ОПГ «Деревня» 3 (СИ) - Alchy

Следующие несколько дней пролетели как в тумане, за ней ухаживала вполне себе русского вида женщина, сама Маня была слаба настолько, что естественные надобности отправляла тут же, не отходя от кровати. В заботливо приносимую сиделкой деревянную бадейку. Милосердием и состраданием ухаживающей за ней — не обольщалась. Понимая, что все здесь собравшиеся — либо враги, либо сотрудничающие со врагами. Смысла проникаться симпатией и заводить дружеские отношения со смертниками — не видела. В том, что её будут искать и обязательно найдут — Маня не сомневалась. Ну или сама выберется…

Наконец Маня оклемалась настолько, что почти перестала болеть голова. Воссоздала картину похищения и дальнейшей транспортировки, если восприятие, поврежденное сотрясением мозга её не подводило — спрятались похитители под самым носом деревенских. А за окном слышался шум небольшой речки, по всей видимости — Кулемки. Виду, что ей полегчало — Маня не показывала, продолжая симулировать.

Несколько раз заходил Главпидар, с подозрением её разглядывающий. Мане от его визитов становилось неуютно. И взгляд не нравился, которым он её рассматривал. Да что там говорить — вообще ей все не нравилось, но мысли усомниться в том, что её вызволят или она сможет выбраться сама — не допускала. Однако червячок сомнения в душе поселился и незаметно для себя — обгрызла отросшие ногти на руках. Чего не позволяла себе с самого детства, как начала себя осознавать.

По ногтям Маня и определила примерное время, проведенное в неволе — около недели. По субъективным ощущениям прошло месяца два, так что очередному визиту чернобородого в глубине души обрадовалась. Сил лежать лежкой больше не оставалось, в продумывании планов мучительной казни для всех участников похищения смысла, кроме морального удовлетворения, не было — и Маня пошла на контакт.

Главпидар принес с собой нарды и сходу предложил ей поиграть. Маня тут же донесла до него мнение своего дядьки о всех настольных играх, которое полностью разделяла: «Геморрой высиживать?» В результате пришлось читать лекцию о том, что такое геморрой и к каким последствием приводят его запущенные формы. Заметив неподдельный интерес поерзывающего собеседника к этой теме — сгустила краски, на вопросы как это лечить — похлопала ресницами: «Я же только учусь, но постараюсь вспомнить, мы что-то точно проходили!» Таким образом — общение наладилось.

Чернобородый был в курсе многого, что не удивительно — участие в похищении гастарбайтеров говорило о том, что Маню похитили не для гарема султана. А его обмолвки о гаджетах — что похитили не только Маню, но и разжились артефактами. И неподдельный интерес к будущему, проявленный главарем — заставлял её перед сном придумывать новые, всё более изощренные казни для чурок.

А вот сам Карасакал, как представился главарь шайки — неожиданно Мане понравился, как личность. Что не мешало ей просыпаться утром и первым делом представлять, как она лечит его застарелый геморрой с помощью кое как заостренной сучковатой жерди. Оказался он достаточно умным, многие концепции из будущего — воспринимал адекватно. И обмануть его было трудно, несколько раз он поймал её на откровенном вранье, после чего поняла, что после каждого разговора с ней — перепроверяет итоги бесед с чурками.

— Сами мы в Турции не отдыхали, — бросая зарики, била Маня по нащупанной болевой точке. — папа не любит этих выродившихся торгашей, там и от самой страны какой-то огрызок остался. У них то инфляция, то землетрясение, страна фактически лишена самостоятельности и полностью зависит от Запада и России. Живут за счет того, что овощи растят и обслуживают туристов.

Карасакал так болезненно принимал эти реплики близко к сердцу, что Маня на все его расспросы о судьбе Османской империи не отказывала себе в удовольствие отвечать: «Ой, да кому в наше время интересна эта глухомань? Туда и отдыхать то ездят из-за дешевизны только и услужливости турок…»

Плюсом наладившегося контакта с Главпидаром было то, что гастарбайтеров Маня практически не встречала. А когда видела — те отводили глаза и чувствовали себя неуютно. Самой Мане Карасакал сразу обрисовал её дальнейшую судьбу: не будет артачиться и пойдет на сотрудничество — жизнь её сложиться самым благоприятным образом. Маня на это широко распахивала глаза и поддакивала. Существующее положение её устраивало, усложнять свой режим содержания прямо сейчас смысла не видела. Ну а что касается рассказов о сладкой жизни в будущем при дворе влиятельного вельможи — она и в своем времени не являлась поклонницей «восточных сказок». Чего ожидать от этого практически средневековья — представляла с содроганием.

Карасакал, в свою очередь, делал вид что верит ей. Так и жили, выжидая неизвестно чего. Маню никуда не выпускали одну, даже в баню приходилось ходить с Феклой, да ещё их караулил либо кто-то из башкир, либо сектант. Который на Маню поглядывал недобро, никак не мог простить оплеванную спину, по всей видимости.

Сама Маня, к заявлению Главпидара о своей ценности, как ученицы врачей — относилась скептически. Те же гастарбайтеры, хоть и не отличались большим умом — представляли интерес не меньший, хотя бы как представители людей будущего. К тому же, обладающие реальными навыками, тот же старший Шухвактов — работал ведь где-то, до того как к ним перебраться. Да и потом, шкурами занимался, машина у них была, однако с ними обращались как с прислугой, в отличие от неё. Так что иллюзий не было, она не в последнюю очередь заложница, из-за жизни которой возможен торг.

Держали её в какой-то забытой богом глуши, с двух сторон долину небольшой речки (с большой долей вероятности — Кулемки) окружали горы, заросшие лесом. Скорее всего, неподалеку, вниз по течению — лежал Ай, насколько ей представлялось. Никогда Маня так остро не сожалела о том, что не интересовалась ни историей родного края, не тем более его географией. Даже если гипотетически сбежать, вырвавшись из под надзора — куда бежать непонятно. Да и не очень то побегаешь по сугробам, разве что утром, пока наст приморожен. Но дни становились все длинней, на крыше стали появляться сосульки, и Маню все чаще охватывало тоской.

Прошло уже около двух недель после похищения, если не больше, когда во время прогулки Маня стала невольной свидетельницей разговора между хозяином хутора и следившим за её передвижением сектантом. Беседа была странной — каждый толковал о своем, но это не мешало им находиться в полном согласии. Хозяин, мечтательно прикрыв глаза, токовал о том, что скоро сойдет снег, он наконец-то вынесет из омшаника борти и пчелки божьи полетят по первоцветам. Набивая соты медом и воском, а заодно и карманы рачительного пасечника.

Старовер больше грезил ледоходом и открытием навигации: «Скорей бы ужо коломенки железо сплавлять начали!» При этом так зыркал на Маню, что ту обожгло догадкой: «Вот они как собрались меня вывозить! И судя по всему — немало вещей наших прихватили, одну меня можно было и зимой утараканить! Мрази конченные!»

С Карасакалом вечерние игры в нарды всё чаще стали кончаться ссорами. Тот, будучи отнюдь не дураком, видя Манино состояние и отношение — понимал, что всё её смирение и якобы согласие — напускное. Нет-нет да и ронял в разговоре, что нет ничего лучше для строптивой рабыни, чем добрая плеть вечером и ласковый хозяин ночью. Маню от таких намеков коробило так, что Главпидар щурился от удовольствия. И добавлял, что всегда можно отдать её Шовкалу, если будет норов показывать.

А сегодня на хутор нагрянули гости. Служба у Карасакала была поставлена на пятерку, Маню связали, заткнули рот кляпом и спрятали в схроне, рядом с ней сопел в ожидании Главпидар, с обнаженным кинжалом наготове. Маня было обрадовалась, однако оказалось, что надежда была напрасной. То ли залетные приезжали, то ли агенты чернобородого. Вскоре сверху чернобородого окликнули, тот вылез из норы, оставив там мучится в неизвестности Маню. А через час или два — вытащили и её. Гостей уже простыл и след, хутор продолжал жить обычной жизнью, так что было непонятно, что это вообще было и как скажется на дальнейшей судьбе Мани.