Знак Сокола - Дмитрий Хван

Разведчики вернулись в крепость на третьи сутки.

— Враг, общей численностью до двух тысяч человек, движется вниз по реке на гребных судах числом до двадцати с лишним. На последних судах по большей части грузы. Замечены пушки, есть огнестрельное оружие, — докладывал Матусевичу вернувшийся командир группы.

— Как местные? — сузил глаза Игорь.

— Присутствуют, идут берегом. Числом в три-четыре сотни. Видимо, с дальних посёлков, потому как окрестные туземцы ушли в леса. Берегом идёт кавалерийский отряд, не больше полусотни.

— Ясно, — нахмурился воевода. — Когда маньчжуры будут тут?

— Трое суток, — отчеканил прапорщик и добавил: — Но они вряд ли пойдут нахрапом, товарищ майор. Встанут лагерем за сопочкой, там и берег удобен.

— До неё четыре с лишним километра, — задумался Матусевич.

Двое суток спустя

Долгий путь до пределов врага Цин подходил к концу. Варвары снова взбунтовались. Опять непорядок на севере империи. Только недавно был разбит враждебный государству Цин туземный вождь Бомбогор и оставлены на две зимы небольшие гарнизоны с чиновниками, чтобы помочь нашим ставленникам из варваров управлять над ближними землями. Этот Балдача должен был сдерживать агрессивные поползновения мелких туземных вождей и вовремя атаковать их, дабы они не устраивали волнений близко к пределам Цин. Но нет, этот неспособный к управлению варвар при первой же угрозе прибежал в Нингуту. Тут он принялся жаловаться местному чашаню[1] на какого-то дахура, который забрал у него пару городков.

— Он ничего не сделал сам! — сердился заместитель мукденского дутуна[2] чалэ-чжангинь[3] Лифань. — Балдача должен был сам разбить этого выскочку!

— Значит, он нам более не нужен, — прикрыв глаза, еле слышно проговорил стоящий рядом с Лифанем чиновник, гун первой степени, посланный амбанем[4] Мукдена в этот поход усмирения северных варваров. — Найдётся другой варвар, более умный.

— Который бы сделал так, чтобы мы не отвлекали силы на никчёмного врага, — добавил второй чиновник.

Разведчики из числа преданных варваров докладывали, что городок, основанный новым амурским князем на месте временной заставы маньчжуров, находится в одном конном переходе.

Вскоре, заметив обещанный туземцами широко раскинувшийся на берегу по левую руку луг, Лифань приказал рулевому править к берегу. Флотилия постепенно собиралась у места высадки, корабли скреплялись между собой, настилались мостки.

— Хорошее место для лагеря, — огляделся военачальник.

Пока начиналась высадка войска Лифаня, его небольшой, в пятьдесят всадников, кавалерийский отряд был послан в ближнюю разведку. Надо было немедленно показать туземцам присутствие тут маньчжуров, дабы те устрашились. Ведь ещё ни разу варвары не выдерживали силу имперского оружия. Верных туземцев Лифань отправил занять ближний к лагерю лес, отстоящий на добрую пару ли[5] от берега, — нужно было обезопасить место лагеря его войска, а то бесчестные варвары могут напасть в момент, когда воины не готовы к бою.

Прошло лишь несколько мгновений после того, как кавалеристы Томгуня скрылись за сопкой, как в голове чалэ-чжангиня громом отдались залпы множества аркебуз. Маньчжур сразу понял, что это стреляли не корейцы из его отряда, только взбирающиеся на вершину сопки по пологому склону, неся значок и знамя отряда. Вскоре послышался далёкий лязг железа и гневное ржание коней. Военачальник оторопел: ещё не все воины высадились на берег, а его отряды уже подвергаются атаке врага. Он, конечно, уже знал, что у северных варваров есть аркебузы, но столь частые выстрелы, звучащие за сопкой, заставляли его сердце разъярённо сжиматься.

— Вперёд, вперёд! Атакуйте врага! — завизжал маньчжур, отправляя в атаку на невидимого врага китайцев, постепенно собирающихся на берегу.

Наконец, открыли огонь и корейцы, обрушив на неприятеля десятки свинцовых шариков, уж они-то должны уничтожить врага! Лифань перевёл дух. Его кавалеристы и корейские аркебузиры заставят врага понести значительные потери. Сейчас к месту схватки подойдут и китайцы, поэтому можно заняться лагерем для войска.

Едва наспех собранный китайский отряд начал выдвижение к месту боя, как из-за сопки показались кавалеристы. Пять… десять… пятнадцать. Лишь пятнадцать всадников из полусотни вернулись из боя. Лифань вскочил на коня и, сопровождаемый своей стражей, помчался навстречу остаткам конного отряда.

— Стойте, трусы! Где Томгунь?! — негодуя, задыхался от злости военный чиновник. — Как такое возможно? Где остальные?

— Господин! Господин! На нас напали одетые в железо всадники, они пробирались к месту нашей высадки лесом, там же, за деревьями, скрывались до поры и аркебузиры врага. Они подпустили нас ближе и расстреляли! У них были и небольшие пушки на сошках! Томгунь погиб первым, господин, — валялся в ногах его коня один из воинов в окровавленном кожаном доспехе. — Мы вытянулись змеёй, только это не убило нас всех сразу.

— Наши стрелы отскакивали от их доспехов, господин! Мы смешались, а они атаковали нас. Они рубились, словно демоны! Только аркебузиры и спасли нас, варвары тут же отошли в лес, едва круглошляпники начали стрелять, — вторил ему другой.

Лифань приказал четырём сотням туземцев и китайскому отряду прочесать лес, а сам между тем организовывал установку своего шатра.

К вечеру вся его армия высадилась, в том числе и артиллерия: двенадцать пушек малого калибра. Крепость врага уже можно было наблюдать, находясь на сопке. После осмотра оной у Лифаня осталось двойственное чувство — вроде крепость не сильна и не крупна: не видно пушек и нет многочисленного гарнизона, ни единого корабля не стоит у причалов, хотя ему говорили о неких самодвижущихся судах, плюющих в небо чёрным дымом. Значит, это была ложь — трусливые варвары готовы и демонов с кривыми мечами приписать врагу, если он победил. А в крепости чужаков вроде бы ничего удивительного не было. Подумаешь, земляные валы — корейцам не помогли и горные утёсы, а у солонов были такие же в их грязных городках.

Лагерь готовился к ночёвке, чтобы завтра с утра обложить укрепления неприятеля да расставить пушки. Тем временем вернулись воины, прочёсывавшие лес. Этот рейд дорого им обошёлся: туземцы потеряли семь десятков воинов, никого не найдя среди тайги.

— Проклятые варвары просто сбежали к врагу! — хлопнул кулаком по колену Лифань.

— Они всегда готовы нас предать, — заметил один из чиновников, дзаргучей[6]. Этот чиновник должен был сменить на Зее Ципиня, отзываемого обратно в Мукден.

— Не стоит их пускать в бой одних, варвары сбегут, помня о своём Бомбогоре, — добавил другой.

— Я знаю об этом! — рявкнул Лифань и вышел из шатра, проворчав: — Проклятые советчики!

На Сунгари опускался вечерний сумрак, в лагере маньчжуров зажигались костры, воины собирались готовить ужин. Весь день они рубили деревья, чтобы сделать шесты и лестницы для преодоления стен варварской крепости. Теперь им стоило отдохнуть перед завтрашним боем. Словно вторя маньчжурам, и во вражеской крепости зажигались далёкие огоньки. Причём это были фонари, а не открытое пламя костра. Вскоре Лифань снова отправил к крепости несколько групп разведчиков, и тут маньчжуру улыбнулась удача — все они вернулись без потерь. Как оказалось, враг заперся в крепости, которую прикрывала цепь валов. Подойти к ним не было никакой возможности, потому что варвары наставили перед укреплениями шесты с фонарями, освещающими подходы. Также разведчики заметили неподалёку от крепости, между холмов, ничем не освещённое поселение. Вероятно, враг не желал, чтобы маньчжуры его заметили.

«Этот амурский князь варварских племён башковитее своего предшественника. У того хватило ума лишь на сражение, в котором у него не было ни единого шанса. Этот же действует из засад и сидит в крепости», — рассуждал ночью Лифань, обдумывая завтрашний день.

Спору нет, сражение в чистом поле не давало бы ни единого шанса проклятым варварам. Маньчжурское войско легко бы разогнало толпы туземцев. Но эти негодяи заперлись в крепости. Ну что же, следует повторить несколько раз удачно применяемый способ, чтобы заставить сдаться мятежный гарнизон. Нужно поджечь укрепления или постройки внутри укреплений. У воинов Лифаня в достатке имелось огненных стрел.

Глубокой ночью военачальник составил план сражения, и только он решил прилечь, как звенящую тишину разорвал далёкий вопль и хлопки выстрелов. Взревев, маньчжур выскочил из шатра. Тут же появились и соглядатаи мукденского дзаргучея. Они возбуждённо переговаривались, Лифань услышал о том, что с утра необходимо атаковать неприятеля. Они надеялись на подавляющее большинство маньчжуров: две с лишним тысячи воинов — это огромное войско для туземцев, пусть у них и не много аркебуз.