Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

class="p">Околоточный (179) уверяет, что ждут Царя завтра. Поезда в Финлянд[ию] и обратно задержаны в

Левашове (180) рабочими.

От Теси тел[ефонный звонок в] 6 ½. «Мол люди с ума сошли. Бегают везде, не боятся, интересуются[»]. Николай (181) говорит, что вломились в Мин[истерство] внутренних дел, искали

Протопо[по]ва. Не нашли. Будто бы его сменили и кого то назначили (Алексеева?). Разгромили

комендантское управление (182). Требуют перемены правительства, тогда все успокоится. Дума, хотя

распущена, но заседает, оберегаемая войсками. Гуляла, расспрашивала, отвечали любезно.

7 ч[асов]. Мордвинов сообщает, что полная победа мятежников, они владеют всем местом и

защиты никакой. В Собрание заходят, попугали, но ничего не раззорили. Жильцы в ужасе, но не

тронуты. Мордвинов сидит в 6-ом этаже, внизу все заперто. Лежит несколько раненных. Горит

Окружной суд, или завод. Будто бы пожарных прогнали.

9 час[ов]. Надя. Знает от Шидловских. Все министры подали в отставку. Протопопов удрал в

Ставку (183). Дума заседает, выбрано временное Правительство (184), во главе неясно кто – может

быть Родзянко. Выпущены политические, с ними Хрусталев-Носарь (185), который прямо отправился

в Думу. Обещают завтра водворить спокойствие. По улицам еще стреляют. – Взят Богдад (186).

Ник[олай] Ил[иодорович] (187) был в Думе – вернулся.

Теся: у нее перед подъездом стрельба. Части полковые на обратном пути встречены пулеметным

огнем из-под ворот, смятение, ужасно страшно. Андрей Шув[алов] телефонирует, что в Ставку послан

ультиматум с требованием ответственного министерства. Министры вышли в отставку – сукины

дети [176].

Маруся Шидл[овская]

«Нас уже нет!» Извещение Голицына Родзянке, по поводу отставки министров [177].

10 ч[асов]. Появление Люлика и Захарьина (188) пешком из Новой Деревни (189), куда попали на

узкоколейной из Шувалова (190).

В толпе были с Каменностровского (191). Настроение скорее хорошее, есть элемент

успокаивающий, объясняющий публике, что в среде их хулиганы, которые мешают делу и которых

следует усмирить.

Полковник Георгий Павлович Захарьин инженер, строитель части Рев[ельской] крепости (192), теперь будет строить электрическую станцию на Иматре (193) для использования этой силы в

Петрограде. Половина этой силы, которую можно там получить, достаточна, чтобы весь Петроград

заменил уголь электричеством: и заводы, и освещение и трамваи. До сих пор, 10 лет, ведомства

спорили, кому предоставить пользование этим богатством [178]. Благодаря войне, могло [179] это

забрать в свои руки военное ведомство и принимается за работу [180].

По знакомству телефонировал к министру Кригеру (194), который сообщил, что Родзянко

председатель Совета министров (195).

Маруся говорила, что обещают завтра привести город в порядок.

28-е. Февраля. С утра телефон не действует. Слышали в аппарате, что барышня сообщала:

«Пожалуйста не звоните, телефон временно приостановил действие».

Сидим в бесте (196). Погода чудная, на улице публика гуляет. Ездят моторы, полные солдатами, с

оружием и без оного, свистят, кричат и стреляют на воздух, под красным флагом. Так-же моторы под

Кр[асным] Кр[естом]. Этим иногда кричат «Ура».

В 3-ем часу телефон заговорил [181] и удалось переговорить со всеми. Все тоже. – Появились у

всех газеты «Известия» (197) с телеграммами и [182] думскими известиями. В 4 часа появление толпы

на лестнице. За дверью слышно, что идут в 1-ый №. Дверь открыли – человек 20 хотят оружие. Мая, Сандра и Люлик вступили в переговоры. Хотят войти, дайте ружья.

Сандра [183] принесла [184] старые винтовки, дайте револьвер. Люлик говорит у меня свой, как же без

револьвера на фронт мне ехать. «Мы вам ваш оставим, дайте другой». – «Больше нет». – «Ну, патроны». – «Вот только австрийские, – Если дадим, так уйдете?» – «Уйдем». – «Честное слово?» –

«Честное слово». – «В Бога веруете?» – Крестится старший, в папахе и с револьвером в руке. – Слегка

пьяны. Один с Георгием (198). Я ему говорю, вот ты был на фронте и вот сын мой тоже на фронте. –

«Да, ты, мамочка, не беспокойся, мы за порядок, за свободу, вот Родзянко, что пишет». – «Мы

Родзянку знаем хорошо». – «Ну вот и отлично». – Сандра принесла патроны, они и ушли. Еще хотели

войти, Люлик не пустил в квартиру. «Нельзя беспокоить старого генерала, пусть один войдет». –

«Одного пустить не можем». – Сандра объясняла, что сестра милосердия и их трогать не будет, только

уйдите.

Наконец ушли, только говорят, [«]заприте двери, заприте двери» – настаивают. Верно боялись, что

сзади будут на них стрелять. Они жаловались, что стреляют на них из 4-го этажа и они потому

вооружаются. Уходя поцеловать хотел руку Сандре.

Вечером только телефон от бар[она] Вольф (199), что у них было ужасно. Искали по зданию

пулемет, стреляли на дворе и т[ак] д[алее].

1-ое. Марта. Как будто проблески начинающегося введения порядка. 2-ой № «Известий», напечатанный в типогр[афии] «Нового времени». Речи врем[енного] Комитета (200) к войскам и

сосредоточение войск к Думе. Приказы о созыве офицеров. Получать пропуски от Думы, в

Оф[ицерском] Собрании. Леконария (201) собирается к нам: Гвоздон[ский] (202), Гагенмейстер (203), Павел Григ[…] (204). Этот не успел уехать, но Морской Г[енеральный] Штаб (205) функционирует

вполне, распоряжения толковые и сговорившись с Г[осударственной] Думою. Части примыкают в

полном порядке, с офицерами. Калинин (206): «На Невском встретил флотский экипаж, во главе

командир и офицеры, с музыкой шли к Думе, с кр[асными] значками. Хабалов, якобы, с 400

чел[овеками] попал в Адмиралтейство (207), где отстреливался. Григорович (208) предложил команду

эту распустить, а Хабалов куда-то скрылся».

Приходил Григорьев (209), директор корпуса (210), рассказывал о посещении вчера, три раза, забастовщиков, искали, как у нас, оружия; – не взяли, убедил, что у него игрушки 4-х линейные.

Третий раз помирились на чае с хлебом.

Гагенмейстер винит полицию, что зря отстреливаются, потому за ними гоняются. Переодеваются в

офицерск[ую] форму. Обстреливали сегодня Андр[еевский] собор (211) и Нем[ецкую] кирку

Михаила (212), будто там сидят городовые. В Думе арестованы Штюрмер, Курлов (213) (он вышел в

отставку для виду и все же остался у дел), […] тоже сидел, но его выпустили, так-же директора 2-ого

корпуса (214) Линдбер (215), по ошибке туда свезен, но возвращен домой.

Идет борьба между сторонниками Г[осударственной] Думы и ее Комитета, которые т[ак] сказать

«белые» и социал-дем[ократами], союзом рабочих деп[утатов] (216) – «красные». По-видимому пока

действуют за одно для водворения порядка.

Заводы дали гудка – есть надежда, что становятся на работу. Прошел целый 180 полк (217), рядами, но много безоружных. Телефон от Лили, будто Царь приехал вчера вечером и увез семью в

Ставку (218). Это лучше, слухи, что в Царском не спокойно (219), 4-ый баталион (220) пришел сюда.

Разговор,