Ядерное оружие ядерных и неядерных государств - Анатолий Николаевич Хитров

Штатов Америки даже разработал план войны с Россией под кодовым названием «Дропшот». Согласно этому плану США должны были сбросить на крупные города и промышленные центры СССР не менее 300 атомных бомб и вдогонку ещё 20 тысяч обычных авиабомб и снарядов. При этом Трумэн и Черчилль считали, что этот ядерный удар по Советскому Союзу следует нанести в ближайшие годы, пока у Советов ещё нет собственного ядерного оружия.

Удар отложили, поскольку, по данным специалистов по России, создание советской атомной бомбы считалось возможным лишь через 20 лет. «Сегодня промышленность Советского Союза занимает второе место в мире, – писали они, – но это не та промышленность, которая нужна. Русская промышленность занята созданием, главным образом, тяжёлого грубого оборудования, вроде сталелитейных печей и паровозов».

Но они сильно ошибались. Зная, как советские люди, в том числе учёные, умеют работать и преодолевать трудности, знаменитый физик Альберт Эйнштейн ещё в 1946 г. писал: «Что касается так называемого секрета атомной бомбы, то я полагаю, что Россия будет способна производить атомные бомбы своими собственными силами через некоторое время». Конечно, проживая в США, Эйнштейн через своих друзей по каким-то каналам видимо узнавал о состоянии работ, производимых учёными-физиками в области ядерной программы Советского Союза. Он прекрасно понимал, что задачи атомной науки в СССР с первых шагов её развития были подчинены благородным, гуманным целям мирного атома. Только угроза ядерного нападения империалистических государств, угроза безопасности страны заставила советских учёных форсировать создание атомной бомбы.

Надо отдать должное советскому руководству и лично товарищу Сталину за особое внимание к вопросам обеспечения безопасности страны, в том числе в области создания нового (ядерного и термоядерного) оружия массового поражения.

Эти вопросы часто обсуждались на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). На одном из таких заседаний присутствовали некоторые первые секретари ЦК КП(б) союзных республик, в том числе только что переведённый из Киева в Москву на должность первого секретаря МК Никита Сергеевич Хрущёв. В правительственных кругах Москвы его считали вполне успешным руководителем и перспективным партийным работником. В качестве заслуг учитывали его достаточно эффективную деятельность в должности первого секретаря ЦК КП(б) Украины, начиная с 1938 года, и как члена Военного совета ряда фронтов в годы Великой Отечественной войны.

Первым пунктом повестки дня заседания Политбюро ЦК ВКП(б), как это довольно часто бывало, был вопрос, связанный с обороной страны от внешних угроз.

В своём вступительном слове товарищ Сталин кратко охарактеризовал состояние дел в области создания советской атомной бомбы. Слегка похвалил Курчатова и Берию за проделанную работу, которая, по их мнению, уже практически завершена и подходит к полигонным испытаниям самого изделия. «Однако есть и проблемы, – отметил докладчик. – Главными из них являются обогащение урана и строительство электростанций для получения оружейного плутония». Особо подчеркнул, что без этих элементов невозможно создать достаточное количество ядерных боеприпасов, чтобы обеспечить безопасность нашей страны.

По обыкновению, в конце своего выступления Иосиф Виссарионович спросил:

– Есть ли вопросы, товарищи?

Первым быстро поднялся с места Никита Хрущёв и громко произнёс:

– Американцы, товарищ Сталин, уже давно накапливают свой ядерный арсенал и готовы сбросить на нас сотни атомных бомб. Что тогда будет с нами и нашей страной?

Сталин посмотрел своим колким взглядом на Хрущёва и резко заметил:

– Вы, Никита Сергеевич, ещё молоды, и это хорошо, но проявлять трусость и вносить панику – очень плохо!

Наступило гробовое молчание…

Хрущёв вспыхнул, гнев подкатил к горлу. Его лицо покрылось красными пятнами, а на лбу появилась испарина. Но буквально через минуту-две он пришёл в себя, не стал влезать «в драку» и благоразумно промолчал, понимая, что находится не у себя в Киеве, а в кремлёвском кабинете.

Тем временем Сталин, обращаясь уже ко всем присутствующим, спокойным и уверенным голосом произнёс:

– Дорогие товарищи! У меня есть для вас хорошая новость: совсем скоро мы сможем ответить американцам дуплетом – ядерным и термоядерным, лишь с небольшой разницей по времени.

2

День 29 августа 1949 года для Советского Союза стал историческим: была испытана первая атомная бомба. С целью обеспечения секретности бомба имела кодовое название «Реактивный двигатель С» (РДС). Советские учёные-физики между собой называли её «Россия делает сама», а чаще всего – «Реактивный двигатель Сталина». Верховный, конечно, знал об этом и был не против…

Испытание плутониевой бомбы имплозивного типа РДС-1 было проведено на Семипалатинском ядерном полигоне. Место для полигона на юго-востоке страны, в малонаселённой казахской степи, выбрал сам руководитель советского атомного проекта академик Игорь Васильевич Курчатов.

Рано утром 29 августа 1949 года на ядерный полигон прибыли члены Государственной комиссии: от Академии наук СССР Госкомиссию возглавлял сам Курчатов, от Совета Министров СССР – заместитель министра внутренних дел СССР Авраамий Павлович Завенягин. В составе Госкомиссии были также представители Верховного командования Советской Армии.

Под непосредственным наблюдением Курчатова и Завенягина была проведена окончательная сборка атомной бомбы и проверка срабатывания системы её подрыва. Бомба была установлена на 30-метровой стальной башне, на безопасном расстоянии от блиндажа испытателей и членов Госкомиссии.

Остатки дня прошли в проверке программы, разработанной ранее испытателями, а также в решении вопросов, связанных с расстановкой групп наблюдения, расположенных как близко к эпицентру взрыва, так и далеко (на расстоянии сотен и даже тысяч километров). Был проведён также дополнительный инструктаж всех лиц, находящихся на полигоне, о соблюдении техники безопасности. В этих заботах прошёл весь день.

К сожалению, погода ещё с утра оказалась плохой: дул сильный ветер, а к вечеру на небе собрались грозовые тучи, сверкали молнии, и гремели раскаты грома. Игорь Васильевич Курчатов понимал, что нажимать красную кнопку на подрыв бомбы при такой погоде было опасно, а рисковать при решении государственных задач руководитель ядерного проекта не привык.

В одной рубашке с расстёгнутым воротом он вышел из блиндажа и, прикрывая правой рукой широкую бороду, быстрым шагом направился навстречу ветру в сторону стальной башни, на которой было закреплено его детище – первая в СССР плутониевая бомба. Сердце ёкнуло от радости. Издали его фигура напоминала изображение Петра I на известной картине Валентина Серова.

Ветер усилился, что привело к срыву некоторых поднятых в небо аэростатов с приборами для фиксации параметров взрыва. «Этого ещё нам не хватало!» – буркнул Курчатов и ещё быстрей пошёл в сторону вышки. Подойдя к ней и осмотрев её, он не обнаружил никаких внешних повреждений.

Ночь прошла в тревожных ожиданиях, заснуть никому не удалось. Для Курчатова наступил новый отсчёт времени. В том, что всё сработает нормально, он не сомневался. Было уже далеко за полночь, когда сам Курчатов взял