Веселый спутник. Воспоминания об Иосифе Бродском - Рада Аллой

В постскриптуме письма ко мне из Нью-Йорка от 26 июля 1978 года Иосиф пишет: «Говоря о книжках: у Леши Лифшица довольно давно уже была идея издать (собрать и издать) мой легкий жанр — послания, на случай, всякие Жюль Верны и т. д. Прилагаю пару образцов».

Один этот «образец» был посвящен А. Я. Сергееву («Лишенный прежнего насеста…»), другой — Эре Коробовой («Любезный Эрос…»), причем к ее имени Иосиф прибавил в скобках: «жена Наймана, Венцловы», хотя Эру я прекрасно знала.

Я, конечно, очень обрадовалась, тем более что, в отличие от большинства прежних «стихов на случай», они были очень длинными, а чем длиннее, тем радости больше. Как и Леша, я тоже обожала такие стихи и неустанно их собирала. До сих пор мечтаю увидеть изданным такой сборник, из одних «стихов на случай» — прекрасный повод восхититься тем, как особенно весело резвятся на этом поле несравненные версификаторские таланты Иосифа и никогда не оставляющий его великолепный юмор.

В другой раз он мне прислал посвященные Е. Рейну очаровательные пятьдесят две строфы, датированные 30 июля 1978 года («Пишу тебе из США…»). Это машинопись, но номера строф проставлены от руки, а на обороте одной из страниц — несколько посторонних стихотворных строк, по-русски и по-английски. А сам текст Иосиф правил на этот раз — для меня впервые — не с помощью зачеркиваний и надписываний (что всегда дает уникальную возможность текстологу сравнивать варианты), а «на западный манер», замазав забракованные слова специальными белилами и печатая поверх, что требует определенной ловкости. Изменения были внесены по крайней мере в двадцать строф, и это в шуточном послании! Но даже потом, уже вытащив лист из машинки, автор сделал последнее исправление, с помощью сноски: строчку «Здесь на Левше Левша» заменил на «Что Лифшиц — то Левша».

Но вот то, что Иосиф отнес к легкому жанру «Нового Жюль Верна», — меня, можно сказать, даже возмутило. Леше и Нине он посвятил много прекрасных стихов, но именно посвящение им этого цикла вызвало у меня острую зависть. Не помню, чтобы я когда-нибудь кому-то так сильно завидовала, как им по этому поводу. При том что Леша повел себя просто как ангел. Вот нахожу в его письме тридцатилетней давности: «Володенька, нельзя ли у вас там выцыганить номер с «Нов. Жюль Верном», к-й посвящен нам с Ниной (независимо от того, сохранено ли в публикации посвящение или нет)». Как же это можно смириться с тем, что посвящение могло исчезнуть! Впрочем, именно это (в «Вестнике РХД» оно, конечно, было на месте) и случилось в первой же российской публикации в «Новом мире».

Помню, как мы с Володей читали «Нового Жюль Верна» в Париже, задыхаясь от хохота: один осьминог Ося, «со всех сторон» окружающий лейтенанта Бенца, чего стоит! И разговор в кают-компании, разговоры на палубе! (В то время у нас была одна сотрудница, с которой как-то трудно было вести диалог. Когда в очередной раз я не поняла ее реакции, Володя подхватил: «О чем я их ни спрошу, слышу странное „хули-хули"». С тех пор она и осталась под кличкой «хули-хули», и настоящее ее имя я уже даже не могу вспомнить.) А неизбывно грустный конец стихотворения бросает тревожную тень на все остальное, и уже при втором чтении эта тревога выступает на первый план, «безупречная линия горизонта» превращается в безразличную к человеку и потому угрожающую. Впоследствии Иосиф всегда публиковал «Жюль Верна» в основном корпусе (в том числе и в самом моем любимом московском сборнике 1990 года, на мой взгляд, лучшем и по подбору стихов — такая себе маленькая антология, которая замечательно представляет все основные произведения, и по оформлению: какой-то «правильный» размер и объем), и уже больше никогда не было речи о «Жюль Берне» как о стихах «на случай».

Недавно вот встретила в интернете «Методические рекомендации к изучению поэзии Иосифа Бродского в 11 — м классе», сочинение господина Нелькина. Так там петербургский учитель включает «Жюль Верна» в двух-трехчасовой курс по Бродскому среди десятка стихотворений — от «Рождественского романса» до «Рождественской звезды», а также рекомендует провести для детей его сравнительный анализ с «Пироскафом» Баратынского! А тут — «легкий жанр»!

Нет, я действительно злоупотребляла снисходительностью Иосифа, если даже осмелилась отправить ему рифмованное письмо! Правда, всего однажды. Если я его здесь привожу, то потому, что адресату что-то в нем понравилось. Сужу по тому, что вскоре я услышала весьма одобрительный отзыв Иосифа обо мне — тем более лестный, что он был высказан нашему общему приятелю, посетившему Париж в то время, когда гости из отечества были еще большой редкостью. Повторить его здесь я все-таки не решаюсь, но уверена, что наш друг не откажется в случае чего его подтвердить. А письмо — вот оно:

Двадцатилетний срок

да минус городов

изведав, на станок

(печатный!) всех родов

не взглянешь, надоел!

Одна тоска.

Увы, таков удел

того, кто на века

прославлен. По тебе,

презрев лимит,

скучает не ГБ

уже, а МИД.

Пускай зело ты строг

и знаменит,

ничто «на случай» строк

мне не затмит.

Где лучший из Левшей

(который Лось)?

Не выгнан ли взашей?

Не довелось

ему (а как хотел!)

собрать их вместе. Ось!

Коль Леша не у дел —

есть я, небось.

Мерси за томик станс.

Стыдом — дотла:

прости за резистанс

на роль дупла.

Зря только круг обид,

на срез окна

(из самых горьких — вид

«почти-Младенца» на

чужих руках почти-

поэта), я

с трудом могла идти,

вопрос тая,

вперед, в обход молвы,

вослед тебе.

Стихи всегда правы.

Ну что ж, М. Б.

Замечу, впрочем, что ни эти и никакие другие мои стенания по этому поводу не сработали, и стихи «на случай» так и не собраны (то есть собраны наверняка, но до печатного станка не добрались до сих пор, а жаль).

Уезжая летом в поле, Эдик всякий раз шутливо вверял меня покровительству Иосифа, который обязывался меня пасти, не давать скучать, а также блюсти мою нравственность. В эту игру Иосиф включался охотно и ревностно выполнял свои обязанности. Вспоминаю его визит уже в одиннадцатом часу вече- pa: оказывается, он приходил в восемь, но меня еще не было, так что он сделал несколько кругов по Голодаю, прежде чем еще раз проверить, явилась ли я домой. За это время с велосипедом что-то случилось, пришлось взгромоздить его в лифт, подняться на восьмой этаж и взять у меня какие-то инструменты. В другой раз я нашла под дверью записку на обрывке сигаретной пачки: «Хотел бы я, Рада, чтобы причину твоего отсутствия Эд и я могли счесть уважительной. Иосиф».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});