сидения в кресле и от предыдущих игр с сыном. Она со стоном потерла больное место и, расстроенно вздохнув, опустила руки на перила.

— Мне не нравится, как ты называешь их, — посмотрев на землю, сказала она.

Харольд затянулся сигаретой и выпустил дым на каблуки своих ботинок. Когда последний глоток никотина покинул его тело, он нехотя ответил:

— Ладно, я больше не буду говорить о мертвых. Если хочешь, начну называть их «вернувшимися». Хотя мне не понятно, чем это слово лучше остальных. Ты хотела бы называться «вернувшейся»? Словно какая-то чертова посылка?

— Ты мог бы называть их людьми.

— Но они не…

Взглянув в глаза жены, он понял, что сейчас ему не следовало озвучивать подобные мысли.

— Просто они… несколько уникальны, вот и все. По такому же принципу мы называем кого-то республиканцем или демократом. Или объединяем людей по группе их крови.

Он потер подбородок и удивился недельной щетине. Как он мог забыть о ежедневном бритье?

— Короче, — стараясь не думать о щетине, продолжил Харольд, — нам все равно придется называть их как-то. Чтобы знать, о ком мы говорим.

— Они не «мертвые». И не «вернувшиеся». Они люди. Как видишь, все просто и ясно.

— Ты должна признать, что они особая группа людей.

— Харольд! Он твой сын!

Старик посмотрел ей в глаза.

— Мой сын умер.

— Нет! Не умер! Он там! У кустов!

Она указала пальцем на фигуру мальчика.

Наступило молчание, которое нарушалось лишь порывами ветра, звуками отдаленной стройки и легким постукиванием, когда Джейкоб бил палкой по стволам магнолий, росших на краю канавы.

— Они строят для них клетки, — сказал Харольд.

— Наше правительство не опустится до такой жестокости. Да, пока мы не знаем, как с ними поступать. Их становится все больше и больше. Куда бы ты ни повернулся, везде они. Поэтому растет количество бунтарей и воинственных идиотов, которых показывают по телевизору. Но истина заключается в том, что мы ничего не знаем об этих Божьих существах.

— Раньше ты говорила иначе. Называла их «дьяволами». Помнишь?

— Это было раньше. С тех пор я поумнела. Господь показал мне ошибку закрытого сердца.

Харольд фыркнул.

— Черт! Ты говоришь, как их фанатики на телешоу. Те люди, которые хотят объявить их святыми.

— Они воссозданы чудесным образом.

— Они не воссозданы, а заражены. Какой-то жуткой болезнью. Иначе, почему правительство велело им сидеть по домам? Почему, по-твоему, в нашем городе строят лагерь с клетками? Я видел это собственными глазами, Люсиль. Прямо вчера, когда поехал в Аркадию за продуктами. Везде, куда ни глянь, вооруженные солдаты, военная техника и ограды. Неприступные стены тянутся на несколько миль. Грузовики подвозят бетонные плиты. Их выгружают штабелями на площадках. Каждый солдат, не стоящий в карауле, возводит ограждения. По десять футов в высоту. Из прочной стали. По верху идет колючая проволока. Они окружили стеной всю территорию школы. К зданию не подойти. С тех пор как президент выступил с речью по телевидению, уроки там отменены. Похоже, правительство решило, что в нашем маленьком городе не так уж много детей — что, кстати, верно. Поэтому они считают, что мы можем использовать для школы другое помещение. А старое здание они превратят в лагерь смерти.