Книга о русской дуэли - Алексей Востриков

Штаб-офицер и рядовой Нижегородского драгунского полка.

Акварель неизвестного художника. 1825

Сходную репутацию имел Тифлисский егерский полк. Панчулидзев упоминает, что и в Арзамасский конно-егерский полк под командованием М. Н. Бердяева (1820–1829) посылали «на исправление» «самых отъявленных негодяев» [165, с. 235].

На Кавказе сложился романтический ореол вокруг фигуры разжалованного. В «Герое нашего времени» княжна Мери долго считает Грушницкого разжалованным за дуэль, хотя на самом деле он юнкер из вольноопределяющихся. Грушницкий «носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель» – ведь, как говорил ему Печорин, «солдатская шинель в глазах всякой чувствительной барышни тебя делает героем и страдальцем». Когда Мери узнала, что он юнкер, его «серая шинель» сразу же перестала быть для нее знаком исключительности Грушницкого.

Фигуру разжалованного окутывал своеобразный ореол таинственности и мужества, он представлялся жертвой и героем. Н. И. Лорер, декабрист, отправленный из Сибири рядовым на Кавказ в конце 1820-х годов, писал: «Пусть не удивляются читатели тому, что в рассказах моих о кавказской моей жизни часто встретит он как меня, так и многих других сосланных и разжалованных в обществе начальников своих различных степеней военной иерархии не как подчиненных, а на ноге товарищеской, дружеской, вежливой и учтивой. Ермолов внушил эти правила Кавказскому корпусу, и приличное обращение с разжалованными соблюдалось и соблюдается там и поныне» [112, с. 196]. Офицеры видели в разжалованных своих бывших товарищей, оказавшихся в тяжелом положении; среди разжалованных были их приятели и родственники, родственники приятелей и приятели родственников. Каждый из офицеров и для себя не исключал возможности в будущем оказаться в таком же положении. Часто лишь второстепенные обстоятельства (огласка, наличие или отсутствие заступников, отношения с командиром) определяли выбор между вариантами наказания: разжаловать в солдаты или же перевести из гвардии на Кавказ в армейский полк. Иногда все зависело от случая, минутного настроения, даже каприза монарха или командующего. Непредсказуемость наказания, безусловно, сближала разжалованных и неразжалованных, наказанных и прощенных.

М. Ю. Лермонтов в сюртуке Тенгинского пехотного полка.

С акварели К. А. Горбунова. 1841

«Промежуточное» между солдатами и офицерами положение разжалованного послужило материалом для создания нескольких замечательных образов в литературе – от характерного Долохова в «Войне и мире» до трагического Бронина в «Ятагане» Н. Ф. Павлова или жалкого и опустившегося Гуськова из зарисовки Л. Н. Толстого «Из кавказских воспоминаний. Разжалованный».

Необходимо рассказать еще об одном явлении, имеющем отношение к дуэли, – о буршестве. Буршами называли членов студенческих корпораций в немецких университетах. Эти корпорации строились по национально-земляческому принципу. Унаследовав традиции вольных университетов Средневековья, студенты вели весьма разгульный образ жизни. Постоянные пирушки, эпатирование филистеров, т. е. немецких обывателей, чуть ли не ежедневные ссоры между представителями разных корпораций оживляли студенческую жизнь. Воинственный дух всячески поощрялся. Бурши постоянно тренировались в фехтовальном искусстве. Практиковались и назначенные поединки между буршами (без какого-либо повода, из чистой любви к искусству). Естественно, если возникало «дело чести» между буршами, то поединок (мензура) был единственным способом удовлетворения взаимных обид и претензий. При этом необходимость поединка, его вид, жесткость условий, вид оружия и т. п. назначались старейшинами корпорации.

Бурши гордились своими поединками, шрамами, полученными на поле чести. Иногда небольшую царапину специально растравляли химическими веществами, превращая ее в уродливый, но «мужественный» шрам через все лицо.

В буршестве сочетались безрассудство и расчет. Растравляя шрамы на лице, бурши на назначенных мензурах специально обматывали жизненно важные части тела, чтобы не нанести друг другу смертельного ранения; проведя студенческую молодость в буйстве, они сами после окончания университета становились добропорядочными филистерами. Герой повести В. А. Соллогуба «Аптекарша» рассказывал о своем приятеле студенческих времен: «У меня был один товарищ до того отчаянный, что все тело его было изрублено, шапка прострелена; платье свое он проиграл в банк. <…> В день отъезда он напроказил до того, что волосы становились дыбом. <…> На другой день он был мирным пастором».

На территории Российской империи буршество было развито только в Дерптском университете. Воспетое Н. М. Языковым, который был одним из основателей и старейшин русского землячества в Дерпте, дерптское буршество прославилось на всю Россию. Каждый дерптский студент возвращался после учебы с репутацией драчуна и дуэлянта. А. Н. Вульф в 1829 году записал в своем дневнике: «Вчера мать говорила, что ее встретила здесь молва о дуэлисте Вульфе, – итак, моя удалая слава еще не замолкла и всё, трубя, носится передо мною» [39, с. 14]. Похожие репутации были и у Н. М. Языкова, и у В. А. Соллогуба.

В Петербургском и Московском университетах буршества не было, да и в Дерпте со второй трети XIX века оно пошло на убыль и скоро превратилось для русской культуры в нечто экзотическое и давно забытое.

ИЗ УСТАВА ДЕРПТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА«Отд<ел> II. – О обязанностях студента ко всем Членам и чинам Университета

§ 14. Студент обязан обходиться с товарищами своими почтительно, вежливо и благопристойно.

§ 15. Почему, под опасение строжайшего выговора от Ректора, публичного прошения о прощении и даже заключения под стражу, запрещается насмехаться над другими и давать какие бы то ни было прозвища; особливо же сие наблюдать должно относительно до новоопределяющихся.

§ 16. Кто умышленно или неоднократно заводит ссору, тот сверх публичного прошения о прощении наказывается выговором от Ректора или Университетского суда; если же сим не исправится, то имя его выставляется на черной доске, предваряя каждого убегать его сообщества; но если и сие останется без успеха или же особенные обстоятельства в самом начале увеличат важность проступка, то подвергается наказанию, так называемому Совету удалиться (Consilium abeundi).

§ 17. Под опасением строжайшего наказания и даже самого изгнания из Университета запрещается заводить так называемые Орденские общества и братства. – Сие простирается и на все прочие скрытные или только по наружности публичные собрания, коль скоро доказано будет, что они имеют предосудительные намерения, общественному спокойствию и порядку противные. – Студенты без особенного Ректорского дозволения не должны делать никаких ходов, ни иметь музыки по вечерам и проч.; в противном случае навлекут на себя соответственное наказание.

§ 18. Кто делом кого-нибудь обидит, тот сверх обязанности испросить прощение получает строгий выговор, посажен будет под стражу или и строже сего наказывается, судя по намерению, повторению обиды и другим обстоятельствам.

§ 19. В отвращение раздоров и беспорядков предписывается следующее:

a) Студенты не должны носить шпаги, исключая торжественные дни, установленные Правительством или Университетом. А кто сие нарушит, тот сверх строгого выговора наказывается лишением на определенное время преимущества носить шпагу.

b) Тем более запрещается носить другое какое орудие, как то: трости с кинжалами и другое тому подобное; нарушитель сего лишается оружия, посажен будет под стражу или по усмотрению подвергнется строжайшему наказанию.

c) Кто по улице или в чужом доме будет ходить с обнаженною шпагою, саблею, кинжалом или заряженным орудием и проч., тот посажен будет на хлеб и на воду или подвергнется и Consilio abeundi.

§ 20. Поединки строжайшим образом запрещаются на основании Высочайшего манифеста 21 апреля 1787 года. Для отвращения же студента от следствий, в оном Манифесте означенных, предписывается:

a) Студент, вызванный на поединок товарищем своим или посторонним кем-нибудь, не должен соглашаться на оный, но обязан немедленно донести о том Ректору, в какое бы то ни было время. – Кто же сего не исполнит, тот, хотя бы не подал важной причины к поединку, осуждается (на заключение) на хлеб и на воду. – Узнавший о предпринимаемом поединке к сему же обязан, а в случае неисполнения подвергается равному наказанию.

b) Никто да не осмелится оскорблять словами или делом того, кто начальству объявит о поединке. Нарушивший сие будет посажен на сутки или и долее по усмотрению на хлеб и на воду.

c) По открытии намереваемого поединка Университет, для доставления обиженному надлежащего удовлетворения, наряжает под председательством Ректора суд, к которому приглашаются два студента, известных по своему добронравию и честности и избранных своими сотоварищами, и по большинству голосов определяется обиженному удовлетворение. Если вызвавший или вызываемый будут принадлежать постороннему Начальству, в таком случае приглашаются в суд сей два чиновника по выбору того начальства, и если Университет не успеет примирить, то сообщает оному, да поступит по законам.