История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика - Алексей Михайлович Величко

17 ноября 870 г., было еще более торжественным. Святой Фотий вновь председательствовал, а легатам предложили вторые места после него — наглядная картина, свидетельствующая о том, насколько разнились новый и покойный патриархи. Было зачитано письмо папы императору, в котором, между прочим, понтифик отмечал, что принимает Константинопольского епископа в общение и восстанавливает его в патриаршем достоинстве. Представители восточных патриархов также заявили, что еще до Собора приняли св. Фотия в общение, тем самым несколько сбив пафос речи римских послов. Легаты несколько раз вопрошали, все ли епископы принимают св. Фотия в качестве легитимного патриарха, на что получили утвердительный ответ. А затем задали вопрос: принимает ли Собор послание папы со всеми его подробностями? Очевидно, они желали таким способом без усилий решить вопрос о церковном окормлении Болгарии, но получили неприятный ответ: «Все, что касается главы Церкви и признания св. Фотия патриархом, мы принимаем. Но то, что относится до дел государственных и императора, то мы решение их предоставляем самому императору».

Хотелось или нет, но легатам пришлось напрямую дискутировать вопрос о Болгарии. Но не тут-то было: в своей ответной речи св. Фотий отметил, что никогда не искал присоединения к своей патриархии болгарских земель, поскольку для него это — увеличение забот и трудов. Легаты похвалили его: «Ты правильно мыслишь и правильно поступаешь». Но тут слово взяли два митрополита — Прокопий Кесарийский и Григорий Эфесский, заявившие: «Можно надеяться, что Бог поможет нашему императору подчинить своей власти все страны света, тогда он сделает новый передел патриархатов и удовлетворит желания всех высших иерархов». Собор тут же согласился с их мнением, заявив, что не дело епископов устанавливать церковные границы, и что вообще это нужно предоставить будущему времени[81].

Видимо, в отместку легаты вновь начали вопрошать о том, каким образом, т.е. законно или нет, вошел св. Фотий на патриаршую кафедру, и не было ли при этом тирании? Им тонко ответили, что есть большая разница между тиранией и увещеванием, и вообще не ясно, почему и отчего вдруг возник вопрос о тирании? Легатам пришлось ответствовать, что данные слова их удовлетворили. Предоставили слово самому св. Фотию, поведавшему, что он никогда не домогался патриаршей кафедры, а вошел на нее по приказу императора; и все епископы подтвердили эти слова. Затем патриарх рассказал, что когда был возвращен царем из ссылки, то принимал в своем дворце св. Игнатия, с которым они просили друг у друга прощения и пали в ноги.

Латинянам не очень понравились слова св. Фотия о том, что именно воля императора возвела его повторно на патриарший престол, и они заметили, будто патриарх обязан своим восстановлением Римскому папе, который и ранее восстанавливал опальных архиереев, и никому другому. На что св. Фотий ответил по своей «формуле»: «Благодарим Христа, Бога нашего, а также папу Иоанна, ибо он показал себя твердым в борьбе с схизматиками и содействовал общему умиротворению Церквей». Но его мысль о том, что Восточная Церковь сама, без помощи понтифика, привела св. Фотия к патриаршеству, была подтверждена письмами остальных патриархов, зачитанными тут же на заседании[82]. Можно быть абсолютно убежденным, что такое единогласие отнюдь не было заранее организованным. Просто Запад и Восток качественно иначе понимали место Римского епископа в Кафолической Церкви и объем его полномочий.

Третье заседание произошло 19 ноября 879 г. и продемонстрировало, насколько различной стала каноническая практика на Западе и Востоке. Легаты прочитали очередное письмо папы — на этот раз самому св. Фотию, в котором понтифик несколько сетовал на появившийся в Восточной Церкви обычай ставить епископов из мирян. Святой Тарасий и св. Фотий являются прекрасными пастырями, замечал апостолик. Но сама по себе эта практика порочна. Вопрос о Болгарии, как его сформулировал в письме папа, был поставлен в короткой и ригоричной редакции: Константинополь обязан признать римскую юрисдикцию над данной территорией. Однако и эта попытка навязать Восточной Церкви свою волю оказалась для папы и его легатов безуспешной. На вопрос папского посланника, принимают ли все епископы письмо понтифика, византийцы вновь ответили, что не вправе вмешиваться в компетенцию императора и не уполномочены определять границы епархий и их юрисдикцию.

А по поводу посвящения мирян в епископы Прокопий Кесарийский дал легатам довольно жесткую отповедь: «На это нет церковного воспрещения. Латиняне ссылаются на правила Сардикского Собора 343 г., но в этих правилах запрещается избирать в епископы лишь тех мирян, которые обременены богатствами или проходят адвокатскую деятельность, а таких лиц Восточная Церковь никогда не возводила в епископское достоинство. Да если бы какое церковное правило запрещало всех без исключения мирян избирать в епископы, то такое правило должно быть утверждено не Поместным, а Вселенским Собором, чтобы иметь силу закона. В таком случае правило бы имело обязательную силу для тех Церквей, где обычай не утвердил другой практики, ибо часто право обычая устраняет писаные правила»[83].

Такое суждение было, конечно, очень неприятно для легатов, поскольку на данные аргументы было трудно возразить. Их особенно поразило то, что византийцами совершенно отрицался столь дорогой для Рима Сардикский Собор, на котором курия строила свою теорию о первенстве папы в Кафолической Церкви. Однако в данный момент им оставалось только слушать опровержение этих аргументов.

Прокопия Кесарийского активно поддержал другой друг св. Фотия, Захарий Халкидонский. Он добросовестно разобрал канонические предпосылки для поставления мирян в епископы, привел исторические справки об избрании архипастырями таких светочей Православия, как св. Амвросий Медиоланский, патриарх Нектарий, Евсевий Самосатский, Ефрем Антиохийский. «К чему человека, украшенного добродетелями, нужно наперед заставлять проходить низшие церковные степени для получения епископства, как скоро эти добродетели уже приобретены им?» — закончил он свою речь. Легатам ничего не оставалось, как согласиться с общей оценкой Собора[84].

Из других событий, которыми было богато третье заседание, следует особенно отметить довольно неожиданное публичное прочтение легатами папских инструкций, данных им перед началом Собора, — дело беспрецедентное, труднообъяснимое и совершенно невыгодное в данный момент времени самим легатам. Из всех других поручений папа наставлял своих посланников относительно Собора 869–870 гг.: «Хотим, чтобы Собор, бывший при папе Адриане в Константинополе, считался отвергнутым, лишенным значения и чтобы он не причислялся к прочим святым Соборам». Едва ли можно точно указать, почему папа высказал столь суровую оценку «VIII Вселенскому Собору», как его любили называть в Риме, но, очевидно, этот факт очень важен для опровержения и этой, явно завышенной, оценки бывшего Собора, и пресловутой «папской непогрешимости». Конечно же, греки восторженно воскликнули, что, признав св. Фотия законным патриархом, они тем