Загадка угрюмой земли - Сергей Сальников

которой уволенные из Красной армии командиры арестовывались НКВД по месту жительства. И не кто иной, как Тухачевский, всячески препятствовал перевооружению Красной армии. Именно Тухачевский выступал противником минометов, нарезной ствольной артиллерии и автоматов, ценность которых подтвердила в сороковом году Финская кампания, а сейчас преимущество автоматов над винтовкой с блеском доказывает немецкий вермахт!

А разве он, Сталин, не пытался изо всех сил успеть с индустриализацией страны и перевооружением армии? Острейший кадровый голод – вот что было одной из причин, по которой тормозились реформы. А основным тормозом и главной опасностью являлись чрезвычайно влиятельные на местах и смертельно боявшиеся потерять власть секретари республиканских, краевых и областных комитетов партии, руководители местных органов НКВД и заговорщики из числа высшего военного командования Красной армии, планировавших физическое устранение его, Сталина.

Конечно, обывателю со стороны казалось, что у Сталина безграничная власть в стране, а он, Сталин, до недавнего времени практически ходил по лезвию бритвы. Приходилось тщательно вымерять не только каждый свой шаг, но и каждое слово. Ощущая мощнейшее и смертельно опасное противодействие, иной раз он только и мог в глухой ярости грызть мундштук трубки. Да, в 1937 году Сталину едва удалось предотвратить заговор, который был организован частью высшего командного состава Красной армии, но это было лишь начало решающей битвы за государство. Политическая ситуация в стране к тому времени сложилась тяжелейшая.

С одной стороны – обюрократившийся партийный аппарат на местах как черт ладана боялся планируемых Сталиным преобразований, в результате которых на руководящие посты в партийные и советские органы страны должны были открыто избираться, но не на основе былых заслуг, а на основе массового выдвижения снизу, наиболее сильные и одаренные специалисты из числа производственников, хозяйственников и деятелей науки. Здесь Сталин ясно обозначил свою линию – время агитаторов и пламенных трибунов революции ушло, и страной должны управлять профессионалы.

С другой стороны – созданный Дзержинским «карающий меч Революции» за долгие годы реального противодействия внешним и внутренним угрозам разросся, заматерел и превратился в огромный, чудовищной силы репрессивный аппарат, в котором также находилось немало затаившихся врагов советской власти и разного рода авантюристов. Именно районные, областные и республиканские органы НКВД, подстрекаемые, как выяснилось, наркомом НКВД Ежовым на перехват власти у партийных и советских органов, пользуясь благоприятным моментом в процессе выявления и разоблачения участников военного заговора, именно они и запустили по стране страшную волну репрессий. Обвинения фабриковались незатейливо просто – либо связь с заговорщиками, либо с разгромленным накануне троцкистским блоком. А добавляли масла в огонь те вырожденцы из партийной номенклатуры, кто увидел шанс расправиться с конкурентами или просто неугодными им лицами и возвыситься через «очистительный огонь контрреволюционной борьбы».

И только назначение Берии в 1938 году на пост наркома НКВД его поистине уникальные организаторские способности и невероятная от природы работоспособность позволили перехватить «карающий меч» и остановить этот кровавый каток. Тяжелейшее внутриполитическое напряжение в стране спало лишь в 1939 году. Но времени уже ни на что критически недоставало. Он, Сталин, очень опаздывал. Наркоматы, конструкторские бюро, заводы – все работали денно и нощно, но многие образцы нового оружия, особенно реактивной артиллерии, танков и самолетов, к началу сорок первого находились еще в стадии испытания и доводки. Налаживание серийного производства тоже требовало определенного времени. Поэтому он вынужден был жестко бороться за каждый мирный день.

Но война, неизбежность которой он понимал, как никто другой, все же грянула. И грянула внезапно. Все последующие дни, с того самого совещания политбюро (оно началось 22 июня в 5 часов 45 минут утра), когда Жуков доложил, что немцы бомбят города от Балтики до Черного моря, запомнились Сталину непрестанной работой. Он принимал у себя всех, кто был причастен к высшему военному и политическому руководству страны, а помимо них еще и работников наркоматов, ученых и директоров заводов[14]. Общаясь с ними, он искал выход из надвигающейся катастрофы. Но день шел за днем, истекающие кровью войска оставляли город за городом, а ясности все не прибавлялось. Тяжелые вести с фронтов, трещавших под натиском стремительно наступающего врага, денно и нощно довлели над сознанием. А тут еще и эти задержки с демонтажем и перемещением за Урал десятков заводов с территорий, которые могут оказаться в оккупации. Приходилось резать по живому, безжалостно отстраняя от руководства тех, кто оказался не на своем месте или проявлял нерадивость. Привыкший прежде управлять событиями, Сталин почувствовал себя полностью зависимым от этих страшных событий. Войска дрались храбро, в иных случаях, можно сказать – самоотверженно. Но подавляющее преимущество немцев в танках и самолетах, их умение создавать и поддерживать это преимущество на основных направлениях – все это обеспечивало им такие темпы продвижения, что принимаемые Ставкой решения просто не поспевали, и очень трудно было сохранять оптимизм при таком развитии событий.

…Прокрутив накипевшее до боли в сердце, Сталин понял, что ему просто необходимо поделиться мрачными предчувствиями с этим старцем. Кто знает, может, в исповеди действительно есть рационализм?

Он собрался с духом и открыл глаза. Но, увидев перед собой чистый, как у младенца, взгляд Странника, он понял, что исповедоваться не придется – Странник читал его душу, как открытую книгу. Ему оставалось только вымолвить в сердцах:

– А что я могу? Сталин винтовку в руки не возьмет, Сталин слишком незначительная боевая единица.

– А ты не бери на себя то, что лишь Всевышнему под силу. – Голос старца был суров, но взгляд по-отечески добр. – Эх, милай! Война проиграна тогда, когда не остается никого, кто способен бороться за свое Отечество или воспроизвести для этого достойное потомство. Ты вспомни историю, Иосиф, сколь уж ворог нас теснил? И города занимал, и Москву жег пожарами, и самозванцев на престол садил, а где нынче ворог тот? То-то же! Нет на свете той силы, что сдюжит против русского