Высокое погружение - Марина Даркевич

но почти во всех актрисы-женщины отсутствуют как класс.

– Но у нас же не мусульманский театр. И не японский. Впрочем, ладно. Не мне решать. Ох, посмотрела бы я на премьеру! И на то, как ты мою роль на себя надел.

– Премьеры у нас снимают на видео, ты же знаешь. Возможно, даже с двух или трёх точек. Пронина уже определила места и заказала аренду широкоплёночных «бетакамов» для профессиональной съёмки. Так что, может быть, поговорим после премьеры да привезём тебе кассету показать… Ведь это идея!

– Ну, здорово!

Маша не была на сто процентов уверена, что эта идея получит развитие дальше слов и обещаний, ну и ладно. Интереснейшая мистификация планируется, ничего не скажешь!

– Да, чуть не забыл, – заговорил Тилляев озабоченно. – Информацией нам строго запретили делиться с друзьями и родственниками. Я тебе только потому рассказал, что ты в спектакле участвуешь, и вообще в труппе уже давно, намного дольше, чем я. Так что вполне естественно, если ты будешь в курсе… Вот такие дела. Побегу, пожалуй… Хорошо?

Денис вдруг вспомнил, что сам-то уже успел проболтаться Зульфии о репетициях и о том, кого именно он будет играть на ближайшей премьере. Но Зульфии ведь можно! Она же никому не расскажет. Во-первых, девушка практически ни с кем не знакома в Нижнеманске, во-вторых, он, Денис, уже строго предупредил, чтобы держала рот на замке.

– Подожди минутку! – вспомнила Маша. – Ты же куришь вроде?

– Да как тебе сказать… Пытаюсь бросить. Вчера весь день не курил, сегодня тоже.

– Ой… Я так надеялась выпросить у тебя немного. Скоро дадут возможность передвигаться, первым делом курить побегу.

– Ни слова о сигаретах! И так уши пухнут.

– Как я тебя понимаю… Ну ладно, отстала.

– Тогда всё. Давай, счастливо!

– Пока… Нет, стой!

– Да, Маш?

– Сядь сюда, – строго сказала актриса, показывая на крашенный белой краской стул.

Денис сел, немного поколебавшись.

– А теперь говори правду.

– Какую?

– Зачем приходил?

– Ну вот, здравствуйте, товарищи… Почему бы мне не прийти к тебе?

– А если честно?

– Если уж совсем честно, то я чувствую себя странно и чуть неловко. Словно бы воспользовался обстоятельствами и отобрал у тебя роль, которую, как я понял, ты очень полюбила.

– Я не могу на тебя за это обижаться, сам понимаешь. Но я вижу, что это не всё.

– Ах, так! А если я скажу, что ты мне нравишься и я тебя нахожу очень симпатичной?

– Денис!.. Мы с тобой просто коллеги по сцене, не так ли? По крайней мере, для всех остальных – уж точно. Даже если…

– Конечно… Слушай, я, кажется, догадываюсь, что ты имеешь в виду… Но это ты зря.

Глущенко взглянула Денису в лицо. Юноша, несмотря на его слова, явно не был настроен на флирт. Во всяком случае, сейчас. Чёрт возьми, да он даже слегка раздражён! Обидно… Хотя, конечно, выглядит она на этой койке ужасно, что толку расстраиваться? Или, может быть, он не настолько уж податлив, как большинство молодых мужичков?

– Вижу, что ты спешишь, – произнесла Маша вслух. – Ладно, понимаю… Но ты всё равно задержись минуток на пять-семь. Сейчас я тебе кое-что расскажу.

– Хорошо, – вздохнул Тилляев и добавил суховато:

– Слушаю тебя внимательно.

– Но сначала пообещай мне принести как-нибудь две пачки сигарет. Самых простых, но с фильтром – «Магну» или «Бонд». В обмен на информацию.

– Считай, что они уже у тебя… А что ты мне хочешь рассказать?

– Кое-какую нужную информацию. Я подумала… В общем, мне не хочется, чтобы тебя съели. Пусть даже случайно.

– В театре? В нашей труппе?

– Да, в театре, в труппе. Ты у нас действительно совсем недавно, и про некоторые подводные камни тебе ничего неизвестно. Будет лучше, если ты узнаешь про них здесь и сейчас, чем потом, когда стукнешься о какой-нибудь. Я не скажу, что мы все такие уж прямо крокодилы, но зубы есть у всех нас. И тебе тоже надо их иметь.

* * *

Начались напряжённые дни. Чем отчётливее выглядел призрак премьеры, тем больше времени приходилось уделять репетициям. При этом Денис, так же как и Роза, Константин и Арсен, постоянно был задействован в детских утренниках по выходным. Администратор Владислав Москвин, искренне переживая за театр, нажимал на все рычаги, чтобы актёры и технический персонал получали зарплату с задержкой хотя бы на неделю. Реквизит и костюмы заказывать было не на что. Актёрам часто приходилось выступать в собственной одежде, и в ответ на их роптания Дедов вспоминал вычитанные им истории про польский кинематограф, который уже в сороковые годы начал снимать кино, имея при этом средства только на плёнку и проявитель… А питались актёры рыбой, которую были вынуждены собственноручно ловить в Висле… Кто-то предложил Дедову отправиться на рыбалку, на что Константин тут же привёл пример рассыпающейся Югославии и полное отсутствие финансирования тамошних театров, которые тем не менее дают спектакли. Тилляев хотел было рассказать о крахе театра как целого сегмента культуры у него на родине, но быстро вспомнил совет Маши Глущенко не поддерживать Дедова публично – лучше, наоборот, выразить сомнение в словах Константина. Обладающий странным и тяжёлым характером артист выбирал союзников исключительно по своей инициативе… И вместо того, чтобы произносить то, что пришло ему на ум вначале, Денис проворчал достаточно громко: «Где мы, а где Югославия». Пусть господин Дедов думает, что хочет.

Дома приходилось постоянно плясать возле вязальной машины, потому что Зульфия где-то приобрела ещё и швейную, решив попробовать шить на заказ. Денис допоздна бегал по дворам и расклеивал на столбах и подъездах объявления, которые писала Зульфия по утрам – маркером, от руки. Дело, вроде бы, двигалось. Но из первой приличной оплаты заказов Зульфия отсчитала сто двадцать долларов и потратила их на комплекс БАДов от «Гербалайфа» с целью дальнейшего распространения среди клиенток. И очень была удивлена тому факту, что почти все заказчицы в ответ сами начали предлагать ей точно такие же баночки со знакомым зелёным логотипом на этикетках…

Насыщенные, напряжённые дни летели один за другим, словно пожелтевшие осенние листья, срываемые ветром. Третье октября, на которое была назначена премьера, неумолимо приближалось. Актёрский состав был почти уверен в том, что спектакль не сорвётся. Зато Людмила Пронина сорвала голос на репетиции и теперь говорила хриплым шёпотом. Впрочем, и она надеялась… Хотела надеяться на то, что труппа не подведёт. Лишь бы только не облажался Денис… Ох уж этот Денис! Даже повидавшая многое на своём веку помрежа порой отказывалась верить своим глазам при виде звонкоголосой жеманной девушки, в которую преображался Тилляев. Она