Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Вот подходит хозяин дома, барон Ломбар, и Крунар нас представляет. Ломбар стар и толст; он смахивает на вепря, который в былые дни укрывался в лесах недалеко от моего дома. Я бормочу какую-то вежливую чепуху, гадая про себя, способна ли моя новая гаррота одолеть слои жира на его шее.

Подозреваю, Крунар уловил общее направление моих мыслей. Во всяком случае, он кивает на толпу:

— Развлекись пока, дорогая. Нам с бароном нужно поговорить о делах.

Это условная реплика, и я с радостью понимаю: мне разрешено переходить к делу! Я вступаю в толпу гуляющей знати, отдаюсь живому потоку, который должен вынести меня на другой конец помещения. Оттуда я смогу ускользнуть прочь… и совершить предначертанное Мортейном.

Я постепенно продвигаюсь к двери, кожей ощущая любопытные взгляды. Один из них задерживается уж очень надолго, и я останавливаюсь рядом с двумя благородными господами в надежде, что наблюдающий за мной сочтет, будто я с ними беседую. Один из двоих мужчин оборачивается и тоже начинает пялиться на меня. Глаза у него сильно навыкате. Я испепеляю его взглядом и двигаюсь дальше.

И вот наконец выход. Никто на меня больше не смотрит, и я украдкой выбираюсь из зала.

По сравнению с ярко освещенным главным чертогом в коридоре темновато. И довольно-таки прохладно. Я рада, что меня больше не донимают запахи скученных тел и густые волны плохо сочетающихся духов. Отсчитываю двадцать шагов… и даже не особенно удивляюсь, когда сбоку открывается широкая и высокая лестница. Пока что предсказание сестры Вереды сбывается как нельзя лучше!

Шагая по ступенькам, я углубляюсь в себя, как научили в монастыре. Дождавшись, чтобы все кругом как бы остановилось, я устремляю все свои чувства в комнату, от которой меня отделяет закрытая дверь. Слезы Мортейна сработали просто отлично. Я совершенно уверена, что там, внутри, не мерцает искорка ничьей жизни.

Следующая комната столь же холодна и пуста, как и первая. Но вот я оказываюсь напротив третьей двери и явственно ощущаю, как внутри теплится, пульсирует жизнь.

Я сгораю от предвкушения. Ужасно хочется ворваться туда с кинжалами наголо! Вместо этого я кладу руку на грудь, успокаивая сердце, и быстренько повторяю про себя указания сестры Беатриз. Сейчас мне придется кокетничать. Это самое трудное.

Глубоко вздохнув, я натягиваю на лицо улыбку трепетного ожидания и распахиваю тяжелую деревянную дверь.

— Жан-Поль? — шепчу я, после чего слегка спотыкаюсь, как будто выпила лишку. — Это ты?..

Мартел стоит у окна. Заметив чужое присутствие, резко оборачивается. Выглядит он в точности так, как и предрекала сестра Вереда. Ростом — не выше меня, в волосах — лисья рыжина. Чуть неверным шагом я направляюсь к нему, успеваю заметить тревогу у него на лице… И он делает шаг прочь от окна, а потом хватает меня за плечи:

— Ты что тут забыла?

Он грубо встряхивает меня, и я обмякаю в его руках, притворяясь, будто едва держусь на ногах.

— Я тут Жан-Поля ищу. А вы, сир… — и я легонько стучу по его груди, — вы совсем даже не он.

Я обиженно делаю губки бантиком, надеясь, что не уподобляюсь при этом вынутой из воды рыбке. К сожалению, мне не удается разглядеть рубин, который, как я отлично знаю, у него в мочке левого уха.

А он, глупец, между тем заглядывает мне за корсаж — и полностью теряет бдительность. Нет, ну неужели все мужчины вправду недоумки, не способные противостоять двум вполне обычным выпуклостям тела?..

Мартел взглядывает на дверь у меня за спиной и облизывает губы:

— Мне нужно сделать одно дело, а потом я, пожалуй, помог бы мадемуазель.

Он все не может оторвать взгляд от выреза моего платья. Кинжал на лодыжке прямо-таки печет, требуя ладони на своей рукояти. Рано, говорю я себе. Рано!

— Очень любезное предложение… — Я в свою очередь окидываю его взглядом, как бы оценивая мужскую стать, а на самом деле пытаясь отыскать метку. Лоб у него чистый. И губы. Я чувствую некоторую неуверенность и сокрушенно вздыхаю: — Но Жан-Поль… — Очередной вздох. Я задумчиво склоняю головку. — Ну ладно, его тут все равно нету. В таком случае меня вполне устроит добрый месье…

Я точно кобыла в охоте, думается мне. В такой охоте, что рада всякому жеребцу.

Мартел придвигается ближе. Давя отвращение, я вскидываю руки ему на шею… Ага, вот оно! Его шею под самой челюстью пересекает темная полоска… Он замечает интерес, вспыхнувший в моих глазах, и его взгляд загорается похотью. Я прижимаюсь к нему всем телом. Он опять облизывает губы.

— Как только освобожусь, — говорит он. — Может, в соседней комнате подождешь?

— С удовольствием, мой господин, — отвечаю я.

Он тычется губами мне в ухо, как бы скрепляя поцелуем нашу договоренность. Я запускаю пальцы в волосы у него на затылке… и потихоньку стаскиваю браслет. Его губы настойчиво спускаются все ниже, но я уже обнажила проволоку удавки. Прежде чем он успевает что-либо сообразить, его шею охватывает петля. Вырвавшись из объятий, я оказываюсь у него за спиной и тяну что есть мочи. Каждое движение отполировано сотнями уроков с Аннит.

Он царапает шею, силясь подцепить и сорвать серебристую проволоку. Он издает отвратительные звуки, полные отчаяния, и я почти готова заколебаться… Но напоминаю себе, что этот человек предает мою страну и мою герцогиню, и еще крепче затягиваю гарроту, моля Мортейна придать мне побольше сил.

И молитва услышана. После короткой, хотя и ожесточенной борьбы ноги Мартела начинают подламываться. Не дожидаясь, когда он окончательно потеряет сознание, я приближаю губы к его уху.

— Мы наказываем тех, кто предает нашу страну, — шепчу я нежно, точно доверяя ему любовный секрет.

Мартел делает еще одну попытку освободиться… Потом его тело сотрясают конвульсии. Все кончено: его забирает Смерть.

Прежде чем я ослабляю хватку, из его тела исходит густая теплая сущность и касается меня, точно кошка, трущаяся о хозяйскую ногу. Мое сознание полнится образами: целый флот кораблей… запечатанное письмо… тяжелый золотой перстень-печатка… мои груди. Потом ощущение тепла стремительно уносится прочь. Я стою одна, мне холодно, я дрожу.

Во имя Мортейна, что это было?..

Его душа…

Слова приходят как бы сами собой. Кто их произносит, я или кто-то другой? Уж не Бог ли?

Почему никто из монастырских обитателей меня об этом не предупредил? Может, это одна из милостей Мортейна, о которых говорила сестра Вереда? Или нечто другое? Я никак не могу решить, что это было со мной миг назад. То ли я подверглась какому-то насилию, то ли была посвящена в некую священную тайну?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});