Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хочу сейчас, а не своевременно или несколько позже.
— Вот ты хочешь быть биологом. А можешь ли ты им быть прямо сейчас? Если хочешь честно разобраться, что к чему, то для начала сделай так: восьми все свои привычные представления и переверни их вверх ногами. Путаница и неразбериха у тебя в голове начнется ужасная, но потом определится какая-то область, в которой тебе захочется разобраться до конца. А уж как нападешь на свое самое главное, тут уж ты не отступай, не давай себя сбить, держись обеими руками… Я хотел бы, чтоб тебе это удалось лучше, чем мне. Да так оно, верно, и будет, у тебя для этого более благоприятные условия. Тебе не приходится думать, как купить хлеба для матери, где достать лекарство для Тересы, как… — Он не договорил, и некоторое время оба молчали.
— Стефан… — Людка хотела что-то спросить, но струсила. — Стефан, Тереса в этом году не приедет. Алексу некогда, а отпускать Тересу в ее положении одну он не хочет.
— Да, она мне писала.
— А ты написал ей… сам знаешь про что? Стефан, я так по тебе соскучилась!
— Я тоже, Людик. Нет, я ей не написал именно потому, что она ждет ребенка.
— Стефан… я думаю так же, как и раньше.
— Знаю.
— Но тогда я вела себя как последняя идиотка. Как противная маленькая шавка, которая бежит за машиной и гавкает.
— Да.
— Мне очень неприятно.
— Понимаю.
— Я не имею права судить…
— Да.
— Ты простил меня?
— Не будем больше об этом. Ну, что еще слышно в школе?
— Да ничего. Кошку секретаршину выкупали.
— А откуда у вас там кошка?
— Понимаешь, секретарша обожает эту свою Мирель и, чтоб кошка дома одна не скучала, берет ее иногда с собой на работу. Ну, теперь-то Мирели не скоро опять захочется в школу — здорово ее воспитнули! И как можно так мучить животное! Сиамская кошка.
— Скандал был?
— Ого! Жуткий. Но тут каникулы, решили поиски зачинщиков отложить на осень, а за два месяца кошка, сам понимаешь, подсохнет. Моя четверка по поведению тоже подсохла.
— Могла ведь, Людик, и из школы загреметь. Очень трудно было объяснить все это директору.
— Ты с ним говорил? А я и не знала.
— А зачем тебе знать? Прекрасная у вас учительница, эта пани Мареш.
— Ну! Известное дело. Она раз говорит Рахвальскому: «Яцек, ты, кажется, чинарики покуриваешь в уборной?» А Рахвальский так обиделся, что сдуру взял да и бухнул: «Я? Чинари? Что вы! Никогда! Это ж надо, чинари! Вот пожалуйста, у меня полный портсигар!» — и вытащил из кармана полнехонький портсигар «Спортов». Мы чуть не лопнули со смеху, ржали, наверно, минут пятнадцать. Ну, ему-то потом было не до смеха, когда она стала его песочить. Что она ему сказала, не знаю, ни за что не хотел говорить, только курить он перестал — и окурки и не окурки. Факт. А другой раз ребята подрались. Они часто дерутся, это у них называется решить вопрос по-мужски — надают друг другу по морде, и порядок. Ну вот, они подрались, и у Рахвальского было право на первый удар, он, говорят, как развернется, противник так с ходу и лег…
— Ты что, влюбилась в этого Рахвальского? Только и слышу — «Рахвальский, Рахвальский…»!
— В Рахвальского? — Людка расхохоталась, как всегда, громко и безудержно. — Нет! Но противник встал, знаешь, они всегда спокойно ждут, пока он подымется, а как встанет на ноги, тут его р-раз…
— Знаю.
— Ты тоже так дрался?
— Конечно. Меня однажды противник загнал в крапиву, и я был в трусах. И крапива меня доконала. Говорят, я скакал, как паяц на веревочке…
— Ну вот, тот встал и как врежет Рахвальскому, пришлось считать до двенадцати, они всегда до двенадцати считают, два счета лишних — это поправка на нетренированность, и потом, говорят, школа снижает спортивную форму.
— У противника?
— Стефан! Ну вот, после этого оба ходили две недели с распухшими носами, и фонари под глазами у них были сперва фиолетовые, а потом желтые. И все учителя спрашивали, что случилось, ну, пан Касперский не спрашивал, он знал, вернее, сразу догадался и даже песенку во время лабораторной работы напевал:
В черных перьях боец,В белых перьях другой,Подрались петухи.Ах, жестокий был бой!
Только одна пани Мареш словно ничего не замечает. Молодец она, правда?
Стефан одобрительно кивнул. У Людки с самого начала было такое ощущение, что он хочет сказать ей что-то важное и все оттягивает. Она допила свой фруктовый коктейль и съела шарлотку. Кофе у Стефана совсем остыл, он отодвинул его и заказал новую порцию.
— Заказать тебе землянику со сливками? — спросил он и улыбнулся.
Людка почувствовала, что за эту улыбку она готова спуститься по Ниагарскому водопаду в бочке, рекламируя кока-колу.
— Закажи. Я думала, у меня будет пара по французскому, — сказала она, просто чтобы что-то сказать. Двойка по французскому ей никогда не грозила, но Стефан всегда очень интересовался ее отметками.
— Может, я в июле заеду к тебе на денек-другой, подтяну тебя по французскому, — сказал он, и по его тону Людка поняла, что эти слова ничего не значат. Так, простой треп.
Они снова замолчали. Людка лихорадочно придумывала, что бы такое еще сказать.
— А я тут влюбилась в одного человека. Целый год с ума сходила.
— Что ты говоришь! Невероятно! Прямо сенсация. Ну, и что?
— Да ничего. Перестала. Оказывается, он в своей «шкоде» синтетику всякую возит.
— Что-о-о? Ну и что же? — Стефан поспешно отставил чашку и вынул из кармана платок. — Разве нельзя возить в своей машине синтетику? Да и потом, помилуй, что за синтетика?
— Он должен был собирать произведения искусства и быть ассистентом профессора Михаловского.
— И не вышло? Он что, совсем уже взрослый мужчина? Не влюбляйся ты во взрослых мужчин. Не стоит. Так почему же он не стал этим самым ассистентом?
— Он был писателем, понимаешь, Стефан… поэтом…
— И не знал, о чем писать? Или муза ему изменили?
— А еще он должен был быть биологом.
— Обширные у него были планы!
— Да он и понятия не имел об этих планах. Вообще-то я про его планы ничего не знаю.
— А-а-а! Так вот в чем дело! Ты меня этой синтетикой прямо убила. Ты, значит, вообразила себе, что он самый-самый-самый… а бедняга попросту торгует какими-то синтетическими материалами, так, что ли?
— Понимаешь, к тому времени, как я открыла, что он там возит, я уже не так с ума сходила, но все-таки переживала ужасно. Когда я его в первый раз увидела, он держал под мышкой две теннисные ракетки. Но это были вовсе не ракетки.
— А что же? Неужели тебя так ослепила его красота, что ты и разобраться не смогла?
— Может, он и играет в теннис, но только не этими ракетками. А это были образцы. Потому что он делает нейлоновые струны. И другие вещи. Может, прямо у себя в комнате, за желтыми занавесками.
— Ну и бог с ним, пусть себе делает.
— Понимаешь, один раз он стоял во дворе и говорил с каким-то другим человеком, а я рядом кружила вокруг тополя, как оса вокруг банки с медом. Говорю тебе, я уже тогда была не такая влюбленная, уже почти все прошло, но как я услышала, о чем они говорят, чуть в обморок не упала. «Давай, старик, слетаем в Легионов… еще одна партия… пятнадцать кусков… в Ченстохов и обратно… Обделаем дельце со струнами»… Знаешь, мы тоже по-всякому говорим, суть не в этом. Тут совсем другое. В общем, больше я там крутиться не стала, пошла домой и вырвала из тетрадки ту страницу, где начинала когда-то ему писать. И все, заметано, как наши мальчишки говорят после мордобоя. С этим покончено. Раньше я чуть из окна не выскакивала, когда он поднимал капот своей «шкоды», а тут они с приятелем, пока разговаривали, тоже что-то в машине делали, а мне хоть бы что — пусть себе копаются.
— Бедняга! Он никогда и не узнает, в какие пышные одежды ты его вырядила, сколько венков напялила ему на голову. Даже один лавровый.
— А что было бы, если бы я не вытерпела и как-нибудь ему намекнула?
— Нет, я думаю, внутренний голос подсказал бы тебе что-нибудь вроде: «Извините, я ошиблась, я приняла вас за другого…»
— Но ведь это не всегда так бывает?
— Нет. Не всегда. Пойдем, Людик, пора.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу. Но сейчас пойдем.
И в тот день Людка так ничего и не узнала. Стефан даже не поднялся с нею наверх.
— Заметано, — сказал он на прощание и ушел, слегка ссутулившись, хотя обычно держался прямо, как палка.
На следующий день он явился утром — Людке пришло в голову, что Стефан, видимо, не хочет встречаться с отцом, — коротко поздоровался с мамой, вошел к Людке и, даже не потрепав ее по плечу, захлопнул дверь и объявил:
— Я возвращаюсь к Элизе.
— Стефан! — Людка, как была в пижаме, выскочила из постели и повисла у него на шее. — Стефан! Вот здорово!
- Домашнее сочинение - Анатолий Алексин - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Новые рассказы про Франца - Кристине Нестлингер - Детская проза
- Моя мама любит художника - Анастасия Малейко - Детская проза
- Мохнатый ребенок. Истории о людях и животных - Марина Аромштам - Детская проза
- Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Дарья Лаврова - Детская проза
- Всё будет в порядке: повесть - Валерий Воскобойников - Детская проза
- Кап, иди сюда! - Юрий Хазанов - Детская проза
- Почему? - Валентина Осеева - Детская проза
- Лис Улисс - Адра Фред - Детская проза