Разный Достоевский. За и против - Сергей Александрович Алдонин

Зосима.

Итак, не нужно никаких законов, преобразований и мер для устранения страданий; нужно только разрушить ту иллюзию и ошибку людей, по которой они считают страдания чем-то дурным, неприятным, и уверить их, что страдания составляют благодеяние и счастье; нужно не устранять страдания, а только утешать страдающих и убеждать их в прелести и пользе страданий. А этого легко можно достигнуть одними словами без дел, одними поучениями и проповедями, особенно еще если произносить их от имени высшего авторитета. Возьмем, например, такой, случай из действительной жизни. Деревенская баба, едущая в железнодорожном поезде, потеряла свой билет и ревет из-за этого благим матом. Ее сосед, полумужик, полукупец, начинает утешать ее в страдании и говорит: «Э, тетка, полно убиваться из-за билета, купишь другой, вот как придет кондуктор; чать у него еще не все вышли». На это страдалица с ожесточением отвечала: «Тебе хорошо покупать, что у тя мошна-то набита, а я с чем вернусь назад, коли последние истрачу на билет; ведь мне и от машины-то до деревни в силу пешком пойти». Но, очевидно, это был неискусный утешитель. Если бы в поезде был о. Зосима, он непременно утешил бы бабу и убедил бы ее, что потеря билета есть благодеяние для нее. Помните, как он утешал бабу, лишившуюся сына и ужасно страдавшую, и с каким веселием она ушла от него, приговаривая: «Сердце ты мое разобрал». Нужно, впрочем, сказать, что подобного рода утешения не всегда удаются. Был, например, такой случай. В деревне летом среди дня случился пожар. Одна старушка вдова, жавшая в поле с детьми рожь, прибежала в деревню, нашла на месте своей избы только дымящуюся груду пепла да остов печки и разразилась горькими, раздирающими душу рыданиями. Бывший на пожаре духовный отец ее с жалостью и «проникновенно» сказал ей: «Ах, раба божия, какие ты горькие слезы проливаешь из-за благ тленных и земных, а небось о благах нетленных и небесных и думать позабыла, а тебе бы в твоих летах наипаче следовало бы думать об них». Но нераскаянная старуха игнорировала эти утешения, прикинулась, точно как будто не слыхала их, и продолжала рыдать. Впрочем, может быть, и здесь был неискусный утешитель, не такой, как Зосима.

Когда таким образом люди убедятся, что страдания – это иллюзия, мирской предрассудок, что в сущности они благотворны и в них заключается наше благосостояние, тогда половина дела будет сделана, человечество станет наполовину счастливым. Не будет страдальцев и страданий; можно будет похерить одну половину задачи друзей человечества и все их законы и меры, рассчитанные на уменьшение суммы страданий. Остается другая половина задачи – удовлетворение потребностей. И здесь аскетизм решает вопрос проще и скорее. Нужно заботиться не об удовлетворении потребностей, а об ограничении и подавлении их, вообще об обуздании своих пожеланий. Вот как убийственно критикует старец Зосима нынешние мирские порядки на этот счет.

«Мир говорит: имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай, – вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение (?) и духовное самоубийство, а у бедных – зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали. Уверяют, что мир чем далее, тем более единится, слагается в братское общение, тем, что сокращает расстояния, передаст по воздуху мысли. Увы, не верьте таковому единению людей. Понимая свободу как приумножение и скорее утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желания, привычек и нелепейших выдумок. Живут лишь для зависти друг к другу, для плотоугодия и чванства. Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такою необходимостью, для которой жертвуют даже жизнью, честью и человеколюбием, чтобы утолить эту необходимость, и даже убивают себя, если не могут утолить се. У тех, которые небогаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей и зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут» (I, 492).

Очевидно, что удовлетворение или насыщение потребностей, к которому стремятся мирские друзья человечества, есть принцип ложный в своем основании и в результате приведет только к антропофагии. Гораздо надежнее противоположный принцип монастырского аскетизма. Человек должен стремиться к ограничению своих потребностей; лишние и ненужные потребности нужно «отсекать от себя», учит Зосима, и нужно освобождаться «от тиранства вещей и привычек». Попросту говоря, протягивая ножки по одежке, и каким потребностям ты не можешь удовлетворить, тех и не имей, те и подавляй; с этим правилом будешь вечно доволен и счастлив. Это правило несомненно улучшит и все общественные отношения. Вот, например, фабрикант сбавил рабочим плату на 50 %. При нынешних мирских порядках это обстоятельство вызывает страшную кутерьму, целый ад диких страстей; рабочие волнуются, негодуют, устраивают стачки, вызывают вмешательство полиции и суда, и всем этим еще усугубляют свое горькое положение; фабрикант терпит убытки; промышленность страдает. Но если вы в подобных случаях обратитесь за помощью не к внешней силе, не к закону и его внешним представителям, полиции и суду, а к силе внутренней, к нравственному закону, от природы написанному в сердце и совести и подкрепляемому верою в высший авторитет, и к внутренним духовным его представителям, инокам и старцам, то дело устроится наилучшим образом и к общему удовольствию.

Вообразите в самом деле, что в среде тех рабочих находится вожак их, закадычный друг Алеши, ревностный ученик и последователь старца Зосимы, каждый праздник внимающий его беседам. Он является на сходку недовольных рабочих и начинает развивать им теорию старца. «Хозяин, мол, братцы, сбавил нам плату; ну, и бог с ним, нас от этого не убудет. Нам будут давать меньше денег, но и их будет за глаза довольно, если мы перестанем тратить их на разные гармонии, на распивание чаев в трактирах, на самые эти папироски и цыгарки, если бросим пить пиво по портерным и водку по кабакам. Прежде мы съедали в день по два фунта хлеба, а теперь будем есть по одному и отлично останемся живы. Вон старец Зосима в двое суток съедает всего только одну просвирку, а он такой же человек, как и мы. Я сегодня был у него; он вам посылает свое благословение и вот эту просвирку, из которой вынута частица за здравие ваше. Стало быть, если рассуждать по правде, по-божьему, то наш хозяин и хорошо сделал, что сбавил нам плату; теперь между нами будет