Отраженье багровых линз - Илья Буров

парнем раненым. Ну, мы по протоколу обшманали их, раненого к доктору, а с Аристархом твоим беседу вели до разъяснений. Искал он чего-то, не помню. В тетради отчётной смотреть надо. — Лапища махнула куда-то в сторону. — Старшина оформил его временно, как ополченца. По началу не доверяли, ясное дело, ходил, искал всё, расспрашивал, без дела слоняясь. Потом, видимо, договорился о чём-то с председателем нашим, начали ему поручения давать: в дозорах стоял, по хозяйским вопросам выручал. Приставили затем его к нашему радиолюбителю, как подручного. Смастерили они радиостанцию, запустили в трансляцию запись о помощи, о которой твой человек из Нижневартовска говорил. Слушали всем посёлком, представляешь? — Добро усмехнулся Иван. — Пропал он через сутки, Антох… ветреным оказался. Видел бы ты горюющего по товарищу радиолюбителя… Как-то спрашивал я председателя по этому поводу, а тот мне: “Не волнуйся, всё хорошо. Он ушёл. Получил за помощь поселению искомые координаты и ушёл с отрядом добровольцев для обеспечения безопасности.”

Демьян помедлил, взяв недокуренную цигарку. Обдумал. Вернул в блюдце.

— Ребята должны были вернуться, рассказать. — Продолжил он. — Но стало не до этого… сам знаешь про хворь. Первые вспышки были с севера посёлка. Мы огородили всё, вели дежурства, держа здоровых на расстоянии и от нас, и от образовавшейся зоны… не помогло… передохли…

Впалые, глядящие в пустоту глаза. Взгляд потерявшего смысл человека. Человека мёртвого внутри.

— Там и сейчас эта дрянь ходит… — Молвил сосуд. — Даже не думай туда соваться.

***

Иван Семёнович настолько крепко спал на печи, похрапывая, что будь я в его комнате над ухом с этой скрипучей койкой, он не шевельнул бы и волосинкой на усах. Мне же удалось проспать часа три от силы. Начинало светать, когда я проснулся от ощущения, что кто-то сверлит меня своими окулярами. Багрянцами.

Бесстыдник не торопился выйти на контакт с нашим новым знакомым. Он подслушал весь разговор, дождался, пока все погрузятся в крепкие сновидения, и пробрался в дом. В выделенную мне комнату. Сказать, что Демьян такой же лгун, как и я. Он прочитал всё, что было адресовано Семёновичу.

«Я не верю!»

— Да ты подумай, дурья ты башка! — Пытался вразумить тот, тыча пальцем в резину противогаза. — Он же брешет! Вспомни ваш разговор и сопоставь с найденным. Проснись, наконец, пораскинь мозгами!

Как можно было пораскинуть мозгами после ужасного сна на протяжении суток? Ещё эта бурдень…

— Вспомни! — Не церемонилась с храпящим через стенку кабаном морда. — По отчётной тетради твой отец вышел на дозорных июньской ночью, а этот боров говорит майским днём!

И правда… как я так профукал? Чуть взвесив, я стянул с тумбы раскрытый дневник: «Ещё он ошибся с целью. В тетради «поиск безопасного места», а Демьян утверждает о поиске то ли предмета, то ли координат.».

— Именно! — Тыча уже в меня, прогудел хобот. — Да ещё и речь шла о радиолюбителе, недурно сработавшемся с Аристархом. Кем же он мог быть? — Саркастично.

«Огнев Матвей»

— Явно не подходящий под описания борова…

Он был прав. Мои глаза ещё лениво разлипались, но разум утверждал это однозначно. Но зачем этому грузному мужчине мне врать? Врать незнакомцу… как и я. Предосторожность? Реальное желание что-то скрыть? Или человек в силу возраста запамятовал и не хотел этого показывать?

— Нам нужно на север поселения. — Неожиданно начал дознаватель. — Не случайно же он запретил туда захаживать…

Так я и поступил. Повёлся на поводу у пса, от которого не раз хотел избавиться.

Часть вторая.

Заграждения зоны, оговоренные Демьяном, более походили на имитацию: путь перекрывали только наспех сколоченные из толстых веток ежи да натасканные земельные кучи. Тогда, наверное, защита держалась за счёт вооружённого ополчения или понимания ситуации самих заражённых.

Сейчас заиметь билет туда-обратно труда не составляет.

В относительном центре оказавшейся не столь обширной территории стоял сгоревший дотла дом. Судя по всплывающей в памяти карте, это председательский. Его были и куски фасада, и шифер, разбросанный в трёх метрах, и колышки бывшего штакетника, на одном из которых крутил голову ворон. Молчаливый, но до жути любознательный.

Я машинально стиснул рукоять револьвера, достать который было так же легко, как и билет. Красть же из-под храпящей картофелины пришлось противогаз. Странный, с боковым фильтром и тугой шейной лямкой, вряд ли застегивающейся на шее Семёновича. Но отдать должное вещице всё-таки стоит — дышалось чрез него куда легче.

— Куда дальше, бродяжник? — Поравнялся со мной спутник.

Вокруг дрыхли лишь запустившие хозяевами халупы. Вдоль просёлочной дороги обстановка не менялась, как и у северного забаррикадированного выхода из посёлка.

Всё это время нас сопровождал ворон. Эта любопытная птица не упускала ни одного нашего движения, даже когда мы сели на дворовую лавку. Она разглядывала нас с валуна буквально в метре, будто чего-то выжидая.

Я решил, что он голоден, и оторвал прохиндею маленький кусочек сушенного мяса, мне не убудет. Ворон с опаской взглянул на лакомство в промёрзлой траве, но долго думать не стал — тут же схватил да улетел. Хобот издал звук, похожий на усмешку.

Так что теперь делать? В этой хвори ничего не осталось: место, где была возможность найти новые зацепки, сожжено. Чего примечательного более нет. Возвратиться к Демьяну и принять его историю? Я бросил взгляд на выход с посёлка. Просто уйти?

Гаркнуло. Тяжело. Гортанно. Разрывая тишину хвори.

Плащ вскочил чуть ли не быстрее меня, услышав исходящее с дворовых глубин снова. Это был ворон. Прохиндей, встречающий менее грозным карканьем выбредающих к нему путников. Он радостно похлопывал крыльями с водостока одноэтажного, покрытого побелкой здания, пред которым расстилался небольших размеров тент. Потрёпанный брезент скрывал крыльцо с наспех оборудованными лежаками. Сопровождаемые их табуреты были разбросаны вместе с опрокинутыми вёдрами и тазами, забитыми перепачканным тряпьём.

Из пустой дверной рамы тянуло смрадом, подталкивающим всё съеденное вчера к глотке. Ситуация внутри наверняка была ещё отвратительней. Потому оставив попутчиков снаружи, я набил фильтр марлей бинта и ступил за порог.

Помогло это не сильно. Простыни и заменяющие их куски мешковины внутри были пропитаны всем цветовым диапазоном человеческих выделений, что пахло соответствующе. Воспаряющая вонь исходила и от протрещавшей под ногами ширмы, дополняющей малочисленные кровати. Так же отзывались стоящие колом тряпки и редкие ампулы в скоплениях использованных препаратов.

Не иначе как местная больница.

Действовать нужно быстро. Задерживать дыхание, сдерживая одновременно тошноту — дело не из лёгких. По снятой с петель двери простучали берцы — я вскочил в проём единственного здесь кабинета. Дряхлая кушетка, занимающая добрую половину помещения-чулана, глядела на узкий письменный стол да вытянутый по струнке шкафчик. Кружилась голова.