Научите меня любить - Вера Колочкова

– Нет, мам…

– Все, Екатерина! Хватит спорить! Еще спасибо скажи, что хоть такая работа для тебя нашлась! Тем более это ненадолго. Когда где-нибудь место приличное освободится, я тебя сразу приткну.

– А может… Может, мне лучше подождать, мам? Ну чего я в этом детдоме делать буду?

– Работать будешь, как все. Ты думаешь, легко это, в нашем безработном городе приличное место найти? Да если б ты знала, чего мне это будет стоить… И трех дней не пройдет, как директор детдома прибежит ко мне просить за кого-нибудь! Уж я-то эту братию знаю…

– Ну хорошо. Я попробую как-то подготовиться, что ли… Может, литературу какую поищу… Сколько у меня времени есть?

– Да нисколько. Завтра уже на работу выходить надо. Директор детдома будет тебя ждать к девяти часам.

– Как? Уже завтра?!

– Ну да… Сейчас вот заготовки сделаем, и спать пораньше ложись. А завтра на свежую голову и пойдешь. И не бойся – никто тебя там не съест. Пусть только попробуют…

* * *

Хорошо сказать – пойдешь на свежую голову. Где ж ее взять, эту свежую голову после бессонной ночи? Нет, и правда, как это маме в голову такое взбрело – психологом в детдом… И никуда не денешься, надо идти, раз она уже договорилась. Не объявлять же лежачую домашнюю забастовку.

Она хорошо знала это старинной купеческой постройки здание на краю города – Егорьевский детдом. Знала, но никогда не думала, что ее вдруг туда занесет. Раньше, когда случалось проходить мимо, лишь взглядывала с опасливым интересом через жидкую изгородь – каково оно там? – и не более того. Да и за изгородью тоже ничего особенного не наблюдалось – крыльцо большое каменное, вывеска на железных дверях с белыми буквами на красном фоне, клумбы с чахлыми астрами и настурциями. Скамейки какие-то.

Помнится, учились в их классе две девочки из детдома. Обычные, в общем, девочки. Держались сами по себе, ни с кем особо не дружили. Да и к ним никто с дружбой не навязывался. Скорее, их сторонились после одной не хорошей истории, когда у классной руководительницы, физички Елены Семеновны, вдруг пропал кошелек из сумки. Нет, никто никого за руку не схватил, конечно, но все почему-то были уверены, чьих это рук дело. Просто сама по себе явилась такая брезгливая уверенность, на том и дело кончилось. И сама Елена Семеновна рукой махнула – денег-то в кошельке немного совсем было. Интересно, что потом с этими девочками стало? Надо будет порасспросить потом у бывших одноклассников…

Нет, не хотелось в это утро идти в детдом, хоть убей. Отчего-то наполнилась душа непонятным страхом, почти мистическим. Даже само старинное красивое здание Егорьевского детдома представлялось теперь не чем иным, как убогим сиротским приютом, вместилищем вселенских грехов и страданий. И в голову лезли всякие ужасные картинки – огромные спальни с серыми солдатскими одеялами на железных кроватях, бледные лица детей, суровые воспитательницы с лицами-держимордами. А еще – запах кипяченого молока, отталкивающийся от мертвенно-белых кухонных стен и ползущий казенной убогостью по коридорам. Она даже замедлила шаг, пытаясь унять противную внутреннюю дрожь. Но, взглянув на часы, снова заторопилась. Уже без пяти девять. Как бы то ни было, а опаздывать нехорошо. А вот и она, жидкая деревянная изгородь. Калитка открытая. Посыпанная гравием широкая дорожка к крыльцу. Ну, господи благослови, не дай в обморок со страху упасть…

– Здравствуйте, а вы к кому? – выскочила навстречу, как только она открыла дверь, шустрая девчонка с модно подстриженной наискосок челкой. Глаза из-под челки глядели с таким жадным и искренним любопытством, что у Кати немного отлегло от сердца. По крайней мере, никакого особого сиротского страдания в них точно не наблюдалось.

– Здравствуйте. Я к директору…

– К Алене Алексеевне? Это на втором этаже, пойдемте, я вас провожу!

– Спасибо. Проводи.

Девчонка деловито зашагала по коридору, потом вдруг резко развернулась и, продолжая движение спиной вперед, проговорила звонко, даже с некоторым вызовом:

– Ой, как от вас духами-то пахнет!

– Да? Тебе нравится?

– В смысле?

– Ну, хорошо пахнет или плохо?

– Не знаю… Просто пахнет, и все…

Катя лишь пожала плечами, немного растерявшись от такого странного ответа. Надо же – пахнет, и все. Даже никакой оценки не дала. И ведь наверняка в этом какая-нибудь психологическая закавыка есть – в безоценке этой. А она, идиотка, ничего такого и не знает. Психолог называется. Дочка лейтенанта Шмидта, вот она кто здесь. А никакой не психолог. Господи, куда вляпалась?

– Вот! Вот здесь кабинет Алены Алексеевны. Да заходите, не бойтесь! Она там, на месте! – уже постучала костяшками пальцев в дверь девчонка, и даже дверь за нее толкнула, и голову просунула в образовавшуюся щель. – Алена Алексеевна, это к вам! – крикнула она звонко и отпрянула, давая Кате дорогу.

– Спасибо, Ксюша… Кто там? Пусть заходят… – раздался из-за двери очень приятный молодой голос, и Катя шагнула вперед, успев мысленно отметить про себя – надо же, какое у девчонки теплое домашнее имя оказалось – Ксюша. – Здравствуйте, здравствуйте! Вы Катя, да? То есть… Как вас по батюшке…

– Валентиновна. Екатерина Валентиновна. Здравствуйте…

Алена Алексеевна, встав из-за стола, уже шла ей навстречу, улыбаясь. Катя тоже разулыбалась ей поневоле – какая ж она оказалась приятная, эта директриса детдома! Даже с первого взгляда – приятная. Бывают же такие люди – харизматические в самом хорошем смысле слова. Притягивают к себе сразу, плеснув обаятельным простодушием интеллигентности, и сразу хочется для них что-нибудь хорошее сделать.

– Чаю хотите, Екатерина Валентиновна? Пойдемте вон туда, за перегородку, я там себе чайный уголок оборудовала.

– Спасибо… Только… Алена Алексеевна, вы обращайтесь ко мне на «ты», пожалуйста. А то неудобно как-то.

– Хорошо. Если тебе так удобнее. Ну, пойдем…

За перегородкой, похожей на простую ширму, и в самом деле все было оборудовано очень уютно. Столик, два мягких кресла, на небольшой тумбочке – электрический чайник, поднос с чашками, сахарница, вазочка с печеньем.

– А признайся мне честно, Кать… Когда сюда шла, боялась? – включая чайник и ловко расставляя по столу чайные атрибуты, вдруг произнесла Алена Алексеевна, глянув на нее мельком.

– Да. Боялась, конечно. Шла – коленки от страха тряслись. Я ведь… У меня специализация совсем другая, понимаете…

– Да понимаю, понимаю. Я в курсе. А только ты не бойся, Кать. Все мы поначалу чего-то боимся.

– Что, и вы… боялись?

– А то! Как вспомню, чего вытворяла, когда только-только работать начала…

– Здесь работать?

– Да нет, вообще… Понимаешь, так получилось, что я сюда, в этот городок, после своего университетского истфака рожать приехала. К маме. Без мужа, но с дипломом. Дочке моей полгодика исполнилось, мама как раз на пенсию вышла. Вроде как можно и на работу пойти, да не тут-то было. Все школы обежала – никому историк не нужен, все вакансии заняты, год-то учебный в разгаре. И вдруг мне домой звонят – приходите, мол, у нас место словесника освободилось. Русский язык и литература. Я в ужасе! Сама понимаешь – где история и где русский язык с литературой? Но что делать – пошла. Ой, как вспомню… Давай свою чашку, я тебе чаю налью… Тебе покрепче?