Под горой Гедимина - Яков Тайц

— Сейчас узнаю в приёмном покое, товарищ начальник.

Шурочка вышла. Начальник опустил голову на стол и задремал. Но как только за дверью послышались лёгкие шаги Шурочку он очнулся, поднял голову:

— Ну, как?

— Вот, товарищ начальник.

Шурочка подала начальнику толстую прошнурованную тетрадь. На переплёте было по-немецки написано: «Лагерь Ост № 120».

Начальник раскрыл её. На разлинованных страницах были аккуратно по-немецки перечислены имена, фамилии, род занятий…

— Вы, Шурочка, идите к больным, я займусь сам, — сказал начальник.

Он взял толстую тетрадь, обошёл с ней все палаты, опросил всех вновь принятых больных, потом вернулся к себе и опять вызвал Шурочку:

— Заполните карточку на больного из четвёртой.

Шурочка села за стол, взяла перо. Начальник стал диктовать:

— «Место рождения: Вильнюс… Профессия: рабочий… Партийность: коммунист… Национальность: литовец… Имя: Миколас… Фамилия: Петраускас».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«КОМНАТА СКАЗОК»

Глава первая

ТЕЛЕГРАММА

Прошло несколько дней.

Начальника всё ещё тревожил больной из четвёртой палаты. Больной по-прежнему лежал неподвижно, устремив светло-голубые глаза в потолок и не произнося ни слова. В его истории болезни стояло одно коротенькое словечко: «шок».

…Наступило воскресенье. В Мишиной красной книжечке было записано:

«Воскресенье, пять тридцать — выступать в госпитале».

Все эти дни он уговаривал Онуте выступить вместе с ним. Она упорно отказывалась:

— Если я боюсь? Если я стесняюся? После долгих уговоров она всё-таки согласилась:

— Хорошо, пойду, только в самую-самую маленькую палату, где мало человек.

— Ладно! — обрадовался Миша. — Пойдёшь в самую маленькую.

После обеда он устроил во флигельке генеральную репетицию. Он вскарабкался на белый столик и с азартом декламировал:

В сто сорок солнц закат пылал,в июль катилось лето…

Он решил прочитать бойцам «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» — те самые стихи Маяковского, о которых папа писал ему когда-то в новогоднем письме.

Онуте с восхищением смотрела снизу вверх на отчаянно оравшего Мишу. Вот он кончил кричать и спрыгнул со стола:

— А теперь ты. Полезай!

— Нет… Я здесь…

— Нет, на стол, на стол! Чтобы как следует!. Как на сцене.

Он заставил её влезть на стол. Онуте растерянно стояла на шатком столе, прижимая платье к ногам.

— Не бойся! — командовал Миша, — Начинай! Погоди я тебя объявлю.

Он повернулся к двум аккуратно застланным койкам и «взрослым» голосом сказал:

— Сейчас перед вами выступит заслуженная артистка Литовской республики Онуте Петраускайте. Просим!

Он захлопал в ладоши. Онуте засмеялась, потом тихо-тихо начала:

Светит в небе красный стяг,Словно…

Но тут кто-то некстати постучался. Онуте мигом спрыгнула со стола. Миша открыл дверь. На пороге стоял дядя Корней:

— Начальник дома?

— Нету. А что?

— Да тут вот им телеграмма.

Миша взял телеграмму. На узенькой бумажной ленточке, небрежно оторванной и чуть наискось приклеенной к бланку, было прыгающими буквами напечатано:

Встречайте воскресенье вагон шестой мама.

Миша подскочил от радости:

— Онуте, дядя Корней! Смотрите, мама приезжает! Моя мама!

— Ой, какой ты счастливый! — вздохнула Онуте. — А когда?

— Когда? В воскресенье… Постой, это значит сегодня. Я сейчас…

Размахивая телеграммой, Миша выбежал из флигелька и понёсся к главному корпусу.

У входа сидел санитар, Миша обратился к нему:

— Позовите, пожалуйста, начальника. По очень-очень срочному делу.

Санитар, шаркая подкованными каблуками по каменному полу, пошёл в глубь корпуса. А Миша остался ждать на крыльце. Неподалёку, в обгорелом саду, грелся на солнце Зеличок.

— Зелёненький, — крикнул Миша, — а ко мне мама приезжает! Вот! — Он взмахнул телеграммой. — Понимаешь — мама?

Как было не понять! Кажется, на всех языках это слово звучит одинаково. По-русски — мама, по-еврейски — маме, по-украински — мамо…

Зеличок улыбнулся, закивал курчавой головой:

— Мама!.. Да зд'авствует мама!

На крыльцо вышел начальник. Лицо у него было озабоченное. На голове белела марлевая шапочка. Он вытирал руки полотенцем:

— Что случилось, Миша?

— Папа, смотри! Угадай, от кого?

— Мне некогда, Миша. От мамы, да?

— Как ты угадал?

— Наверно, беспокоится о тебе. Дай-ка!

— Ничего не беспокоится. Вот, читай!

Папа бросил полотенце на плечо, взял телеграмму.

— Вот это новость! — Он посмотрел на Мишу, потом снова заглянул в телеграмму. — Вот это сюрприз! — Он опять посмотрел на Мишу и стал теребить бороду. — Ну что ж! Надо устроить торжественную встречу. Поезд приходит в шесть. Сейчас, — он отогнул рукав халата, посмотрел на часы, — около пяти… Вот что, позови-ка мне Корнея!

Миша побежал в сторожку и через минуту вернулся с дядей Корнеем. Старый солдат приложил морщинистую руку к козырьку:

— По вашему приказанию явился красноармеец Корней Обновка.

— Товарищ Обновка, — сказал начальник, — возьмёте «виллис», поедете на вокзал к московскому поезду. Там в шестом вагоне найдёте мою жену, Наталью Лаврентьевну. Привезёте её сюда. Понятно?

Дядя Корней повторил:

— К московскому поезду, в шестом, стало быть, вагоне найти Наталью, стало быть, Лаврентьевну…

— А ты? — вмешался Миша.

— Я, к сожалению, не смогу. У меня сейчас операция.

Папа развёл руками и снова взялся за полотенце, хотя руки его уже успели высохнуть.

— А как же я их узнаю, товарищ начальник? — спросил дядя Корней.

— С вами Миша поедет. Смотри, Миша, от Обновки не отрывайся.

— Нет, папа, что ты!.. — весело отозвался Миша. — Поехали, дядя Корней.

Вдруг он спохватился:

— Папа, а как же быть? Ведь мне в пять тридцать выступать!

Начальник с минуту подумал:

— Ничего не поделаешь! Как-нибудь в другой раз. Ступай, а то ещё опоздаете.

Он круто повернулся на каблуках и пошёл по коридору. По пути он сказал дежурной сестре:

— Объявите по палатам: литературный вечер переносится на следующее воскресенье.

А Миша и дядя Корней пошли в гараж. Мита хотел было взять с собой на вокзал Онуте, но она застеснялась и не поехала.

Глава вторая

НА ВОКЗАЛЕ

Маленькая, юркая машина быстро мчалась по узким улочкам. Миша сидел рядом с водителем. За ветровым стеклом мелькали дома.

Вот прошли мимо огромного костёла с двумя устремлёнными в небо шпилями. Пронеслись мимо старинного литовского университета.

Потом промелькнула старая-престарая церковь с облупленными макушками. Вот покатили по небольшой красивой треугольной площади…

— Площадь Кутузова, — сказал водитель, яростно вращая «баранкой».

Но Мише сейчас не до этого было. То и дело он оборачивался к дяде Корнею:

— А мы поспеем? А мы не опоздаем?

— Как не поспеть! Ещё там ждать будем, — терпеливо отвечал дядя Корней.

Вот осталась позади величественная гора Гедимина. Машина промчалась по узкой, длинной улице мимо ратуши и завернула на привокзальную площадь.

Вокзал был тоже вдребезги разбит. Но красноармейцы уже трудились на его развалинах.

Красная Армия не только воевала. Везде, куда она ни приходила, она строила, восстанавливала, возвращала к жизни мосты, заводы, школы, вокзалы…

Миша и дядя Корней вышли на перрон.

Миша очень любил бывать на вокзалах. Ему нравилось слушать, как на разные голоса гудят паровозы; видеть, как поднимается короткая железная рука семафора, как машет фонариком сцепщик и тоненько дудит в маленький, словно игрушечный рожок.

Здесь можно сесть на какой-нибудь запылённый поезд и отправиться в далёкое путешествие.

Хорошее место — вокзал!

— Дяденька Корней, а где Москва?

— Вон там!

Миша стал смотреть в сторону Москвы. Вдали взметнулась пушистая полоска дыма. Раздался протяжный гудок. Миша закричал:

— Идёт! Идёт!

Из-за разбитой водокачки показался чёрный маслянистый паровоз. Он тяжело сопел, и казалось, что это не машина, а огромный живой зверь, у которого вместо ног высокие колёса. За ним тянулись вагоны, только не пассажирские, а товарные. Мимо Миши на открытых платформах поплыли новые, свежевыкрашенные большие танки. Каждый занимал две платформы.

Над открытыми люками видны были маленькие головы танкистов в толстых шлемах.

Всё вокруг наполнилось стуком и громом. Без конца проходили мимо Миши танки, танки, танки…