Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, почему же… Ну и что?
– Что – что, что – что… не помню, что там в решето… Учёбу забросил и уехал к маме… Ох, чёрт, прости, Ванька, прости… Ну, в самом деле, как-то автоматом…
– Да ладно, – говорит Иван, – не бери в голову.
И вроде пауза, но небольшая, такая вроде – в троеточие. И после паузы Илья:
– Эх, старичок, – говорит, – старичок… Да, кстати, если ты христианин, то где отечество твоё?.. На небе, там и наследство… ха-ха-ха… так что не надо про берёзки. – И с подоконника долой. – А сколько времени? – И снова – после: – Прочитал я твои, словесник, рассказы. По-моему – дребедень… ты уж прости… страшилки детские. Что ни рассказ, то ружьё, и все палят – уж обязательно. Не можешь Чехова ослушаться?
– При чём тут Чехов?
– Так вот и я как раз о том же. По птичкам бы – куда ни шло… тех, правда, тоже жалко… по медведю… А они, что, у вас там только пьют всё да стреляются?
– Кто?
– Конь в пальто… Кто! Мужики.
– Нет, почему?.. Живут.
– И написал бы – как живут.
– Знаешь!..
– Да ладно, ладно, сочиняй. Только бы, старичок, и о читателе немного позаботился… так страшно.
– А ты бы, правда, шёл домой, а то опять мать на такси сюда примчится за тобой.
– Не примчится, – говорит Илья. – На даче.
– Как?.. А бабушка?
– Иркина очередь, её неделя. График.
– Ну, всё равно иди, – говорит Иван. Зевнул. И говорит: – Мосты разведут… обратно не пущу.
– Да нужно очень, – говорит Илья. – К девкам на Чкаловский подамся, курсовые их почитаю. Интересно, что понаписали.
– Давай, – говорит Иван, – давай. И с подружками ко мне не заявляйся больше… у меня всего две простыни, а я не прачка.
– Да для тебя же ведь стараюсь, глупый, – говорит Илья. – Что бы ты без меня делал… А простыни твои мне не нужны. Своя скатерть в сумке.
– А скатерть для чего? Ты на столе уж, что ли, практикуешь?..
– На потолке, кретин… Ирка в сумке моей роется – то сигареты ищет, то конфеты…
– А скатерть-то?
– Брал на пикник, мол… Конспирация. Ладно, пойду, с тобой тут скучно, – говорит Илья. – И завтра рано просыпаться.
– Иди, – говорит Иван. – Надоел.
Засмеялся Илья. И говорит:
– Грустно мне с тобой, Сергей Есенин, – поднял с полу свою сумку, повесил её на плечо и вышел. Вернулся тут же и говорит: – Чуть не забыл… Спит Люська крепко?
– Ну и что?
– Да ничего. И Юлька тоже… Может, как-нибудь, когда уснут, поменяемся местами? Кайф, старичок… ты представляешь?
– Беги, беги, – говорит Иван. И говорит: – Зачем только из медиевистов в археологи переметнулся…
– Надо было, и переметнулся.
– Трепался бы про Меровингов, голову девкам морочил… Хотя тебе без разницы, про что болтать…
Сам себя в коридоре Илья оставил, голову лишь просунул в комнату. Громко хохочет. И говорит:
– А как насчёт групповичка? Устроим?.. Э-э-э, толку-то с тебя… Садись, строчи буколики-георгики, Феокрит-Гесиод сибирский… бота бегемота, – и исчез, исчез со смехом.
Хлопнула дверь. Прошло минут пять. И:
– Валя! – конспиративно ухнул двор.
На кухне кастрюля об стену, наверное, стукнулась: бух-х! – и об пол после: бах! – и по полу ещё прокатилась: дяк-дяк-дяк! От резкого, неожиданного звука такое ощущение у Ивана, будто там, внутри, сорвавшись с полки, упала, охнув, его душа. Вопль-отбой протрубила Марина, стала дверь баррикадировать.
«Нас напротив, во-он – как та сосна – так же вот через дорогу, Мелеховы жили. Ещё и нас зажиточнее были. Курей – тех, правдыч, не держали, а не держали потому, хлопец, что батька ихний табаку не нюхал. Кино-то было, Гришку, поди, видел?.. Товарищ мой, ближайший самый, да. На Дон-то апосля они перебрались, когда Котовский спьяну хату ихнюю пожёг. Ох и бандюжный был, не дай и Бог. С приятелем со своим, с Пархоменкой, охты-мохты, соберутся, четверть горилки вольють себе за воротник, в дорожку столько же ещё прихватють, поцепляють шашки на бок, кубанки на затылок, глаза на лоб и – бей своих, чтобыч чужие боялись. Одного и уважали только. Был там такой, атаман кошевой, Кочубеем звали. Да нас с Гришкой не касались…» – «Да. Да. Но за кого ж ты воевал, Кирсан Иваныч, я не пойму?» – «А за тех, кто словит, хлопец, за тех и воевал». – «Но ты же говорил, что ты герой Гражданской». – «А разве нет? Ты повоюй под разными-то стягами, под командирами-то разной масти походи… нагрузка шибкая на голову…»
– Ва-ля! – двор уже громче и настойчивей.
Поднялся Иван с дивана, подошёл к окну, рукой махнул, в окно не глядя, и подумал:
«Сивков и Синкин».
II
Тысяча девятьсот сорок третий год. Шестнадцатое мая. Тисецкий военный госпиталь. Старое трёхэтажное кирпичное здание под крутой зелёной четырёхскатной крышей. На втором этаже одно из окон, что смотрят в давно уже оживший после зимы сад, распахнуто настежь. В саду щебечут птицы.
Пять часов утра, едва ли больше, но уже светло. Входит в палату тихо, как кошка, медсестра Катя. Чувствует Катя лёгкое веяние сквозняка, обегает палату взглядом, обнаруживает причину и сразу же направляется в дальний угол, чтобы закрыть окно. Закрывает. Поворачивается. Справа от Кати койка с голой сеткой. Слева на койке… Откидывает Катя одеяло и видит подлог – рулетом свёрнутый матрац. Брови у Кати ползут вверх.
Катя: Ой!
Просыпается один из раненых.
Раненый: Что с тобой?
Катя, но не тотчас же, а чуть помедлив: Боже мой!.. Опять сбежал Безруков! (видимо, ещё сомневаясь в своём предположении, заглядывает глубже под кровать – с Безрукова, с того станет).
Раненый, отрывая голову от подушки: Да ну?! Да быть того не может!.. Гляди-ка, точно.
Просыпаются почти все. Все, кто может, приподнимаются в кроватях на взлокоточки, кто не может, те косят глазами в сторону, где стоит Катя, но не поймут пока, чем она так озадачена. Катя хороша собой, миловидна, особенно утром, после недолгого, но сладкого сна; кожа на её юном лице свежа и не помята. И посторонний, окажись он тут, заметил бы: всем Катя нравится, всем по душе, но больше всех тому – проснувшемуся первым. Для Кати это не секрет. Сейчас, однако, не до этого ей. Бровей – как будто вскинулись и закрепились – не опуская,
- Временно - Хилари Лейхтер - Русская классическая проза
- Повести и рассказы для детей - Александра Анненская - Русская классическая проза
- В командировке - Рустам Ибрагимбеков - Русская классическая проза
- Terra Insapiens. Книга первая. Замок - Юрий Александрович Григорьев - Разное / Прочая религиозная литература / Русская классическая проза
- Том 2. Студенты. Инженеры - Николай Гарин-Михайловский - Русская классическая проза
- Николай-угодник и Параша - Александр Васильевич Афанасьев - Русская классическая проза
- Вероятно, дьявол - Софья Асташова - Русская классическая проза
- Умирать первым классом - Ольга Владимировна Янышева - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Беседа с Василием Аксёновым - Василий Аксенов - Русская классическая проза
- Студенты и совсем взрослые люди - Дмитрий Конаныхин - Историческая проза / Русская классическая проза