Лапландия. Карелия. Россия - Матиас Александр Кастрен

о форме сейдов, что были и такие каменные сейды, которые созданы были человеческими руками. Они состав­лены из груды вместе сложенных камней, из которых иные представляют голову, другие — плечи, грудь и прочие ча­сти человеческого тела.

Я имел случай видеть такого сейда на одном острове Энареского озера при переезде нашем от церкви в деревню Киро. Лопари чрезвычайно боялись этого истукана, с от­вращением показывали на темные кровяные и жирные пят­на, видимые на поверхности кумира, которого некогда ма­зали жиром и кровью, и, казалось, еще верили, что в нем обитает какой-то злой дух. Проводник наш, не крещен­ный еще, но уже оглашенный лапландец, убеждал нас ос­тавить скорее это нечистое место, страшась, чтобы живу­щий на нем дух не наслал на нас бури, и только что сели мы в лодку, он начал петь длинные духовные песни и чи­тать псалмы. Действительно, буря как будто не посмела разразиться, и мы счастливо доплыли к старому Томасу, который по-прежнему дал нам гостеприимный приют на несколько дней.

По-настоящему мы не намеревались оставаться в Киро, но силы мои так были еще изнурены от вышеупомянутой прогулки, что я едва мог ходить по горнице, не только пред­принять путешествие за три мили на скалу Сомбио (Sombio). Принужденный сидеть в бездействии, я с беспокойством видел, как лапландское небо с каждым днем становилось грознее и мрачнее, как поднимался рев бури, пожелкла тра­ва, с деревьев свалился лист, пролетели на юг перелетные птицы, и осень водворялась со всеми своими признаками. Испугавшись этих признаков, должен я был предпринять трудный путь на скалу, и 15 августа, хотя силы были еще очень истощены, ноги распухли, а подошвы совсем стерты, решился я идти.

День давно уже сиял, когда мы навязали сумы на спи­ну и, взявши в проводники одного финна, пошли в долгий наш путь. Не прошло еще двух часов нашей ходьбы, как загремел гром и из обложного со всех сторон густыми ту­чами неба полил дождь. По счастью, сторона была лесис­тая, и мы скоро нашли убежище от проливного дождя под несколькими ветвистыми соснами. Тут отыскали мы ис­точник с светло-струящейся водой и вознамерились не мучить себя долее и провести здесь остаток дня, подкре­пивши силы припасами, взятыми в Утсъйоки, и пригото­вившись, таким образом, к многотрудному странствию следующего дня.

К ночи непогода утихла, но на следующий день подня­лась опять гроза с дождем и сильным порывистым ветром. Тут не нашли мы и убежища от бури; места, через которые приходилось идти, были безлесные, одни скалы и болота. В дневнике моем не нахожу ни слова о положении и особен­ностях этой страны, потому что дождь поливал меня бес­престанно так, что я не имел возможности обратить внима­ние на окружающую природу и исключительно был занят одной своей особой.

Утомленные непогодой и трудной ходьбой, обрадова­лись мы чрезвычайно, когда при наступлении ночи про­водник указал нам на большую, уединенно стоящую со­сну, под ветвями которой кое-как можно было укрыться от дождя. О покое нечего было думать, всю ночь, не пере­ставая, гремел гром над нашими головами и не давал нам уснуть. На следующее утро мы снова пустились в путь при продолжающемся дожде и ветре. Нам предстояло переби­раться через гору, поверхность которой вся покрыта была голыми камнями и обломками скал, из коих одни были так остры, а другие так скользки, что на каждом шагу мы подвергались опасности слететь с горы и сломать себе руки и ноги. Однако же мы благополучно взошли на гору и вско­ре очутились на берегу озера Сомбио (Sombio). Тут отыска­ли мы маленькую лодку и переправились на ней через озе­ро к устью реки Лупро, и вдоль ее мы доплыли до одной небольшой колонии, где провели несколько часов, чтоб отдохнуть от утомительного путешествия по скалам. До­лее отдыхать не имели мы нужды, зная, что следующие дни не будем напрягать сил своих пешеходством, ибо можно было продолжать путь рекою.

Во время этого переезда посетили мы несколько фин­ских дворов, или так называемых колоний, поселенных вдоль по берегу. Имена их исчезли из моей памяти и стер­лись в путевых заметках, но время не может изгладить того глубокого впечатления, которое произвела во мне ужасная нищета, тяготевшая над жителями этой несчас­тной страны. Семнадцать лет постоянного неурожая до­вели этих бедных жителей до такой степени убожества, что они, без преувеличения, питались сеном. Известно, что поселяне во многих местах в Финляндии употребля­ют коряный хлеб, то есть хлеб, испеченный из толченой коры, смешанной с мукой. Бедные жители озера Сомбио едва имели понятие о возможности такого изобилия, ибо сами едят солому, смешанную с древесной корой. Нынеш­ний год солома очень рано вышла, и они бедную жизнь свою поддерживали древесной корой, смешанной с тра­вой, которая у финнов называет weserikko (Cerastium vulgare — ясковка, сем. Гвоздичных). Рыбная ловля была также очень незначительна, а о скотоводстве они мало думают, хотя берега вдоль реки Лупро богаты сочными лугами. В таком отчаянном положении многие из жите­лей хотели покинуть это «отверженное место» и пересе­литься на бухты Восточного финнмарка, куда и прежде выселились целые толпы их. Другие же благочестивые жители питали надежду, что будет конец их страданиям и что теперешний голод есть справедливо ниспосланное наказание за грехи.

Сокрушенные ужасной нищетой, которая встретила нас во всех колониях, спешили мы сократить наше странствова­ние и по двухдневном усиленном плавании пристали к де­ревне Локка. Тут взяли мы опять сумки на плечи и продол­жали пешком путь; река так извивалась, что слишком ве­лик был бы крюк, если бы мы по ней плыли. Через три мили скучной ходьбы по пустым, не населенным местам встре­тилась нам опять та же река у колонии Тангуа (Tanhua). Вместо того чтобы следовать по ее течению, решились мы сухим путем идти до церкви Соданкила и оттуда рекой Китинен добраться до озера Кеми. Едва сообщили мы это наме­рение колонистам, как они все в один голос восстали против него, и ни один не хотел взяться проводить нас. Предполага­емое нами путешествие, по их уверениям, сопряжено было с опасностью жизни, дорога шла по бездонным болотам, кото­рые после проливных дождей до того были, по словам их, вязки, что трудно было бы не утонуть в трясине. Однако мы не только не испугались этих предвещаний, но еще обещали большую награду тому, кто согласится указать нам дорогу по этим трясинам, которые шли на целые пять миль, и, сверх того, обязались щедро угостить и хлебом, и водкой. Соблаз­нившись такой приманкой, один из колонистов взялся вести нас по болоту, готов был с