Маги и мошенники - Елена Долгова

Н-да. Не знаю, как сердце, а вот мой зад сполна испытал воздействие острых шипов этого угодного святым праведникам растения. Однако же, не стоит излишне привередничать и тем самым гневить небеса – плотная листва розария укрыла меня от враждебных взглядов и метких кинжалов, я что было сил пустился бежать прочь. В конюшне не было никого. Конюх спал, разинув рот и глупо похрапывая. Я ударил пятками мула и поскакал подальше от имения Гернотов так быстро, как только сумел.

Темная стена леса обступила меня со всех сторон, зловеще и проникновенно вопил сыч. Мутный силуэт луны просвечивал сквозь облака словно осколок магического кристалла. Я скакал без седла, гнал Бенедикта вовсю. Густая масса зелени веяла свежей прохладой и тайной, тонкие прутики лозы норовили стегнуть всадника по лицу. Я вылетел на открытое пространство, поле ровным ковром серебрилось под луной. Умный мул сам отыскал нужную тропинку, сбавил аллюр и потрусил прочь, покидая слишком уж гостеприимные земли Гернотов. Я с легким сердцем удалялся от собственной «вдовы» в надежде на то, что мои приключения на этом закончились и еще не зная, какой оборот событий приготовила мне насмешница-судьба.

Глава VII

Заказное колдовство

Магдалена из Тинока. Окрестности леса Зильбервальд, Церенская Империя.

Как только рассвело и ночные видения окончательно поблекли, ведьма пешком двинулась в дорогу, кутаясь в подаренный целомудренным десятником плащ. За поясом ее синего балахона не осталось ни гроша, сумку отобрали в тюрьме инквизиции, босые ступни моментально намокли в росистой траве.

Утренний туман стлался по влажному лугу, местность постепенно повышалась, пока травянистый косогор не перешел в крутой песчаный склон, за которым приветливо шумел сосновый лес. Магдалена вскарабкалась по склону и углубилась в чащу, под ногами хрустели сухие шишки, она подняла несколько штук и засунула их за пазуху. Еще через некоторое время лес расступился, открылась небольшая поляна, густо поросшая тимьяном и дикой гвоздикой. У дальнего края поляны стояла завалившаяся набок лачуга, сложенная из обрубков сосновых бревен. Колдунья решила не показываться на открытом месте, она обогнула травяную проплешину и осторожно заглянула в косо прорубленное в задней стене окно.

В центре единственной комнаты, на плотно утоптанном земляном полу, в круглом очаге весело потрескивали сосновые шишки. Булькал поставленный на треножник котелок, витая струйка сизого дыма уходила в отверстие, прорубленное прямо в потолке.

Возле огня устроилась странного вида пара: сумрачный крючконосый худой мужчина с густыми лохматыми бровями и косоглазый вороватый альвис, у которого напрочь отсутствовали оба уха.

Крючконосый, изрядно похожий на колдуна, помешивал сосновой палочкой вонючее мутное варево. Альвис, склонив нечесаную голову, чистил ногти кинжалом, вполголоса напевая:

Чтобы в петлю не угодить,Перо пускайте в ход вы смело,Когда пошло не ладно дело,И не случилось запылить[5].

Через минуту в дверной проем ввалился третий – ражий черномазый детина в безрукавке бычьей кожи, с мускулистой шеей и крепкими волосатыми кулаками. Магдалена отшатнулась от окна и спряталась за косяком. Троица уселась в кружок и принялась яростно спорить, уснащая речи малопонятными словечками какого-то диалекта:

– Заткнись, Айриш, ты и так без ушей кандыбишь, мне за мелкие бабки шиться с блатарями не с руки – враз зачалят как шиша.

Альвис по имени Айриш зыркнул на крючконосого и угрюмо огрызнулся в ответ:

– Стремь земко, хиляй с опаской и не зачалят.

– Это ваше дело – пялить шары на цветняков.

– Я – гастролер заезжий, – вмешался третий громила, – я мудохаться согласен только за крупняк.

Колдун, по-видимому, устал от непривычного наречия и заговорил несколько более понятно:

– Мы как договаривались? Сижу я на хазе и не свечусь, работаю себе по контракту, тихо порчу навожу – лишай обыкновенный, стало быть, брюшное расслабление, трясавицу Дезидериуса, грыжу пупка, недержание ветров, скорбут…

Бандиты согласно закивали.

– Ты, Айриш, – тут колдун гневно ткнул тощим пальцем в сторону вороватого альвиса. – Ты впариваешь лохам. Видел, мол, черного демона в самом сердце Зильбервальдского леса. Ты, Шенкенбах Толстяк, нанимаешься в защитники, сражаться, и стрижешь с тюленей бабки. Делим навар на троих…

Раздосадованный колдун почесал левую бровь и сухо добавил:

– А с мусорами спознаться и дыней в петлю влезать мне не по приколу.

Троица заспорила, полностью перейдя на непонятный жаргон. По-видимому, речь зашла о деньгах, разбойник Шенкенбах свернул из толстых пальцев тугой кукиш и поднес его к самому носу наемного чародея. Тот злобно ощерился, показывая желтые пеньки зубов. Айриш вскочил и, изогнувшись словно кот, принялся кинжалом выписывать в воздухе восьмерки.

Магдалена пошарила за пазухой и выбрала самую крупную, увесистую шишку, а потом, размахнувшись, метнула ее далеко через поляну, прямо заросли мелкого сосняка.

– Эй, жохи, сучья трещат, – заявил, опомнившийся альвис, – сюда идут шныри.

– Атас! – рявкнул Шенкенбах.

Моментально помирившаяся троица выскочила за двери и исчезла в кустах, бросив на произвол судьбы сумки волшебника и кипящий котелок.

Магдалена выждала, пока перестанут трещать ломаемые убегающими громилами ветки, и проскользнула в избушку. Сумки колдуна ее не разочаровали – нашлись даже корень мандрагоры и павлинья желчь. Варево в котелке отдавало гнильем и низкопробной, дешевой порчей, ведьма, поразмыслив, опрокинула котел прямо в огонь, прихватила поклажу, и, стараясь не вдыхать ядовитые пары, выскочила на свежий воздух.

В мешке отыскались амулеты, пара запасных сандалий и даже кошелек с десятью медными марками скудного задатка. Магдалена обулась, подвязала к поясу кошель колдуна и отправилась в путь, держа направление против солнца, на восток.

Изощренное чутье и ненависть позволяли ведьме ловить незримый след Адальберта, она брела, огибая пни и стройные стволы сосен, вброд пересекла неглубокий ручей, остановилась, пропуская встречный отряд имперской стражи.

Сержант увидел поджарую тетку средних лет, одетую в рваный балахон и грубый плащ. Он придержал коня, повернулся в седле:

– Женщина, стой!

Магдалена остановилась.

– Ты не здешняя и видом подозрительна. Отвечай прямо и без утайки – не имела ли ты общения, любовного, плотского или иного, с беглым разбойником по имени Шенкенбах. Росту он высокого, телом крепок, волос имеет черный и толстую шею.

– Нет, мессир капитан, общения с этим бессердечным разбойником я не имела, – честно призналась ведьма.

«Повышенный в чине» сержант польщенно приосанился. Он еще раз оглядел женщину. На этот раз она почему-то показалась ему молоденькой, испуганной и беззащитной.

– Можешь продолжать путешествие. И будь осторожна, красотка, дороги неспокойны, засветло доберись до жилья, а еще лучше – сыщи себе господина, не годится такой пригожей женщине бродить в одиночку…

Колдунья молча поклонилась завороженному ею сержанту, потрогала амурный амулет на шее и, поправив на плече похищенные у разбойников мешки, тронулась в путь…

* * *

Где-то далеко, в замке Лангерташ, могущественный император Церена отставил в сторону магический кристалл и сардонически усмехнулся.

– Теперь ты убедился, фон Фирхоф, насколько безнадежно буксует повозка правосудия? Государственная стража на дорогах ежегодно обходится нам в круглую сумму. Эта сумма ужасна, я не желаю ее называть, впрочем, ты сам все понимаешь. Баронское ополчение порой ведет себя лишь чуть получше грабителей.

– Торговля и земледелие нуждаются в защите, государь.

– Ах, Людвиг, есть вещи очевидные, но тем не менее нестерпимые словно угнездившийся под сводами тронного зала рой ос.

– Прикажете сместить наместника провинции?

– О нет, новый будет ничем не лучше старого, поверь. Я хочу оставаться Справедливым – опознать в этой женщине ведьму не под силу простому сержанту.

– Ее арест не входил в наши планы.

– Разумеется. Ах, Людвиг, теперь я понимаю, почему ты настоял, чтобы ее выпустили на свободу с голыми руками и без гроша.

– Эта колдунья не пропадет, но стоит ей заподозрить подвох и помощь с нашей стороны, результат может оказаться плачевным. Сейчас она ослеплена ненавистью и мечтой о мести. К сожалению, когда-нибудь это кончится.

– И что тогда?

– Тогда вмешаюсь я, государь.

Гаген Справедливый охотно согласился.

– Я надеюсь на тебя, но будь осмотрителен с этой дикой кошкой. Я не понимаю ее неистовства. Ведьма не отомстила жителям Тинока ничем, кроме бездействия в дни чумы и, тем не менее, готова на край света мчаться за Хронистом, которого не видела никогда.

– Здесь имеется тонкая разница, государь. – ответил Людвиг фон Фирхоф. – У жителей Тинока много сердец и много голов, они все разные, и все не очень умны, у Адальберта же – только одна душа и одна, и притом очень умная, голова. Знахарку гонит в путь желание разом покончить с тем, кто стал в ее глазах олицетворением умудренной и преднамеренной несправедливости.