Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не воспользовавшись ступеньками, где было видно одно из многих уже лежащих вповалку тел, Леня взапрыгнул на насыпь, перекинув через бетон ногу и сорвав с крючьев перекрашенную заодно с щитом старенькую, давно не бывшую в работе лопату, вернулся по площадке кафетерия на пляж и расчищая ею себе дорогу, он рубанул первого же червя, оказавшегося вблизи взятой им под защиту неповоротливой тетки. Не рассчитав силы удара, лопата отпружинила назад, лишь сильно передавив тело червя, но не раскроив его на две части. Замахнувшись повыше и вложив в следующую попытку всю силу своих рук,он обрушил лопату на трепещущее трубочное существо и голова червя отлетела вон, а запрыгавший обезглавленный хвост забрызгал все вокруг себя черной, стреляющей вдогонку голове кровью.
Васинцев почувствовал подступившую к горлу дурноту, но сдержал себя, приказав быть жестче, а потом одного за другим, то отступая, то нападая, не забывая оборачиваться по сторонам, рассек окрасившейся в цвет внутренностей лопатой четверых червей, непосредственно грозивших женщине и круживших подле нее. Последним расстался с головой тот, что был ранен ободравшим ему кожу на морде каблуком сандалия. Открыв разжавшуюся в предсмертной судороге пасть, он не мог бросить на Васинцева последнего, полного злобы и жажды отмщения взгляда, но тело его, плясавшее в луже собственной крови на песке так и хотело, казалось, набрать в себя побольше мочи и выкрикнуть напоследок склонившемуся над ним человеку : «Это еще не конец!.. Это еще не конец!.. Настанет день – мы встретимся и тогда…»
Что будет «тогда» – Леня не знал.
-«Гусеницы»… – прошептал он тяжело дыша и дико озираясь по сторонам – Мать твою!…Мать твою!…
Темнота, опускающаяся посреди дня тучей поднятой пыли, укрыв солнце, слабое и крохотное в разрезах воющих заклинания смерчей, темнота оказалась со всех сторон. Метя в стекло кабины с диким оскалом пригоршни рассыпающегося по капоту и сметаемого ураганным ветром песка, темнота испугала его, бросив на маленький трещавший при наклонах бортами грузовичок все свои силы, решив заживо похоронить, усыпав курганом, человека внутри задраенной тряпками кабины. Стены песка, продолжавшие таранить машину более трех часов, разбивая себе лоб о широкую мятую решетку радиатора, вставали одна за другой все новыми и новыми рядами. Будет ли им конец?.. Казалось, что не будет никогда..
Полысаеву опять привиделась во сне та степь под Джезказганом. Его грузовик, застрявший в песчаном вихре под колпаком жуткого марева июльского солнца. Этот кошмар навещал его временами, возвращаясь вновь и вновь…
..Жарко,..жарко,…жарко.. – все и вправду поплыло от сильнейшего жара. Полысаев начал плавиться прямо на глазах, не отпуская одной рукой прогнувшегося руля и растворяясь в дымящемся, покрывшемся пузырями кресле. Он прижал к себе фляжку с водой и с ужасом увидел как кабина растворяется, сливаясь вместе одной бурлящей жижей с металлом, потекшим стеклом, кожей, тканью одежды, волосами и долбящими, тревожащими его в грудь звуками, которые исходили от этого заварившегося месива.
Раз… два.. Раз, два, три.. – толкало его месиво и предупреждало готовиться войти в него и стать частью. Раз,..раз.. – вот снова очень быстро. Трясущие толчки.
Полысаев открыл глаза.
Сосед по палате, обитавший от него на койке справа, навис над Полысаевым своею узкой волосатой грудью, где была уже седина, и раскачивал его через одеяло прижатой к животу пятерней, опасливо и удивленно передвигая частями не геометрично сложенного лица – нос соседа, кривой и крупный, с треугольной косточкой старого перелома, указывал по циферблату часов на пять, тогда как левый прищуренный глаз, точно младший брат, вовсю старался быть поближе к своему правому близнецу.
– Эй, приятель, – произнес участливо явившийся Полысаеву вдруг, после того как сон перевернулся с ног на голову, человек-гипотенуза – вы в порядке?.. А то было похоже, что во сне за вами гонится бешеная собака.. Лежит и стонет себе. – он вытянул шею так высоко, что Полысаев приготовился услышать как хрустнут позвонки, и разговор продолжился уже, словно бы через мост, разделяющий два села, с пациентом, получавшим ежедневно тонну конфет и печенья от родственников, что лежал и, невзирая на целый склад сладостей, пил минеральную воду на кушетке слева от Полысаева – Стонет и стонет. А если стонет, думаю, значит человеку лучше было бы проснуться. Ведь так? Вот я тебя и кинулся будить, многоуважаемый сосед. – закончил он свою тираду – Не имею, к сожалению, сведений о ваших имени-отчестве.
Полысаев представился, отвечая тихо, слабым еще несколько голосом, стараясь чтобы его мог расслышать и тот, кто притих слева.
– Вот и добре. – узкая грудь перестала закрывать белый, с еле заметной трещинкой, потолок и Полысаев стал невольным свидетелем продолжения разговора, начала которого он не мог слышать, видя в тот момент сон.
– Так вот что же,.. – голос справа предназначен был лететь через Полысаева к третьему человеку в палате, но как ни странно, попадал и в его уши – Если говорить по-хорошему, по правде.. Без жулья.. То я бы уже давно должен при таком раскладе получать пенсию по состоянию своего слабого здоровья. Имею, то есть, такое право – претендовать на нее.
– Интересно, – телеграфировал через Полысаева гнусавый пациент, которого все держали за сладкоежку. В словах его сквозило желание поспорить и разбить позицию оппонента – Какой же это недуг точит изнутри твой организм, не позволяя трудиться в поте лица?
– Как же я могу работать, если любое занятие приводит меня в бешенство через несколько минут после того, как я уделяю ему внимание?
Небольшая пауза, повисшая в воздухе, говорила о том, что левобережные готовят решающую победоносную контратаку. Но внезапно оба умолкли, прекратив пустую перестрелку, потому как в палату вошла молодая, невысокая, но очень ладная и хорошенькая медицинская сестра.
– Добрый день – поприветствовала она троих мужчин и направила шаги своих скрытых под белизною халата ножек к Полысаеву.
– Милая сестричка! – правое ухо Полысаева вновь услышало знакомый голос – Вообще-то, если считать от угла, то я иду первым номером, а не он.
Улыбнувшись шутке, сестра присела у изголовья кровати Полысаева на коричневый мягкий табурет и приложила ему маленькую ладонь с холодным колечком, опоясывавшем мизинец, на лоб.
– Откуда такая несправедливость? – кушетка справа заскрипела, потому что человек на ней приподнялся на локте,
- Пыль (СИ) - Миллер Крис - Ужасы и Мистика
- Колыбельная - Александра Гриндер - Триллер
- Сборник — Финт хвостом - А.Р. Морлен - Ужасы и Мистика
- Художник / Полуночные обещания - Ричард Чизмар - Ужасы и Мистика
- Карьяга - Сергей Михайлович Нечипоренко - Ужасы и Мистика
- Младший ветер - Надежда Храмушина - Детективная фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Страшная месть - Николай Гоголь - Ужасы и Мистика
- Контра - Юлия Зонис - Ужасы и Мистика
- Непрощенная - Септиумс Дейл - Ужасы и Мистика
- Я убиваю - Джорджо Фалетти - Триллер