Рельсы… Рельсы - Александр Васильевич Беляков

его лечения.

— Вы правы, но с подобным отношением данные приёмы на вас никто проводить не будет, и геморрой останется неоперабельным!

Лунёв и Волков залились смехом. Получше ухватившись за мешок с лопатами, кирками и ломами они побрели по узкой кладбищенской тропинке дальше.

— Будет, вам, Виктор Петрович, — ответил Волков, тщательно осветив фонарём очередную могилу, — вас никто за руку не тянул. Вы сами дали своё согласие и знали, на что шли.

— Да… вы воспользовались моим большим уважением к вам и той жалостью к невинно погибшим, свойственной всем людям моей профессии! Но вы не сказали, что мы отправимся сейчас же! Ночью! Копать тела ночью на этом чёртовом погосте!

— Ну же, доктор, — вновь вступил Лунёв, — неужто вас не тянет профессиональное любопытство? Будьте подобны литературному герою Виктору Франкенштейну!

— Да будет вам известно, что прототипом барона Франкенштейна являлся Иоганн Диппель. И тот, и другой кончили свои жизни не очень хорошо!

— Что же вас так страшит? Уверен, за годы практики вы разучились бояться мертвецов.

— Но я не выкапываю их без ведома родных и властей! Не хожу по кладбищам ночами с лопатой и не разоряю могил! К тому же, судя по словам Валерия Сергеевича, умерли девушки не совсем при обычных обстоятельствах! — Доктор выудил из кармана пальто флягу и поспешно пригубил из неё.

— Поверьте, я отношусь к пересказанному с большим скептицизмом, — ответил Волков, — пока что у меня на руках лишь косвенные улики, да устные показания.

— Мне бы вашу уверенность. А меж тем местные сказания полнятся описанием множества чудищ. И они куда страшнее монстра, созданного мадам Шелли. Это и традиционные твари якутского народа, и привезенные верования русских колонистов. Например, полудённицы, шишиги, болотницы, вурдалаки или эти… якутские юёры. Ожившие трупы похороненных без обряда или погибших страшной смертью. Ночью они принимают человеческий облик и идут на охоту, а встретив жертву…

— Ладно, довольно, — Волков плюхнул свой конец мешка на снег, — так мы будем плутать да утра. Предлагаю оставить инструменты здесь, разделиться и поискать нужные могилы.

— Разделиться, вы серьезно? — Спицын опять пригубил из фляги.

— Соглашусь с товарищем комиссаром. Я пойду в ту сторону.

— Я продолжу путь вперёд. Виктор Петрович, вам направо, — Волков протянул доктору запасной фонарь.

— Просто замечательно! — Спицын зло выхватил фонарь из рук комиссара и с опаской двинулся по узкой колее, отходящей от основной тропы.

Волков тщетно пытался осветить себе дорогу. Вновь поднялась метель, и теперь фонарь был годен лишь на то, чтобы, подводя его максимально близко, читать надписи на крестах и надгробиях. Тропа уже спустя пару саженей закончилась, и приходилось разметать своим телом снежные завалы, рискуя ненароком зацепиться за какой-нибудь крест. Он шёл в полный рост, не особо опасаясь быть замеченным. Раньше погост охранялся сторожем и обслуживался священнослужителями из прилежащего храма. Но теперь все они бежали кто куда, и кладбище пришло в упадок. Более того, за последние годы оно бесконтрольно росло. Уже за каменной оградой появились совсем уж бедные могилы, многие вовсе не имели надгробного камня и хранили в себе безымянных мертвецов. Это было немудрено — многих родственники упокоевали в спешке или вовсе этим занимались чужие люди. Проходя мимо очередного креста, сколоченного из чего попало, Валерий, как мог, смел с памятных табличек снег. Часто вместе со снегом сходила и часть надписи. То и дело попадались особенные мужские могилы с повторяющимися датами: тысяча девятьсот четырнадцатый… пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый… У каждой такой могилы он останавливался ненадолго, снимая фуражку. Всего он останавливался так с полсотни раз. За вычетом даты рождения из даты смерти, выходило, что многим не было и двадцати. Сколько ещё таких могил, забытых, засыпанных снегом, с покосившимися крестами и сколотыми надгробиями, находится на этой земле… сколько будет ещё? Когда-нибудь и он окажется среди них, может, даже в ближайшее время.

От печальных мыслей Валерия отвлёк крик. Кричал Спицын, испугано и истошно. Волков выхватил пистолет и побежал напрямик, перемахивая через дощатые оградки и огибая могильные насыпи. Наперерез ему мчался огонёк. Это был фонарь Лунёва. Они встретились у брошенного ими мешка и прислушались к источнику крика. Фонаря доктора нигде не было видно. Вдруг Волков разглядел в паре десятков шагов от себя человекоподобный силуэт с крыльями. В голове вспыхнул образ инфернального филина.

— Лунёв, ты видишь это?

— Да!

— Огонь!

Загромыхали выстрелы. Комиссар заметил, как со стороны силуэта так же начали появляться всполохи. Волков присел за ближайшим надгробием и ещё раз нажал на спуск, когда наконец понял, что это их собственные пули уходят на рикошет.

— Отставить! Оно неживое.

Силуэт на проверку оказался статуей ангела с распростёртыми руками к небу.

— Крик стих, — Лунёв спешно вставлял в барабан патроны, — чёрт, где же он? Спицын! Доктор, отзовитесь!

— Поспешим! — Волков спешно перепрыгнул очередную насыпь и чуть не провалился в разрытую могилу.

Со дна её послышался замогильный хриплый голос.

— В-о-о-о-лков! В-о-о-лков! Это-о вы, товарищ комиссар?

— Виктор Петрович? — Валерий подозвал коменданта, и, насколько позволяла рука, спустил вниз лампу, осветив испачканное и перепуганное лицо врача.

— Вытаскивайте меня отсюда! Тут же, сука, покойник! Тащите, ублюдки, тащите!

— Успокойтесь, нет тут ни тела, ни гроба, — давясь смехом, выдыхал Лунёв, хватая хирурга за руку, — просто кто-то выкопал яму, а захоронения не провёл! Вы ногу там не сломали?

— Я вам, блядь, сломаю. Лунёв! Какое гадство! Да вытащите меня уже наконец, хватит ржать, безмозглое животное!

Спустя минуту все оказались на поверхности, запыхавшиеся и изрядно вспотевшие. Первым заливным смехом разошёлся Лунёв. За ним Волков и, наконец, доктор.

— Ну что, Спицын, встретили своих юёров?

— Честно говоря, на секунду я действительно поверил, что столкнулся с представителем якутской мифологии. Прошу меня простить за грубости.

— Ничего. Как вас угораздило?

— Да не видно ни зги. Не повезло мне набрести на эту яму. Фонарь разбился, темнота. До края не достать. Слышу, шепчет кто-то. Ещё и зараза, под руку попался обломок на кость похожий. Ну, я и закричал. А потом слышу: шаги, пальба. Притих… не хотел вас отвлекать. Вы, кстати, по кому стреляли?

— Да там… неважно.

— Ха-ха-ха! Вы удивительный человек, доктор. Вы невероятно удачно упали, прямо возле нужного захоронения. Взгляните, — Волков поднёс лампу к совсем недавно вбитым крестам, — это те девушки. Вернёмся за инструментами, и за работу. Полночь уже.

Работа шла медленно. Из-за сгустившейся темноты, одному человеку приходилось держать фонарь, а двум оставшимся копать. Несмотря на свежесть захоронения, землю так сильно сковал холод, что она слабо поддавалась даже кирке. Наконец, очередной взмах кирки прозвучал гулко, ударившись об деревянную крышку гроба.