Влюбленный дьявол - Жак Казот

Итак, я оказался гостем Маркоса, фермера герцога. Мы вошли в просторное помещение, предназначенное для свадебного пиршества; оно примыкало к главному строению и занимало всю заднюю половину двора. Это была своего рода беседка с арками, украшенная гирляндами цветов, откуда открывался прекрасный вид: на переднем плане две небольшие рощи, а за ними сквозь просеку виднелись поля.

Стол был уже накрыт. Луисия, новобрачная, села между Маркосом и мною; Бьондетта рядом с Маркосом. Родители молодых и другие родственники расположились напротив нас, молодёжь уселась с обоих концов стола.

Новобрачная каждый раз, когда к ней обращались, опускала свои большие чёрные глаза, созданные не для того, чтобы смотреть исподлобья; даже самые невинные вещи вызывали у неё улыбку и румянец.

Обед начался чинно — таков уж характер нации; но по мере того как опустошались расставленные вокруг стола бурдюки, лица утрачивали свою серьёзность. Гости заметно оживились, когда неожиданно за столом появились местные поэты-импровизаторы. Это были слепцы, спевшие под аккомпанемент гитары следующие куплеты:

Говорит Луизе Марко:«Верным я горю огнём!»А она ему: «ПойдёмПод церковную, под арку!»И уста, и нежный взорПроизносят приговорВечной верности Амуру.Кто не в силах утерпетьНа супругов посмотреть,Приезжай в Эстрамадуру!

Хороша, скромна супруга,Марко недругов имел…Но, завистник, что посмел?Оба стоили друг друга.И соседей общий хор,Славя брачный договор,Воздаёт хвалу Амуру.Кто не в силах утерпетьНа супругов посмотреть,Приезжай в Эстрамадуру.

Мир согласный им награда,Сердце нежностью согрев,И в один и тот же хлевЗагоняют оба стада.Все волненья, все труды,Радость, прибыль и плодыДелят ровно в честь Амура…Кто не в силах утерпетьНа супругов посмотреть,Приезжай в Эстрамадуру.

(Перевод М. А. Кузмина)

Пока мы слушали эти песни, столь же простые, как те, для кого они пелись, работники фермы, уже свободные от своих обязанностей, собрались с весёлыми шутками, чтобы доесть остатки пиршества; вперемешку с цыганами и цыганками, которых позвали для пущего веселья, они образовали под деревьями живописные и оживлённые группы, украшавшие общую картину.

Бьондетта всё время искала моих взглядов, обращая моё внимание на это зрелище, которое, видимо, ей очень нравилось; она словно упрекала меня за то, что я не разделяю её удовольствия.

Однако затянувшаяся трапеза явно начинала тяготить молодёжь, которая с нетерпением ждала начала танцев. Людям постарше ничего другого не оставалось, как проявить снисходительность. И вот — стол разобран, доски сняты, бочки, на которых он стоял, отодвинуты в глубь беседки и превращены в подмостки для оркестра. Заиграли севильское фанданго, молодые цыгане исполнили этот танец, аккомпанируя себе на кастаньетах и тамбуринах. Свадебные гости последовали их примеру, танцы стали всеобщими.

Бьондетта, казалось, пожирала глазами это зрелище. Оставаясь на своём месте, она повторяла все движения танцующих. «Мне кажется, — сказала она, — я до безумия полюбила бы балы». Вскоре она присоединилась к ним и увлекла меня в общий круг.

Вначале в её движениях чувствовалась скованность и даже неловкость, но вскоре она освоилась, стала двигаться легко и грациозно, сочетая силу и точность. Она раскраснелась, потребовала платок — свой, мой, первый попавшийся; она останавливалась лишь для того, чтобы вытереть разгорячённое лицо.

Я никогда не увлекался танцами, а сейчас у меня на душе было слишком тревожно, чтобы я мог предаться столь пустой забаве. Я ускользнул в укромный уголок беседки, ища места, где бы посидеть и собраться с мыслями.

Громкий разговор нарушил мои размышления и невольно привлек моё внимание. За моей спиной раздавались два голоса. «Да, да, — говорил один, это дитя планеты, оно вернётся в свой дом. Смотри, Зорадилья, он родился 3 мая, в три часа утра…» — «Да, в самом деле, Лелагиза, — отвечал другой, горе детям Сатурна; он родился под знаком Юпитера[8], в то время как Марс и Меркурий отстояли от Венеры на одну треть зодиака. Какой прекрасный молодой человек! Как богато одарён природой! Какое блестящее будущее открывалось перед ним! Какую бы он мог сделать карьеру! Но…»

Я знал час моего рождения, а тут его назвали с такой поразительной точностью. Я обернулся и пристально взглянул на говоривших.

Я увидел двух старых цыганок, сидевших на корточках: тёмно-оливковая кожа, сверкающие, глубоко сидящие глаза, впалый рот, огромный заострённый нос, почти касавшийся подбородка; наполовину оголённый череп был дважды обёрнут куском белой с синими полосками ткани, ниспадавшей на плечи и бедра, так что их нагота была наполовину прикрыта, — словом, созданья почти столь же отвратительные, сколь смешные.

Я подошёл к ним.

— Вы говорили обо мне, сударыня? — спросил я, видя, что они продолжают пристально смотреть на меня, делая друг другу знаки.

— Значит, вы подслушали нас, господин кавалер?

— Конечно, — ответил я. — А кто вам так точно назвал час моего рождения?

— Мы ещё много чего могли бы порассказать вам, счастливый молодой человек! Но для начала следовало бы позолотить ручку.

— За этим дело не станет, — сказал я, протягивая им дублон.

— Смотри, Зорадилья, — сказала старшая, — смотри, как он благороден, как создан для наслажденья всеми сокровищами, которые ему суждены. Ну-ка, возьми гитару и подыгрывай мне. — И она запела:

Испания — мать, но вскормилаПартенопея, страна чудес!Над землёю дана вам сила,И если б душа просила,Любимцем вы стали б небес.

То счастье, которого ждёте,Оно готово вмиг улететь!Поймайте его в полёте,Но крепко в руке сожмёте,Когда им хотите владеть.

Откуда то прелесть — созданье,Что вашей власти подчинено?Зовут ли его…

(Перевод М. А. Кузмина)

Старухи были явно в ударе. Я весь обратился в слух. Но в эту минуту Бьондетта, оставив танцы, подбежала, схватила меня за руку и насильно увела.

— Почему ты покинул меня, Альвар? Что ты здесь делаешь?

— Я слушал, — начал я.

— Как! — воскликнула она, увлекая меня прочь. — Ты слушал, что поют эти старые чудища?

— В самом деле, дорогая, эти странные существа знают больше, чем можно было бы подумать. Они сказали мне…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});