В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

делаю, бесконечно далеко от искусства. Вот вы меня восхищаете, — серьезно произнес он.

— Я?

— Да, вы! Я обычные дома строю, а вы…

— А я по клавишам стучу.

— Нет, все гораздо сложнее! — с азартом произнес Аленин гость. — Ведь музыка — это что такое? Ее ведь даже пощупать нельзя!

— Музыкальное произведение живет во времени, — важно, подражая учительскому тону, произнесла Алена. — Каждая прозвучавшая нота акустически безвозвратно исчезает, но в слуховой и эмоциональной памяти она продолжает жить…

— Вот именно! Да, можно еще чаю?..

— Конечно. Печенья?

— И печенья! И вообще, давайте на «ты»?

— Давайте на «ты», — милосердно согласилась Алена. Роман Аркадьевич Селетин вдруг показался ей давним знакомым, заглянувшим на огонек.

— Я вам… то есть я тебе, Алена, кажусь странным, да? — спросил он, вытягивая печенье из бумажного пакета.

— Не особенно, — честно ответила она. — Ты захотел снова взглянуть на то место, где жил когда-то, и ты это сделал. А ведь сколько людей ограничивают себя в подобных желаниях — только из-за боязни показаться окружающим странными!

— Но не все бы пустили незнакомого человека в дом, — возразил Селетин.

— Ты не похож на преступника! — сказала Алена. — Мне кажется, я немного разбираюсь в людях… И вообще, под Новый год что-то происходит с людьми, они становятся мягче. Снисходительней… Но я не люблю зиму.

— Почему?

— Так мало солнца… Я люблю лето.

— Я тоже люблю лето. Лето без дождя…

— А я и дождь люблю! Ночью, когда идет дождь, мне снятся какие-то невероятно правдоподобные сны, — призналась Алена. — Однажды мне приснилось, будто исчезли все люди на земле и я осталась одна. Я проснулась под утро и выглянула в окно — никого. Ни звуков, ни шорохов, какие обычно бывают в доме… И такая на меня тоска напала — ты не можешь себе представить! А потом увидела старуху с таксой — они в соседнем подъезде живут. Старуха выгуливала таксу… И поняла, что жизнь на земле еще осталась!

— Забавно, — усмехнулся Селетин. Потом помолчал, точно не решаясь — сказать или нет, а потом все-таки признался: — А вот мне в последнее время снится один и тот же сон.

— Какой? — с любопытством спросила Алена.

— Тоже невероятно правдоподобный. Мне снится кладбище… К чему бы это?

Алена с удивлением посмотрела на него. Селетин улыбнулся — но совсем невесело.

— Я не умею толковать сны, — покачала головой Алена. — Скорее всего это обычный кошмар. Людям снятся кошмары — когда они устают, когда у них неприятности, когда едят на ночь лишнее…

— Я не ем на ночь! Ладно, не будем об этом… Лучше скажи: что тебе больше всего нравится играть? — встряхнулся, распрямился гость.

— То есть какой композитор мне нравится?.. Я Моцарта люблю — он такой веселый, такой легкий… — призналась она и невольно пробежала пальцами по столу — как по клавишам. — Я его практически всего знаю — что-то лучше, что-то хуже… А вот Прокофьева совсем не могу играть, не могу найти нужного соответствия в характере звука, который заключен в нотах. Скрябин для меня тоже сложен — сколько я ни пыталась разучить его Пятую сонату, у меня ничего не вышло. Кому-то из исполнителей, по-моему, Рихтеру, — не давался Рахманинов, он говорил, что Рахманинов настолько громаден психологически, что он не в состоянии к нему подступиться! Есть нечто неуловимое, непостижимое, что прячется между нот, — может быть, душа музыки?..

— Может быть… Но я тебе говорил — я совершенно ничего не понимаю в ней. Я дикий в этом плане. Как-то пошел на оперу и заснул. Балет… — Роман вдруг поморщился. — Но вот то, как играла ты, мне очень понравилось. Я, знаешь ли, даже еще послушал бы!

— Вот спасибо… — насмешливо сказала Алена. — Ты очень любезен.

— Я серьезно!

— Ладно, пошли, я тебе одну вещичку из Малера сыграю — она коротенькая, тебя не утомит. Дивная мелодия — как будто солнце встает…

Они снова вернулись в комнату. Алена сыграла Селетину эту самую «дивную мелодию». После Селетин сказал, что она себя губит в ресторане и что ей непременно нужно снова выступать с концертами. Потом Алена потребовала, чтобы он в свою очередь объяснил, как строят дома. Селетин объяснил — Алене показалось очень интересным, правда, большую часть его повествования она не поняла…

— Нет, ты мне все-таки расскажи свой сон! — неожиданно попросила она. — Тот, про кладбище…

— Зачем сейчас о мрачном?..

— Нет, ты расскажи! Я люблю все страшное… Фильмы ужасов люблю — чтобы, знаешь, испугаться до смерти! И вообще, сны надо рассказывать — таким образом избавляешься от них.

— Хорошо, — подумав, согласился Селетин. — Представь себе старое-старое кладбище, на котором уже давно никого не хоронят. Кованая ограда, узкая калитка, церковь у входа… Некоторое время идешь по главной аллее, среди лип, пока слева не увидишь каменного ангела с крестом — ангел оплакивает какого-то купца, почившего в незабвенном тысяча девятьсот тринадцатом году. Рядом, словно в насмешку — могилка революционера, скромная такая, со звездой. А вот за ней — желтый склеп с ржавой дверью…

— Страшно как! — тихо засмеялась Алена, прижав ладони к щекам. — Ну, а дальше?

— Это все.

— Как, и это весь твой сон?

— Да.

Алена озадаченно свела брови.

— Погоди, это что ж получается… Ты заходишь в калитку, потом идешь по аллее — топ-топ-топ! — и оказываешься возле какого-то старинного склепа?

— Именно так, — спокойно сказал Селетин.

— Действительно, жуть! — пробормотала она. — Чем-то мой сон напоминает. В нем тоже все как-то чересчур реально было… Ну, а кто в том склепе или что — ты знаешь?

— Нет, — не сразу ответил гость.

— Тогда все ясно — каждый раз во сне ты пытаешься разгадать какую-то тайну.

— Что?

— Я тебя уверяю! — возбужденно воскликнула Алена. — Я, конечно, не психоаналитик, Фрейда не читала, и вообще… Но это же так просто — ты во сне пытаешься разгадать какую-то тайну, которая мучает тебя наяву!

— Может быть… — пробормотал Селетин. В этот момент у него зазвонил сотовый. — Извини. Алло? — Он замолчал, слушая. — Нет, по срокам мы успеваем… Когда? Михаил Федорович, я в курсе, что праздники десять дней! Мы сейчас электрику делаем… Вы мне лучше скажите: насколько закрыта процентовка?..

Алена отвернулась — ей вдруг стало неловко. За окнами медленно темнело. Она встала, зажгла свет.

— Извини, Алена… Мне пора. — Селетин поднялся с места.

— Да, конечно! Мне тоже пора собираться, — сказала Алена, глядя на часы.

— А, ты в этот, свой клуб?

— Ресторан, — поправила она.

— Я могу подвезти…

— Нет-нет, не стоит! Я сама…

Селетин надел пальто, потом повернулся к Алене.

— Спасибо, — серьезно сказал он.

— За что?

— За все.