Выживший - Джеймс Фелан

Она увидит, что я сдержал слово, а значит, на меня можно положиться; поймет, что я по–настоящему хочу помочь. Только вот готова ли она ответить тем же, пойти мне на встречу?

Сумки получились очень тяжелые — не меньше двадцати килограммов каждая. Я протащил их за собой до конца квартала и остановился передохнуть: руки отваливались, лямки натерли ладони. Чтобы хорошо видеть улицу, я взобрался на крышу такси. С такой скоростью я дотащусь к зоопарку в полной темноте. Или еще хуже, сумки протрутся: снег лежит далеко не везде, да и осколков на дороге полно.

— Свежее решение! — громко сказал я. — Нужно найти машину.

Одну за другой я пробовал завести более или менее целые машины, но ничего не выходило. Пару раз удача была совсем рядом: я поворачивал ключ в зажигании, мотор вроде начинал работать, но аккумулятор тут же окончательно садился, и автомобиль умирал.

Я вспомнил, как мы с отцом заводили наш старенький форд «с толчка». Можно было бы попробовать, но только, во–первых, не было места для разгона, а во–вторых, на снегу колеса, скорее всего, будут буксовать. Через полчаса титанических усилий мне удалось на полметра сдвинуть малолитражный фольксваген. Рейчел ждет меня с едой, а я теряю время, занимаясь непонятно чем.

Вот грузовик вроде военного мне бы подошел… Но гораздо реальнее найти металлический или просто крепкий гладкий лист и подложить под сумки: тогда я бы легко довез их до зоопарка, как на санках. Можно было бы сегодня притащить одну, а за второй вернуться завтра. Решив именно так и поступить, я оставил сумки и направился к покореженным машинам в поисках чего–нибудь подходящего.

— Воруешь почту? — спросил мужской голос.

14

Приближаясь ко мне, он неотрывно смотрел на север. Моего возраста, только на голову выше и шире в плечах, крепкий, но не толстый. Из–под белой вязаной шапочки выглядывали черные вьющиеся волосы.

— Ну да, именно этим я и занимаюсь: ворую почту, — ответил я.

В руках он держал помповое ружье. Голубые глаза за очками в черной оправе пристально всматривались в Парк–авеню.

— А если серьезно? Что в сумках?

— Тебе–то какое дело?

На мгновение он оторвал взгляд от улицы и глянул на меня.

— Если еда или что–то необходимое, я тебе помогу. Если деньги, золото, почта или чужое шмотье — справляйся сам.

Еще один выживший! Мне нравилась его манера разговаривать: серьезно и с юмором одновременно, по существу, без траты сил на пустую ругань и выяснение отношений. Скорее всего, его строгость напускная, а на самом деле он гораздо мягче и добрее.

— Без тебя справлюсь, — ответил я, поднял сумку и перекинул ее вперед, насколько смог, затем повторил то же самое со второй. — Вообще, там еда. Я не роюсь по чужим ящикам. Так что все в порядке.

— Все в порядке? — переспросил он с чуть заметной улыбкой.

— Мы вообще о чем?

С этими словами я перетащил сумки еще на пару шагов.

— О твоих странных приоритетах, — начал он и замолчал, напряженно вглядываясь в Парк–авеню. Явно заметив что–то, он присел и на полусогнутых ногах перебежал за опрокинутый газетный ларек. — Брось сумки.

— Что?

— Брось сумки и прячься, быстро!

Я заскочил к нему за ларек и присел рядом.

— Они идут. Сиди тихо и не высовывайся.

Мы вжались в землю. Я ничего не слышал. Не то, что вчера, когда появились солдаты с грузовиками.

— Свернули за угол и идут сюда.

— Кто? — мне было непонятно, кого он имеет в виду: солдат, охотников, других выживших?

— Они, — ответил он и показал на улицу.

Я осторожно выглянул.

Из–за угла Пятьдесят третьей улицы на Парк–авеню вывернули три охотника, явно из тех, что готовы на все ради теплой человеческой крови. Через тринадцать дней после атаки различать два вида было проще простого: охотники, пившие одну воду, стали слабыми и худыми, больше похожими на бесплотные тени, чем на людей.

— Смотри, что они делают, — прошептал мне новый знакомый.

Охотники шли не просто так: они внимательно всматривались и вслушивались в улицу, искали добычу. На губах и подбородках влажно блестела свежая кровь.

— Я видел…

— Такого еще не видел. Это разведчики, — не сводя глаз с приближавшихся людей, он немного переместился, чтобы в любой момент дать отпор. — Разведывательный отряд, а за ними идет целая толпа других.

До охотников оставалось всего ничего, и я достал из кармана пистолет. Парень удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Не надо.

Из кармана куртки он вытащил пластиковый цилиндр и передал мне: патрон был размером не больше ингалятора для астматиков и казался игрушечным. Он показал мне винтовку:

— Это полицейская винтовка, используется против демонстрантов. В участке взял. Стреляет резиновыми пулями или вот такими штуками. Человека из нее не застрелить, а вот отпугнуть — запросто.

Я протянул ему патрон.

— Оставь себе на память, — сказал он.

— А если они пойдут…

— Если пойдут к нам, мы не станем их убивать, — в его взгляде смешивались жалость и омерзение. — Они ведь люди, больные, но люди. Американцы. Ты готов убивать?

— Нет, но…

— Если хочешь убивать, я тебя хватать за руку не стану. Я уйду, а ты развлекайся.

И он замолчал, будто ждал моего решения. Проверял? Я столько времени жил только тем, что надеялся найти людей — может, и он все эти дни делал то же самое. Но насколько его устраивала моя компания? С недавнего времени я перестал верить всем подряд, так почему же он должен вести себя иначе?

— Нет, — произнес я, глядя на заряженный пистолет в руке: уже в который раз мне хотелось отшвырнуть его подальше. — Я не хочу убивать их.

— Хорошо, — с этими словами он вставил в винтовку патрон. — Я стреляю, чтобы задержать их, и через Пятьдесят вторую улицу мы бежим на Лексингтон–авеню. Ясно?

— Нужно забрать еду.

— Шутишь?! Надо уносить ноги.

— Я должен… – начал объяснять я.

— Нет.

— Тогда я остаюсь.

Он посмотрел, будто оценивая мое упорство.

— Ладно. Каждому по сумке.

Я кивнул.

— Только я не собираюсь отдать концы из–за мешка еды, так что, в случае чего, я ее брошу и тебя тянуть за собой не стану.

— Договорились.

— Хорошо. Я начинаю обратный отсчет, ты бежишь за сумками, я стреляю в наших «друзей». Как только попадаю в третьего — убегаем. Я первый, ты за мной, ясно? И спрячь пистолет, пока никого не прибил.

Я засунул в карман «Глок» и пластмассовый патрон.

Мой новый знакомый раскрыл ладонь левой руки, затянутую в перчатку, и по одному, начиная с большого, стал загибать пальцы. Шаг охотников — палец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});