В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин

Левашов шагнул к толстяку, но тот отшатнулся в глубину тамбура.

— Что же ты... Я ведь попрощаться хотел, — сказал Левашов и подумал: «Не они».

 

Машинист Денисов больше всего ценил в человеке безотказность, способность выполнить свою работу, несмотря ни на что. Ты можешь болеть или быть здоровым, можешь радоваться или убиваться — все это не имеет никакого значения, считал Денисов.

Случалось, он выходил в рейс нездоровым, случалось, оставлял больную жену, но никто не припомнит случая, чтобы он отказался от рейса. Выход на смену Денисов воспринимал как наступление вечера или рассвета — ничто не могло помешать ему. Когда приходило время идти на станцию, он ощущал нечто вроде голода, который утолял, становясь к рычагам паровоза.

Когда ночью состав остановился, Денисов в горячке, не задумываясь, схватил лопату и выпрыгнул наружу. Разбросать сугроб не составляло большого труда, да и пассажиры не отказались бы помочь, но в этом уже не было смысла. На расчистку уйдет полчаса, а за это время все пространство под вагонами будет забито снегом.

Сейчас, когда состав стоял уже сутки, Денисов делал последнее, что было в его силах, — время от времени поднимался на крышу вагона и пытался связаться с Южно-Сахалинском по проводам, которые шли вдоль дороги. А замерзнув и ничего не добившись, возвращался в вагон.

Левашов увидел его, когда машинист опять собрался на крышу.

— Так это вы нас ночью в сугробы затащили? — спросил Левашов.

— А ты, конечно, объехал бы сугробы-то?

— Да уж как-нибудь... А сейчас куда?

— А вот... — Денисов распахнул пальто и показал телефонную трубку с болтающимися проводами. Увидев изумление в глазах у Левашова, он хитро подмигнул ему: вот так, мол, учи вас, молодых.

— Как бы не унесло вас... Вы погодите, я оденусь, ладно?

В угольном отсеке они нашли небольшой ломик и, постучав им по схваченной морозом двери, открыли ее. На ровной стене снега четко отпечатались все выступы двери. Взяв широкую лопату, Левашов ткнул ею в верхний угол и сразу почувствовал, как ее зажало там, снаружи. Лопата пружинила, выворачивалась.

— Ничего ветерок, а?

— Авось, — сказал Денисов.

Выбравшись наверх, они увидели, что заносы уже сравнялись с крышей вагонов, а от паровоза осталась лишь труба, коротким черным пнем торчавшая из снега. До проводов можно было дотянуться рукой. Ветер, рассекаясь о них, гудел протяжно и зло.

— К столбу, к столбу идти надо! — прокричал Денисов. — Па́ры! Нужны па́ры проводов! А здесь они перепутаны! Не найдешь!

До столба они добрались минут за десять. Денисов уперся в него спиной, вынул телефонную трубку и кивнул Левашову — давай. Прижав трубку к уху, он накрыл ее высоким воротником и приготовился слушать. А Левашов стал прикладывать оголенные контакты к проводам.

Первая пара проводов молчала. Видно, они были где-то оборваны.

Молчала и вторая пара. Но потом им повезло — они наткнулись на чей-то разговор.

— Алло! Не кладите трубку! Не кладите трубку! — надрывался Денисов, но уже раздались частые гудки отбоя.

Оступившись, Левашов провалился в снег, а выбравшись, никак не мог найти нужные провода. Но вот Денисов опять услышал разговор.

— Оха! Внимание, Оха! Вас вызывает Южный! Ответьте! — с профессиональной четкостью сказала телефонистка.

— Алло! — снова закричал Денисов. — Алло! Девушка! Девушка!

— Чего вы кричите? Даю Южный...

— Послушайте! Говорит машинист поезда двести восемьдесят один! Денисов говорит. Вы слышите? Мы подключились на линии. Нас занесло! Весь состав занесло! Вы слышите? Девушка!

— Соединяю с управлением железной дороги... Даю управление... Занято. Одну минутку... Управляющий? Вас вызывает поезд двести восемьдесят один. Ответьте поезду.

И опять соскользнул проводок, но Левашову удалось быстро восстановить связь. Теперь оба контакта он зажал в кулаки.

— Я слушаю, — Денисов с трудом узнал голос управляющего.

— Владимир Николаевич! Говорит Денисов... Денисов докладывает!

— Куда вы пропали, Денисов? Где вы?

— Сто восемьдесят пятый километр...

— Понял. Записал.

— Нас занесло. Нужен снегоочиститель. Самим не выбраться!

— Ротор вышел вам навстречу, но его тоже занесло. Замело ротор.

— А что прогноз?

— Еще три дня. Еще три дня.

— Владимир Николаевич! У нас двести человек! Нужны продукты!

— Вертолеты не могут подняться. Вы слышите — не могут подняться вертолеты. Нет видимости. Переселите пассажиров в несколько вагонов, весь состав незачем отапливать! Экономьте уголь. Вы слышите? Вам нужно продержаться еще несколько дней. Вертолеты и продукты уже выделены.

— Одну минутку, — сказал Левашов, видя, что разговор кончается. — Скажите телефонистке, пусть соединит с номером... Два семнадцать тридцать четыре.

Денисов передал трубку Левашову, а сам перехватил контакты и отвернулся, спрятав лицо за высокий воротник.

— Степан Федорович? Доброе утро! Левашов говорит.

— Кто? Кто говорит?

— Левашов.

— Откуда ты? Мне сообщили, что ваш поезд занесло...

— Так и есть. Поезд стоит. И будет стоять еще несколько дней.

— Отлично! Это просто здорово! Тебе везет, Левашов!

— Дальше некуда! Степан Федорович, какие новости?

— Он едет в купейном. В седьмом. Одного мы задержали. Пока молчит. И будет молчать, если вы вернетесь ни с чем. И еще одно — директор магазина скончалась. Сейчас все зависит...

Связь оборвалась — где-то не выдержали провода.

Дыру, через которую они выбрались наружу, уже занесло. Левашов потоптался, прошел вдоль вагона и... провалился. Вслед за ним в тамбур соскользнул Денисов.

Переселение закончилось только к вечеру. Теперь за седьмым вагоном шли опустевшие плацкартные. Проводники сразу закрыли их тамбуры на ключ.

В купе к Левашову и молодоженам Оля подселила лесорубов. Вещи ребят не вызывали подозрений. Обычные клеенчатые чемоданчики да коробка из-под обуви.

— А вы до какой станции? — спросил их Борис.

Первый вопрос человека, который опасается попутчиков, подумал Левашов. Что это — обычная осторожность провинциала или нечто большее?

Неожиданно дверь открылась, и Левашов увидел Пермякова.

— Серега! — воскликнул тот. — Вот новость! Оказывается, и ты здесь! А я иду по вагонам — не может быть, думаю, чтобы ни одного знакомого не встретил! И надо же — ты здесь! Ум меркнет!

— Остров потому что, — сказал Иван. — Я вот тебя тоже где-то видел, а где... Ты в Буюклы не приезжал?

— Ты лучше спроси, давно ли я оттуда! — Пермяков беззаботно засмеялся, запрокинув голову назад. Гладко выбрит, из-под свитера выглядывает свежий воротничок рубашки, механически отметил Левашов. У меня-то уж точно вид похуже.