Украинское движение: краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминанием - А. Царинный

Каждая из упомянутых групп имела свой газетный орган, выражавший ее взгляды на вопросы политики и общественной жизни, но самой влиятельной газетой было украинское «Дело». Проживая во Львове и состоя там цесарско-королевским профессором университета, работая без устали во вред России, М. С. Грушевский сумел, однако же, удержать за собою право доступа в Россию и пользовался здесь большим благоволением со стороны Российской Академии наук и некоторых профессорских кругов. Это объясняется общественными настроениями в предреволюционную эпоху. Выработано было какое-то молчаливое соглашение, на основании которого запрещено было интеллигенции открыто говорить правду об иудеях, готовивших революционный разгром России, и о всяческих движениях, содействовавших затеянному разгрому, в том числе и об украинском. Всякое выступление в защиту России, ее языка, ее истории, ее церкви, ее государственного строя считалось нелиберальным, почти неприличным и вызывало гонение и насмешки против отважного виновника выступления. Дан был общий тон: потворствовать натиску революции. Академики Ф. Е. Корш[113] и А. А. Шахматов, профессора В. А. Мякотин[114] (Петербург) и Д. А. Корсаков[115] (Казань), не говоря уже о таких украинофильствующих профессорах, как Д. И. Багалей и Н. И. Сумцов (Харьков), наперерыв кадили фимиам перед М. С. Грушевским и тем еще более укрепляли самоуверенность этого и без того достаточно наглого и заносчивого «добродія». Появляясь от времени до времени в России, он имел полное удобство поддерживать необходимые личные связи, содействовать распространению своих идей, организовывать украинские ячейки и вообще плести ту украинскую паутину, в которой запутывалась невежественная и легкомысленная молодежь. Особенно расширилась его деятельность после первой русской революции 1905–1906 годов и наступления эры «свобод». Революционный опыт упомянутых годов показал руководителям и устроителям революции, что Россия слабо от них защищена и что нужно только дождаться стечения благоприятных обстоятельств — вроде внешней войны, расстройства транспорта, вздорожания хлеба, — чтобы достигнуть успеха и развалить Россию. Все они, с иудеями во главе, стали готовиться к этому удобному моменту, в том числе и «украинцы». М. С. Грушевский распределял свою деятельность между Львовом и Киевом. Когда умер преемник В. В. Антоновича профессор П. В. Голубовский[116], он хотел добиться избрания своего на опустевшую кафедру русской истории. Недостававший докторский диплом, как мы упоминали, услужливо поднес ему Харьковский университет. В «Киевской мысли» украинствующий П. В. Василенко, позднейший гетманский министр, горячо доказывал, что кафедра, с которой преподавали В. В. Антонович и П. В. Голубовский, должна по праву перейти только к М. С. Грушевскому. Но университет Святого Владимира оказался настолько патриотичным, что не решился ввести в свою профессорскую коллегию явного врага России и извратителя русской истории. М. С. Грушевскому пришлось оставаться за флагом и довольствоваться по-прежнему австрийской службой.

XIV

Однако в киевской университетской среде М. С. Грушевский — может быть неожиданно для самого себя — нашел горячего единомышленника и сотрудника в лице вновь приглашенного профессора русского языка и русской словесности Владимира Николаевича Перетца[117]. Петербуржец еврейского происхождения, из поколения известного водочного откупщика, В. Н. Перетц после переезда в Киев сделался почему-то завзятым «щирым украинцем», начал помещать статьи на «мове» в «Записках Товариства имени Шевченка» и распространять руководящие идеи украинского движения между студентами и курсистками. Он, между прочим, на радость украинцам, пустил в оборот противоречащую всей истории и диалектологии русского языка теорию о том, что «украинская мова» не принадлежит-де к группе русских наречий, а находится в ближайшем сродстве с сербохорватским языком, так как она-де сформировалась еще в VIII и IX веках, когда «украинская» народность жила в непосредственном соседстве с народностью сербохорватской на равнинах нынешней Венгрии; потом-де пришли угры (венгры) из-под Урала и разделили обе народности, оттеснив сербо-хорватов к югу, а «украинцев» — к северу. О такой отдаленной эпохе общеславянской древности, как VIII и IX века, можно, разумеется, судить и рядить весьма произвольно, как мы знаем это из истории славянской науки недавно почившего И. В. Ягича[118], потому что источников для изучения древнейших судеб славянства крайне мало и они допускают самые разнообразные толкования. Следует признать, что, будучи талантливым преподавателем, В. Н. Перетц не менее содействовал успеху украинского движения среди учащейся молодежи в предвоенную и предреволюционную эпоху, чем в свое время В. В. Антонович.

Относительно М. С. Грушевского мы уже упоминали, что он делил себя между Львовом и Киевом. В Галиции он стремился как можно крепче укоренить в головах своих последователей идею не только культурного, но и политического отделения «соборной Украины» от России, а затем привить мечту о самостийной украинской народной республике. Сейчас мы не помним точно, в каких годах в связи с этим придуманы были для будущей республики национальные цвета — голубой и желтый («блакитный» и «жовтый»), а затем и герб в виде затейливого трезубца, заимствованный с монет киевского удельного князя конца XIV века Владимира Ольгердовича и означающий, как бы в насмешку над невежественными украинскими республиканцами и социалистами, написанное вязью XIV века греческое слово ВосаІАєІ) — царь, каковым хотел, чтобы его признавали, Владимир Ольгердович. Но все-таки Киев по воспоминаниям и связям неизменно манил к себе М. С. Грушевского, и он мечтал сделать его главным поприщем своей деятельности против России, считая, что полупольский Львов для него слишком тесен. В ожидании подходящего момента он выстроил здесь на Паньковской улице знаменитый собственный многоэтажный дом в украинском якобы стиле, который в страшные январские дни 1918 года разбили снарядами большевистские артиллеристы, направляя огонь необычайной меткости с бронированного поезда, поставленного на железнодорожном пути прямо против дома, превосходно оттуда видимого. В то время как от дома Грушевского остались одни полуразрушенные стены, окружающие его соседние дома нисколько не пострадали.

Приходилось слышать, что в первые годы «свобод» по инициативе М. С. Грушевского организовалось в Киеве «Украиньске наукове товариство», которое мыслилось как кадр будущей украинской академии наук; открыто было два книжных магазина для торговли украинскими изданиями: на Владимирской улице, против Коллегии П. Ґалаґана, и на Фундуклеевской, причем вывески на них были демонстративно расписаны в две краски, объявленные в Галиции якобы национальными украинскими, — голубую и желтую. Наконец, основан был толстый ежемесячный журнал на «мове» «Литературно-науковый вистнык», выходивший в двух изданиях: в киевском и львовском. Здесь сосредоточились все украинские писательские силы.

Первую украинскую газету в России после наступления «свобод» в 1905 году стал издавать в городе Лубны неистовый украинский «діяч» (деятель) Владимир Шемет, окончивший курс естественных наук в Киевском университете и бывший членом I Государственной думы. Это была газета «бури и натиска», называлась она «Хлібороб» и проводила с запальчивостью обычную радикально-демократическую программу (отобрание земли от частных владельцев без выкупа, всеобщее голосование, свобода печати, союзов, собраний и прочее). Вскоре она прекратилась. Немного позднее для обслуживания украинской идеи среди сельской полуинтеллигенции основана была в Киеве более трезвая и спокойная газета «Рада» (польское rada, немецкое Rat — совет), в которой главную роль играл Сергей Ефремов, автор весьма основательной «Истории украинского письменства» на «мове». Из других сотрудников припоминаем В. Н. Леонтовича, И. М. Стешенко[119], Саликовского, Прокоповича. «Рада» имела некоторое распространение и просуществовала, кажется, до занятия Киева большевиками. Заводились украинские газеты и в Полтаве, и в Екатеринославе, но долго не держались из-за слабой подписки.

Европейская война вызвана была тайными силами, преимущественно еврейскими, действовавшими за кулисами мировой сцены. Своей целью эти силы ставили: уничтожение исторических монархий, самоопределение народностей и введение если не во всех европейских государствах, то, по крайней мере, в большинстве из них республиканского строя.

Явные цели — спасение Сербии от австрийского завоевания, упразднение германского милитаризма и борьба за рынки — выставлялись только для того, чтобы отвести глаза народов от затеваемых переворотов. В числе средств, пригодных для развала России, несомненно, принято было во внимание украинское движение. Вот почему оно нашло сильную поддержку в тех именно центрах, где находились главные штабы закулисных сил: в Вене, в Берлине и в Москве. В Вене за шесть-семь лет до европейской войны начал выходить ежемесячный журнал на немецком языке «Ukrainische Rundschau» («Украинское обозрение») под редакцией некоего Михаила Кушнира, в котором помещались статьи об Украине и украинском движении под углом зрения, благоприятным Австрии и враждебным России. Там сотрудничал Донцов[120], один из киевских украинских публицистов. На обложке каждого выпуска печаталась географическая карта Украины в тех границах, до каких весной 1918 года докатилась австро-германская оккупация. Очевидно, эта карта имела пророческое значение. Из Берлина субсидировались украинские ученые и кооперативные учреждения в Галиции и в России, а также газеты «Дело» и киевская «Рада». В Германии М. С. Грушевский получил возможность издать перевод на немецкий язык первой части своей «Истории Украины-Руси» и свою немецкую книгу об украинском народе и его мнимых нуждах и чаяниях в серии изданий «Russen über Russen» («Русские о русских»). В лице Рорбаха[121] (D-r Paul Rohrbach) нашелся близорукий немецкий публицист, который старался выяснить немцам всю выгоду для них украинской идеологии. Таким образом, мир украинцев с центральными империями в феврале 1918 года вовсе не был неожиданной случайностью, как могло бы казаться поверхностному наблюдателю, а, напротив, являлся исполнением давно задуманного плана. Только ни германцы, ни австрийцы, ни украинцы не догадывались, что за их спиной работают тайные силы, преследующие свои особые цели, и что эти силы очень быстро разрушат, как карточный домик, все их хитроумные комбинации.