Маша без медведя - Ольга Войлошникова

ДАМА

Улегшись спать в пять утра, через час я была разбужена тётей Таней, которая тревожно совала мне градусник.

Через полтора часа — не менее тревожным, свежевыбритым и надушенным доктором, который напомнил мне, что сегодня День Великого Визита. Да сферы небесные, дайте поспать!

Еще через полтора часа из коридора начал доноситься ритмичный крик: «За-а-а-автра-а-ак!» — снова прибежала тётя Таня, теперь уж с порошочками, и тут уж я вынужденно проснулась.

Вскоре я поняла, что идея плотно позавтракать (омлет с зеленью, сыр и булочки с изюмом), да ещё запить всю эту красоту стаканом горячего какао (настоящего, вкусного какао, а не как в первое моё утро здесь) была ошибкой, потому как начало меня просто чудовищно рубить. Глаза слипались, не желая слушать голоса разума. Я приоткрыла форточку, надеясь, что прохлада меня взбодрит, и села порисовать.

И вот тут-то явилась обещанная инспекторша.

Громкие голоса приближались со стороны докторского кабинета, и без стука распахнувшаяся дверь вовсе не стала для меня неожиданностью.

— Добрый день! — возгласила тётя, прямая и высокая, как королевский гвардеец, при этом с внушительным «вавилоном» на голове.

— Мария Баграровна, вы уж простите, что мы как снег н а голову! — высунулся из-за её спины доктор.

— Ничего страшного, Павел Валерьевич, — утешила его я, вставая, — вы ведь сегодня предупреждали. Вы нас представите?

Доктор не успел открыть рот, как дама громко отрекомендовалась:

— Статс-дама графиня Наталья Петровна Строганова, начальница попечительского совета её величества государыни императрицы Анны Павловны.

— Очень приятно.

Дама, мало обратив внимания на мою реплику, кинула через плечо:

— Выйдите, доктор, и обождите, пока я вас не позову.

Пал Валерьич, в полнейшей растерянности вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Беспрекословно, заметьте.

Попечительница тем временем ткнула пальцем в форточку:

— Свежий воздух, похвально! Книги… — она по-хозяйски подошла к шкафу и взяла с полки учебник истории, отнеся её в руке максимально далеко, как слабо видящий вблизи, дальнозоркий человек. — Доктор сказал, вы потеряли память вследствие произошедшей трагедии?

— Всё верно.

Я рассматривала её, поражаясь деликатности паровоза, которая была свойственна этой даме.

— И вы решили почитать учебники?

— Да, знаете ли, хочу заполнить образовавшиеся в памяти пробелы.

— Отвечайте по форме, барышня! А это что? — она резко развернулась к столу и схватила рисунок.

Вот тут я психанула. Не люблю, когда без спросу хватают мои работы. Да и энергии во мне сейчас плескалось столько, что никакой телесный контакт мне не был нужен:

— Медленно и аккуратно положите рисунок на стол, — я заговорила тихо-тихо, чтобы Павел Валерьевич, напрягавший слух под дверью, ничего не смог услышать. — А теперь вы будете вести себя уважительно настолько, словно вы пришли на приём к самой императрице.

Взгляд попечительницы потеплел — и я поняла, что стоило сказать «на приём к самому императору», потому что официозом тут и не пахло! Подружка императрицы! Причём, похоже, что подружка с детства — чуть ли не «рядом на горшках сидели», вот почему она везде с ноги заходит. Нет, в «мужском» обществе и на официальных приёмах вряд ли она себя вот так ведёт, но в тех сферах, где традиционно командуют женщины, не говоря уже о приватной обстановке…

— Душа моя! Да ведь это же прекрасно! Пуантилизм! — о, я хоть буду знать, как эта техника здесь называется. — Изящно и изысканно! Весьма, весьма… Я буду рекомендовать, чтобы вам обеспечили условия для углублённых занятий живописью, вы не против?

— Вовсе нет. Я люблю рисовать.

— Очень, очень похвально! — дама выдвинула из-под стола стул и присела, взмахнув в сторону кровати: — И вы присядьте, забудем на время об этикете, в больничных условиях сие дозволительно. Расскажите, дитя моё, всё ли вас устраивает в сем заведении? Быть может, следует распорядиться о переводе вас в клинику более высокого ранга?

— Благодарю вас, но не ст о ит. Павел Валерьевич всемерно содействует созданию наилучших для меня условий, а кроме того… — я взяла небольшую паузу, — я чувствую, что память начала постепенно ко мне возвращаться. Когда мы ездили в Афанасьевскую слободу, — тут я позволила своим глазам увлажниться, — вид знакомых улиц и встреча с известными мне людьми пробудили целый ряд воспоминаний.

Статс-дама сочувственно затрясла причёской, пробормотав что-то вроде:

— Ах, бедное дитя…

— И я подумала, как раз хотела посоветоваться об этом с доктором, что пребывание в обществе может быть гораздо для меня полезнее, нежели в замкнутом пространстве. Ведь никаких душевных заболеваний помимо временной потери памяти у меня обнаружено не было…

Дама, во время моей тирады слушавшая, поджав губы куриной гузкой, сурово закивала:

— Вы рассуждаете весьма разумно, милая моя! Общение — великая вещь! Павел Валерьевич, зайдите! — без перехода гаркнула она, а когда доктор незамедлительно появился на пороге, тотчас вывалила на него идею о моём скорейшем переезде в женскую гимназию для дворянских сирот — но уже как свою собственную.

Доктор отчего-то засуетился и начал высказывать осторожные сомнения в здравомыслии этой идеи, но статс-дама возмутилась и заявила, что в таком случае завтра же — нет, сегодня же! — организует консилиум из местных медицинских светил (перечисленные фамилии мне не сказали ни о чём, но доктор мой невольно подобрался), дабы разрешить ситуацию в пользу пострадавшей девицы (то есть меня).

Последним аргументом, имеющимся у Павла Валерьевича, было полнейшее отсутствие у меня документов, но дама властно подняла голову — ах, какой типаж! Губы поджаты, ноздри раздуваются! — и заявила, что и этот вопрос возьмёт под свой единоличный контроль, подобрала юбки и устремилась — должно быть, в сторону исполнения своих намерений.

Доктор, растерянно смотрящий ей вслед, выглядел таким несчастным, что я сказала:

— Да не расстраивайтесь, Павел Валерьевич! Бог с ней! А я вам вот рисунок почти дорисовала. Нравится?

Доктор подошёл к столу и честно сказал:

— Очень!

— В рамочку вставите — будет вам настроение поднимать.

— Спасибо, Мария Баграровна! — с чувством поблагодарил доктор.

Ну вот, много ли человеку для счастья надо. Шарфик ему ещё, что ли, связать? До вечера ведь успею, а то и впрямь, заберут меня, а дядьке нужно признательность выразить, а то не по-людски как-то.

МЕДИЦИНСКИЕ СВЕТИЛА

Статс-дама не обманула. Аккурат после полдничного чая (я только-только шарфик довязать успела) явился обещанный консилиум — об этом мне сообщила прибежавшая с круглыми глазами тётя Таня. И сама дама-попечительница явилась тоже, торжественно предъявляя всем заинтересованным лицам мой новенький, ещё пахнущий чернилами паспорт. Мне документ показали только мельком, и вообще, я его, по-видимому, на руки получу только по выходу из сиротской гимназии. Кстати, интересно, гимназистки замуж могут выйти до достижения двадцати одного года? Или опять только с одобрения какого-нибудь попечительского совета?

На этой позитивной мысли меня пригласили в докторский кабинет, куда втащили ещё два стола, по кругу расселись дядьки-доктора, а отдельно, в самом статусном кресле — статс-дама.

Мне был приготовлен стул, и чувствовала я себя как на экзамене, но это ощущение быстро прошло, поскольку спрашивали меня мало, по большей части я сидела и наблюдала за местными медицинскими светилами.

Говорили доктора много, умно и непонятно, держали себя при этом важно, как павлины. В конце концов (к моему великому удовлетворению) они сошлись на том, что допустимо перевести меня в гимназию, при условии, что приписанный к гимназии доктор будет наблюдать за течением моей амнезии и следить, чтобы не проявились возможные невротические расстройства.

Такой поворот событий меня, в принципе, устраивал, я даже магию применять не стала — так, просидела, глазками прохлопала.

Госпожа Строганова душевно меня поздравляла и даже обнимала, поразив, по-моему, всех присутствующих, после чего было объявлено, что завтра в десять за мной явится специальная сопровождающая дама, которая и доставит меня в благородное заведение.

НАДЕЮСЬ, ЭТО ПРАВИЛЬНО

Я вернулась в палату и села на стул, рассматривая шкаф со своим «богатством». Разрешат мне взять всё это в гимназию или сочтут излишним?

Нет, что за глупости! Я передёрнула плечами, возвращая себя в текущую реальность. Что значит «не разрешат»? Кто-нибудь вроде Баграра смог бы не разрешить. И я периодически сбиваюсь на те, старые стереотипы. Здесь же… постараюсь аккуратненько подправить решения, которые могут прозвучать не в мою пользу, вот и всё.

Выспаться у меня сегодня так и не получилось, после утреннего визита статс-дамы я решила, что ожидать можно