Полдень, XXI век (апрель 2012) - Коллектив авторов

– То есть население вымрет тихо и незаметно? За несколько поколений?

– И тоже нет. Да, коренное население будет сокращаться и естественно замещаться приезжими. Остров не только не вымрет– он расцветет: свежая кровь!

– А культура? Эта уникальная цивилизация? Приезжие привезут свою.

– Ну, это ход истории: одни культуры сменяют другие. Но памятники останутся, их сохранят, вот для этого и вы сюда приехали. А не для того, чтобы совать голову в колесо истории. Юрий Филиппович, давайте сократим прения, на самом деле времени не так много, оставаться здесь не стоит. Вы же не хотите подхватить что-нибудь вроде болезни миссионеров? Да-да, это был побочный эффект испытания одной из первых формул – весьма несовершенной, между нами. Распространяли локально, через миссию.

– И миссионеры согласились?? Тогда их надо на одну скамью вместе…

– Прощены будут, ибо не ведали, что творят. Их согласия никто не спрашивал. Обработали то, что они там раздавали. Книги, что ли. А средство оказалось неудачным, недоработанным. Нынешнее, насколько я знаю, – уже следующего поколения, оно должно быть получше, но проверять его на себе я бы все же не рекомендовал. И я все-таки надеюсь на ваш здравый смысл. Остановить это вы не можете, но вы можете не погибнуть – для этого вам нужно только молчать. Я понимаю, вас беспокоит призрак истребительной войны. Но война уже идет и должна продолжаться, потому что, как было правильно сказано, война – это мир. Раскройте наконец глаза: всё, что сейчас происходит в мире, – это война, и всё, что происходило, было войной, и, как вы можете догадаться, всё, что будет…

– Нет!.. Так было, потому что мир был животным. И вы хотите, чтобы он таким и оставался. Потому что в человеческом вы не будете знать, что вам делать.

– С вашей помощью я что-нибудь найду. На вас вся надежда, так что берегите себя. Засим позвольте откланяться… А кстати, любопытства ради, что там во мне почувствовала ваша звезда каменного века? Что значит «харе-коку»?

– «Дом с тараканами».

– Хм, вот как… Ну-ну.

– Вот, хонуи, как это было. Его душа нашла успокоение. Вот его паре.

– У тебя в твоей говорящей раковине есть мой сын?

– Есть, хонуи.

– Выпусти его.

«– И те Анакена коруа и мате…»

– Нас никто не любит. Нас нигде не ждут.

– Хонуи, здесь дети…

– Пусть слышат! Когда-то они должны услышать… Мы никому не нужны. Всем нужны только идолы нашего прошлого. Если бы не моаи, эти истуканы, которых мы разучились делать, о нас бы забыли совсем. Мы – Те-Пито-те-Хенуа, Пуп земли! – и такие мы не нужны миру. Спесивые. Самонадеянные. Неуважающие. Зато мы загадочные! Уже весь остров загадили. Потому что мы и неубирающие. Наша поляна жизни сжимается, словно и она ворованная, и только дом прокаженных всё расширяется. Но мы – Пито-те-Хенуа, Пуп земли! И мы будем всех учить. Конечно: где еще такие истуканы! А наш язык, наше рисуночное письмо, наше «понимающее дерево» – кто еще его понимает? Правда, мы забыли свой язык, ведь мы давно убили и съели последних, кто его понимал. И мы уже – непонимающее дерево. Зачем в далеком городе Сам-Путинбурге последняя из длинноухих прочитала наши доски? – нам это уже не нужно. Мы не хотим снова читать свое отсталое рисуночное письмо. Мы не хотим заново учить свой отставший рисующий язык. Вай! Андастенд? О’кей. Да и не наш это язык! Это язык тех, кого мы съели, язык длинноухих. А это были другие люди. У них были длинные уши. Длинные мысли, длинная воля. Нам это всё скучно, мы не их наследники. Мы другая, особая, короткая ветвь… Нет, ветвь – это уже слишком длинно, мы – отросток. Который не растет, а втягивается. Уже втянулся. Мы – пуп! И у нас свой особый пупть!.. Смешно, детки, правда?

…………………………………………………………………………………

Сон приснился, запишу… Это полевые материалы, при чем тут какой-то… Нет, всё равно запишу. Для себя… Странный сон. Словно бы я в университетской больнице – и ко мне пришли с кафедры.

«– Я болен. Болезнь моя запущена и, похоже, неизлечима.

– Ну что ты, сейчас уже есть специфические, индивидуальные антибиотики. Они уничтожат именно твою болезнь и только ее.

– Да вот как раз такие и противопоказаны при моей болезни. Дело в том, что моя болезнь – я сам. И мне не хотелось бы ее уничтожать.

– Ну, так никто и не заставляет – живи. До сих пор жил, с рук сходило.

– Больше не получается. Я, знаете, – только вы никому не говорите, врачам особенно, – я уже мертв. И похороны назначены. К счастью, там очередь, и есть еще немного времени подготовиться. Как говорится, не было бы счастья…

– Ну-у, запел. Е ури ириири е, ты – парень, который поднимается! Мертв он – в середине семестра!.. Мы признаем только доказательную медицину– где доказательства? И кто тебе вообще сказал, что ты был жив? Может, тебя и не было.

– Может, меня и не было… И тебя, и всех вас…

– Не надо! Это тебя, может быть, не было, а мы-то были! И будем. Вот, грант получили, мы на подъеме. Мы остаемся в игре!

– Счастливо оставаться.

– Счастливого пути!..»

…………………………………………………………………………………

Нет, глупости. Человек не сумма, а единство. И мой перебор их качеств – глупость: по его результатам выходит, что у них никакая значительная, системная вещь не могла возникнуть, а она возникла! Она есть. Есть неповторимое, созданное их душой и их историей. Кохау ронго-ронго! «Понимающее дерево». Которое они уже не понимают. Но должны понять, иначе… Иначе – «смотри пункт первый»… Это знание, этот общий язык – с тянущимся за ним шлейфом их истории, легенд и обычаев – этим «лица необщим выраженьем», только этим…

«Пусть опрокинет статуи война,Мятеж развеет каменщиков труд,Но врезанные в память письменаБегущие столетья не сотрут…»

Но они же его не знают… Им надо вспомнить их язык – или выучить заново. Они смогут. Он – в них, в их генах, где-то там, в темных аллелях непонятного назначения. Но сам не вспомнится, надо восстанавливать. Поэтому мне надо в Питер. Бумаги Федоровой, весь ее путь, всю ауру истории, связей, созвучий – я соберу, я смогу… Но захотят ли они заново учить свой язык? Why? Understand? O’k. Но ведь жить они хотят. И хотят, чтобы жили их дети, не превращаясь в американцев или китайцев. Тогда, может быть, еще не поздно.

* * *

– Отец, я ничего не обещаю на будущее и не даю никаких клятв, но сейчас я домой, в Вашингтон, а потом лечу в Россию. Но не для того…

– Хорошо, Юстик. Хорошо, я всё равно рад. Знаешь… остался какой-то осадок от того нашего разговора. Я всю жизнь что-то продавал, пиарил, впиаривал, впаривал… обманывал, предавал… Я не хочу предать и тебя. Чем я только ни торговал, боже мой, от холодильников до развалин Атлантиды. Но я не мог представить, что когда-нибудь буду втюхивать собственному сыну неликвидную родину… Нет, ты знаешь, я не лгал тебе, всё, всё, что я говорил тогда, – правда, но… Как-то получилась ложь – не знаю, как… Может быть, не всем можно говорить правду… Я… я опять испугался. Я испугался, что в увлечении, в минутном порыве ты похоронишь себя в этой Зоне на всю жизнь – на всю жизнь, а ведь она только начинается. Пойми, я не осуждаю, я способен понять души прекрасные порывы, это горячо, это благородно… Но что, если этот порыв пройдет и ты захочешь выйти оттуда в большой мир, а выйти нельзя, из внутренней не выпускают никого, никогда… Могила, могила!.. Но пусть даже и не пройдет порыв – пройдет время. Ты изменишься – нет-нет, я не говорю, что ты изменишь взгляды, принципы, нет, но оставаться прежним время не позволяет никому, ты изменишься. Ты приобретешь там опыт, которого сейчас у тебя еще нет – и ни у кого нет, ты станешь глубже, мудрее, ты захочешь делать – пусть то же самое, но лучше, и поймешь, как это можно делать, и увидишь, что для этого – только для этого – надо выйти, потому что в Зоне у тебя связаны руки и заткнут рот, но тебя не выпустят ни на минуту, никогда… Могила! А ты жив, ты понял, узнал – и можешь только ворочаться и задыхаться, заживо погребенный!.. Ведь это может, очень может быть, ведь это так и будет, Юра!.. Ну, хорошо, ну всё… смотри сам, сынок. Жалостливые мои слова забудь, ничего со мной не сделается, я бодр, обеспечен, умею устраиваться во всяких обстоятельствах и… и, Бог даст, свидимся еще, как бы ни повернулось… я не хочу тебя обманывать. Твоя родина там, где ты прирос, – может быть, округ Колумбия, или эти твои равнины Юкатана, или… ну, не знаю. Решай сам, сынок… Дай о себе знать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});