Записки репортера - Алексей Мельников

обществе лжецов.

Молчал. Словечка вставить не пытался,

И не заметил сам в конце концов,

Как, не сказав ни слова, изолгался».

Эти на редкость актуальные, честные, смелые, если не сказать взрывоопасные как для прошлых, так и для будущих режимов строки принадлежат тому же самому человеку, что убаюкивал и тешил своими добрейшими стихами несколько поколений советских и российских малышей:

«Спит будильник. Спит звонок.

Просыпается щенок.

Просыпается и лает,

Снов приятных нам желает…»

А вот абсолютный детский хит, с которым выходил из малышового возраста в бесконечный мир знаний практически каждый гражданин нашего отечества:

«Как хорошо уметь читать!

Не надо к маме приставать,

Не надо бабушку трясти:

«Прочти, пожалуйста! Прочти!»

Не надо умолять сестрицу:

«Ну почитай ещё страницу!»

Не надо звать,

Не надо ждать,

А можно взять и почитать!»

Вот именно: почитать эти и множество других талантливейших сочинений – незаслуженно забытого земляками, великого русского поэта Валентина Берестова. Родившегося в Мещовске, учившегося в Калуге и шагнувшего из неё в большую литературную жизнь. Та поставила его вровень с такими гигантами русской литературы (ставшими поначалу его первыми учителями), как Корней Чуковский, Агния Барто, Самуил Маршак. Хотя к детским поэтам Валентин Дмитриевич причислял себя с большой неохотой, резонно замечая, что поэты делятся на плохих и хороших. И если эти стихи нравятся ещё и детям – то это замечательно. Но вот, если стихи и мысли поэта не по вкусу некоторым взрослым, тогда…

Живу я в Калуге на улице Пролетарской, и из моих окон виден двор, в котором до войны стоял дом семьи Берестовых. Дом, конечно, не сохранился – теперь на углу Герцена и Пролетарской  детская площадка с качелями, горкой и прочей оснасткой для малышовых развлечений. Сколько раз подмывало подойти к мамашам барахтающихся в снегу карапузов и спросить, знают ли они, что играют во дворе дома, где зарождались бессмертные и любимые с детства строки: «О чём поют воробушки в последний день зимы?..» Всякий раз, проходя мимо, порываюсь спросить, но не решаюсь. Просто потому, что не хочу лишний раз разочаровываться. Ответ юных калужских мамаш известен заранее.

Здесь же неподалёку, в 14 калужской школе (тогда – железнодорожной) будущий великий поэт учился в предвоенные годы. Только недавно при входе в неё появился стенд, где в числе прочих любопытных фактов из школьной летописи был упомянут и тот, что в её классах сидел за партой Валентин Берестов. До этого никаких опознавательных знаков принадлежности сего учебного заведения к судьбе великого поэта не обнаруживалось.

Пробовал поинтересоваться в администрации школы: почему? Пожали плечами. Хотя вспомнили, что родственники поэта (обратите внимание: именно родственники, а не сам город) не раз предлагали чуть ли не за свой счёт установить на здании школы мемориальную доску Валентина Дмитриевича. Но вопрос якобы всякий раз вяз в бюрократическом болоте. По версии школьной администрации, согласование для установления мемориальной доски требовали чуть ли не на уровне губернатора Артамонова. Удалось ли его получить или нет – неизвестно. Но воз и ныне там.

Впрочем, к исходу «второй оттепели», в 2000 году, Валентину Берестову было присвоено (посмертно) звание Почётного гражданина Калужской области. Но это была инициатива прежнего губернатора, либерала и просветителя, радетеля культуры и искусств –  Сударенкова. По сути одно из последних его деяний на губернаторском посту – отдание долга памяти великому поэту-земляку. С тех пор особых упоминаний о взаимосвязи Калуги с прославившим её выдающимся литератором в области не отмечалось.

Если вы спросите, есть ли сегодня в Калуге школа имени Валентина Берестова, детский сад, библиотека, внеклассный кружок, не говоря уже об улице, носящей имя Валентина Дмитриевича, то ответ будет отрицательным. Нет таких школ, детских садов, кружков, библиотек и улиц.  И памятников, конечно, тоже нет. Видимо, потому что для «монументализации» область отыскивает персонажи куда более актуальные и политически выверенные: маршалов, царей, императриц и даже недавно обсуждала перспективу восстановление памятника генералиссимусу.

Тому самому, которому интеллигентный Берестов придумал универсальное прозвище, вполне отвечающее характеру деяний оного – «сатанаил», точно передав ощущение тихой жути репрессий в своём знаменитом стихотворении «Товарищ Ракитов». А манере режима обращаться с вольнодумцами (конкретно – писателями Синявским и Даниэлем) даже посвятил в середине 60-х отдельное четверостишие:

«Поздно ночью КГБ

Не ко мне пришло. К тебе!

За тобой, а не за мной!

Слава партии родной!»

Область Калужская сегодня чтит литераторов несколько другого толка. В числе кумиров высших областных начальников есть и Проханов, и Поляков, и Мигранян, и даже байкер Хирург, недавно изданное в Калуге жизнеописание которого со товарищи пользуется большой популярностью среди местного актива.

Казалось бы, предвидя будущее шествие своей страны в историю пятками вперёд, Валентин Берестов, довольно трезво продиагностировал такого сорта «диалектику»:

«Кто поезда на полустанке ждёт,

Глядит назад, мечтой летя вперёд.

Да, все до одного туда глядят,

Хоть никому не хочется назад».

Впрочем, временное путешествие в обратное с целью его, это самое обратное, слегка «подкорректировать», сегодня уверенно вошло в политический обиход. Что также могло бы расходиться с научными взглядами честного и высокопрофессионального (кстати, с дипломом истфака МГУ) историка, коим был Валентин Дмитриевич Берестов.

Трудно представить, как бы, скажем, нынче отреагировала местная «историческая наука» на слова своего знаменитого земляка относительно роли западных (конкретно – литовских) «чужеземцев» в становлении культурных и политических традиций на нынешней земле Калужской. В том же – Мещовском крае. «История Мещовска на протяжении его литовского века, конечно же, была интересна и поучительна, – признавал к своей книге воспоминаний Валентин Берестов. – Мы связываем нашу историю лишь с Владимирской и Московской Русью. А как насчёт отвергнувших ордынское иго новогородских и псковских демократов и смоленских подданных Литвы? Или они не русские и ничего не создали для России?»

Понятно, что в «суперновейшей» истории России такие взгляды – чистая крамола. Рассуждать о благоприятном влиянии «западников» на «святую Русь», или вступаться за некие «новогородские демократии», которые вознесённый нынче на монумент Иван Грозный   «в государственных интересах» потопил в крови и сварил в кипятке – почти измена.

Как и не совсем бы поняли сегодня в «раскручивающей» Великое стояние до уровня госпраздника Калуге взгляд Валентина Берестова на то, что произошло в 1480 году на реке Угре:

«Но вот мороз, Угра ледком покрыта.

Но кровь ничья не обагрила льда.

Последней схватки, битвы знаменитой

История лишилась навсегда.

Орда уходит в ночь. А наши ратники,

Всяк жив-здоров, доспехи аккуратненьки,

Под бабий смех плетутся в стольный град.

Без крови, без могил конец неволе.

А кровь