Без объявления войны - Сергей Ким

Солдаты уносили с поля боя убитых, ранеными же сейчас занималась команда военлекарей. Быстро осмотрев раны бургомистра, молодой сержант с красной повязкой на рукаве, оттянул ему веко, спросил, не мучают ли его тошнота или головокружение. Получив отрицательный ответ, лекарь, по-быстрому заживив царапины, сунул в руки Осипа маленькую бутылочку из тёмного стекла, со строгим наказом лежать спокойно, но если боли в голове появятся, выпить лекарство.

Бургомистр остался лежать там же, где и упал, рядом с ним был и Евстафий. Маг, после ураганной схватки, потерял все силы и сейчас был не способен бросить даже самое слабое заклятье.

И снова в голову Осипа начали приходить мрачные мысли.

Теперь, после гибели всех высших командиров, самым старшим офицером в крепости оказался Евстафий, но реального опыта командования обычными войсками у него не было. Капитаны полиции и Тайной Стражи тоже являлись специалистами только в своих областях, поэтому самыми старшими из "настоящих" солдат в форте оказались лейтенанты-полусотники.

Вот так-то.

И как теперь с этими "офицерами" строить планы по организации обороны — непонятно…

К бургомистру и магу подошли рекомые полицмейстер, особист, и присоединившийся к ним отец Пётр. Лицо Волеслава, казалось, заострилось даже ещё больше, чем на совещании, Альберт был откровенно бледен и нервно сжимал рукоять полицейского гладиуса, епископ беспрерывно бормотал себе под нос молитвы.

— Ну, что, господа? — мрачно проговорил Волеслав. — Что теперь будем делать?

— Честно? Понятия не имею, Волеслав Геннадьевич, — глухо ответил Евстафий. — Но придётся воевать, в меру наших скромных возможностей…

— А вы что-нибудь, кроме общего курса тактики немагических подразделений помните? — саркастически спросил особист. — Я вот лично нет. Не мой это профиль.

— Да и не мой, — маг в очередной раз закашлялся, и хриплым голосом продолжил. — Но другого-то выхода нет…

И вот тут в голове у доселе молчавшего Осипа словно бы взорвался огнешар — он знал, знал, кто им может помочь!.. Совсем недавно бургомистру пришла кляуза на одного человека, и как раз он мог им всем сейчас помочь… Но это было сопряжено с большими, просто огромными проблемами для всех участников, и конкретно для бургомистра…

Шеин очень страшился такого решения, решения, всю ответственность которого придётся брать на себя. Но безопасность родного дома и риск потерять собственное благополучие всё же перевесил…

— Г-господа… — неуверенно начал бургомистр, и тут же стушевался, когда взгляды всех присутствующих скрестились на нём.

Безуспешно пытаясь унять дрожь во всём теле, он срывающимся от волнения голосом продолжил:

— Господа, я знаю, кто может нам помочь…

* * *

— Не уверен, что это хорошая мысль… — недовольно пробурчал Волеслав.

— Да это вообще бред! — взорвался полицмейстер. — Причём преступный бред! Я категорически против!

Бургомистр внутренне сжался в комок — Альберт его уже давненько недолюбливал, но в открытую конфликтовать не решался. Но сейчас он, похоже, решил, что подходящий для конфликта момент настал, тем более что предложение Осипа касалось его сферы ответственности.

— …Но ничего лучшего у нас на примете всё равно нет, а если эта идея сработает, то получится очень даже неплохо… — закончил свою мысль особист.

Полицмейстер аж поперхнулся от гнева.

— Да вы понимаете, на что вы меня вообще толкаете?! — заорал Альберт, потрясая сжатыми кулаками. — Это же должностное преступление!

— Всю ответственность я беру на себя, — тихо, но решительно произнёс Шеин, сам себе удивляясь — и откуда взялась такая уверенность?

— У вас нет таких полномочий, — отчеканил красный от ярости полицмейстер. — Я отказываюсь участвовать в этой… этой авантюре! И вам не советую!

Волеслав внимательно посмотрел на разбушевавшегося Альберта, и глаза особиста нехорошо сузились. Он уже открыл, было, рот для ответной отповеди, но Волеслава опередил молчавший до сего момента епископ.

— Ты бы, брат мой, поменьше говорил и побольше делал, — прогудел отец Пётр. — А то, как подношения от паствы получать — так первый в очереди, а как решение судьбоносное для защиты Родины принять, так в кусты…

— Короче, заглохни, Альберт, — внезапно заговорил Евстафий. — Как старший по званию приказываю. Или арестую и разжалую за саботаж и подрыв боеспособности в военное время.

Альберт заглох. Даже проглотив запанибратское обращение — слишком уж крутой нрав был у боевого мага.

— Так, что сейчас-то будем делать, братья? — спросил епископ, задумчиво поглаживая бороду. — До рудников-то путь неблизкий…

— Будем придерживаться планов полковника Аверина. — ответил Евстафий. — Я с полицмейстером пока что соберу здесь всех, способных держать оружие, а тем временем вы, с бургомистром поедете на Синегорские рудники. Сейчас я выправлю вам грамоты на подтверждение чрезвычайных полномочий и отряжу вам отделение солдат для эскорта, — прикрыв глаза ладонью, маг посмотрел на солнце. — Времени у нас мало, так что в дорогу отправитесь сразу же, как только получите документы.

* * *

Империя Рарден, исправительный лагерь Синегорск, 2 июня 1607 г. от Р.С.,14:32

Медный карьер гигантской спиралью ввинчивался в каменистую землю острова Монерон. На его вершине оцеплением стояли изнывающие от жары бойцы охранных войск, но тем, кого они собственно и охраняли, было куда хуже.

Сотни заключённых, в отличие от вертухаев, не просто стояли без дела, а размеренно ломали породу, содержащую стратегический металл. Среди множества фигур, одетых в чёрно-белые полосатые лагерные робы, совершенно посторонним элементом выделялся один-единственный человек в нетюремной одежде.

Аристарх Морозов раз за разом долбил кайлом твёрдый, неподатливый камень. Пот заливал глаза, отчаянно хотелось пить, руки словно бы налились свинцом, но он всё продолжал работать и работать, как заведённый, давая фору даже молодым.

Никто не обязывал Аристарха делать это — его приговором являлось изгнание, а не каторга. Но день за днём, год за годом он приходил на этот карьер, и работал, работал наравне со всеми. Слишком много его соратников было здесь, и Морозов чувствовал вину за свой излишне мягкий приговор.

Аристарха даже уже давным-давно перестали обыскивать охранники на входе — ему верили. Морозов когда-то давным-давно дал слово, что не поможет никому из заключённых в побеге и не пронесёт ничего запрещённого. Даже лагерные вертухаи понимали, что Морозов никогда не нарушит его — слово офицера и дворянина было для генерала превыше жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});