Пламя - Мэй Макголдрик

– Возможно, никакого средства и нет.

– А что будет, если я скажу, что у меня есть ответ?

Он молча смотрел на нее.

– Вы сможете мне поверить?

– Это какая-то нелепость!

– Вы мне просто не вeрите!

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать свои беды.

Его тон был слишком грубым даже для собственных ушей, но неожиданно он обнаружил, что глаза Матери смягчились и в них проскользнуло понимание.

– Научись плакать, вождь, и ты снова научишься смеяться.

Глядя на нее, Гэвин осознал, что она говорит так, будто знает его уже долгие годы. И несмотря на то что ему хотелось с ней поспорить, сам он прекрасно знал, что действительно скрывает свое горе под внешне свирепой личиной. Гэвин более пристально вгляделся в ее глаза. Со времен юношества он никогда не плакал, полагая, что если когда-нибудь проявит слабость, то вряд ли сможет остановиться.

Он посмотрел на чашку в своих руках, и его мысли вернулись к Джоанне и ее страданиям.

– О ком она горевала? – хрипло спросил он.

– Ответы на вопросы о Джоанне Макиннес ждут вас в замке.

Он покачал головой.

– Все, кто близко ее знал, те, кто мог бы рассказать о ней, мертвы. Вы сами это сказали.

Мать посмотрела ему прямо в глаза, и в ее пронзительном взгляде блеснула вспышка. Гэвин ждал, что она что-то скажет, но Мать молчала. Он поднес чашку к губам. Бульон был горячим и вкусным.

Шло время, но Мать продолжала молча пристально смотреть на него. Когда он допил бульон, она как-то странно нахмурилась.

– Не все! – наконец произнесла она. – Они не все умерли!

Гэвин ждал, надеясь услышать больше. Но старая женщина явно считала разговор оконченным. Она встала и подняла сумку, лежавшую на земле. Гэвин чувствовал, что его прогоняют, но не хотел уезжать. Поэтому он тоже встал и пошел рядом с ней. В течение следующих двух часов Гэвин сопровождал ее в прогулке по согретым солнцем склонам холмов, окружавших долину. Время, которое они провели вместе, напомнило ему о днях юности, проведенных в аббатстве Джедбург, расположенном на холмах, удивительно похожих на эти. Он не пытался заставить ее рассказать больше, и она, похоже, терпела его присутствие. Он помогал, если она позволяла, вытаскивать неподдающиеся корни растений, держал сумку. Когда они наконец достигли того места, где Гэвин с вершины холма видел крестьян, работавших на полях, он наклонился и взял в руку валявшуюся на земле мотыгу.

– Почему они прячутся?

– Они вам не доверяют, – сказала она. – Они боятся!

– Но почему?

Мать подняла на него серые глаза. Он чувствовал, как солнце яркими лучами греет его спину. Но она не сощурилась и не подняла руку, чтобы защититься от ярких лучей.

– Почему вы так доверчивы?

В ее голосе прозвучали резкие нотки, и Гэвин хмуро посмотрел на нее, пытаясь понять, какое отношение имеет ее вопрос к непреодолимому страху, который мог заставить всех жителей деревни скрыться при виде одного человека.

– Я сам решаю, кому можно доверять, – ответил Гэвин.

– Вы приняли бульон из моих рук и выпили его без колебаний.

– Я не мог отвергнуть жест гостеприимства, – возразил он.

– Но я ведь могла вас отравить!

– Да. Могли бы. Но я вам доверяю.

– Вы меня не знаете.

– И все равно я вам доверяю.

– Почему? – почти прошипела она. На ее морщинистом лице читалось явное разочарование.

– Потому что я не сделал ничего, чтобы навлечь на себя вашу враждебность. Потому что я хочу, чтобы мы жили в мире. Вы не убежали и не спрятались, как остальные. Вы остались и встретились со мной. Вы могли предполагать, что я приеду со злом. Но вы доверились мне, поэтому я доверяю вам.

– Это не доверие, болван вы этакий, – огрызнулась она. – Я не боюсь насилия ни с вашей стороны, ни со стороны любого другого. В моем возрасте я уже не страшусь смерти.

– И я тоже! – холодно парировал он.

Мать сдержала в себе то, что собиралась сказать, и они молча уставились друг на друга. Гэвин первым нарушил тягостную тишину.

– Я приехал в горы с миром. Я здесь для того, чтобы стать хорошим, заботливым хозяином этих земель, и мне нужно ваше доверие и доверие этих людей.

– Они вас боятся и ненавидят.

Эти жестокие слова прозвучали как пощечина, но Гэвин не стал обращать на них внимания.

– Я не сделал ничего, чтобы заслужить их ненависть.

– Вы, хозяин, может быть, и нет. А те, кто был до вас, – заслужили.

Гэвин молчал. Ему еще так много нужно было узнать об этих людях, о замке Айронкросс и о его прошлом. Когда он заговорил снова, его речь была отрывистой.

– Не в моих силах изменить прошлое. Я могу только повлиять на настоящее и позаботиться о будущем благополучии всех, кто живет на этих землях.

– Ха! Так вы думаете, что сможете влиять на настоящее? – Она подняла палец и ткнула его в грудь. – Вы не можете заставить нас прислушиваться к вам. Не можете, хозяин. Вам придется нести бремя вины своих предшественников. Уже слишком поздно, чтобы…

– Нет, Мать! – Гэвин резко оборвал речь старухи, взяв в свою огромную ладонь ее костлявые пальцы. Он знал, насколько легко было раздавить их, и видел по ее лицу, что она поняла, о чем он подумал. Но высокорослый гигант лишь мягко держал холодную руку старухи в своей, согревая ее теплом и энергией силы и молодости. – Нет, Мать. Я заслужу их уважение и доверие. И ваше тоже.

– Да, чтобы потом обмануть нас.

– Я не изменяю тем, кто мне доверяет, – прорычал Гэвин. – И в этом я клянусь!

Глава 7

Солнце уже скрылось за высокими стенами замка Айронкросс, когда Гэвин спустился с последнего холма в ущелье, а к тому времени, когда он достиг беспорядочной груды каменных глыб, лежавших у дороги, стало совсем темно. В наступивших сумерках скалы выглядели почти белыми, а странной формы нагромождение камней в теснине походило на сборище ужасных чудовищ.

Он никак не ожидал, что вернется так поздно. Но, направляясь утром в аббатство, он не подозревал и о том, что за один день узнает так много.

Мать, безусловно, была женщиной неординарной. Она обладала своеобразным грубоватым обаянием, которое подкупило Гэвина. Иногда откровенная манера ее высказываний была болезненной для восприятия, но тем не менее поучительной. На протяжении дня она высказывала суждения, которые в большей степени походили на загадки. Но Гэвин был уверен, что все, сказанное Матерью, было намеренно направлено на то, чтобы дать ему определенные подсказки относительно происхождения проклятия, которое, по общему убеждению, нависло над замком Айронкросс. После всего, что он сегодня услышал, Гэвин понимал, что истина, которую он искал, или, по крайней мере, большая ее часть, лежит в таинственном переплетении историй аббатства и предыдущих владельцев замка. Но в чем эта истина состояла, она ему так и не открыла.