Любовь сладка, любовь безумна - Розмари Роджерс

— Возможно, нам много месяцев не придется так одеваться, — словно в оправдание прошептала Соня. Она не могла признаться даже себе, что для столь изысканного туалета могла быть иная причина. В конце концов, все окончилось больше четырех лет назад, и жизнь во время войны казалась совсем другой.

Если Стив Морган — именно тот человек, он, наверное, сильно изменился. К чему избегать встречи? Чем скорее это произойдет, тем лучше, и она почему-то была уверена, что он не выдаст ее мужу.

Джинни, раскрасневшаяся и оживленная, провела вечер с Карлом Хоскинсом, который был не в силах отвести глаз от этой блистающей красавицы.

Она игнорировала Стива Моргана, как и решила, но ее задевало, что тот, в свою очередь, даже не пытался подойти к ней и все время беседовал с отцом и мистером Уилкинсом.

Пако Дэвис, гибкий темнокожий человек, говорил мало и предоставлял все объяснения другу. Стив же постоянно указывал на то, как безрассудно брать женщин в столь опасное путешествие.

— Отвратительный человек! Ненавижу таких. Заметили, как он повышает голос всякий раз, когда рассказывает о зверствах индейцев? — Джинни не могла скрыть долго подавляемого гнева, когда она и Соня, извинившись, поднялись наверх, оставив мужчин беседовать за виски и сигаретами.

— Но, дорогая, — мягко возразила Соня, — не думаю, что его истории настолько ужасны! Он просто предупреждает нас о трудностях путешествия.

— Как ты можешь защищать его? Он… он даже не джентльмен! Мне больше нравится мистер Дэвис — по крайней мере он не болтает и не хвастается!

Соня тактично сменила тему:

— Ну что ж, ты одержала сегодня одну блестящую победу. Этот бедный молодой человек! Уверена, что он в тебя влюбился.

— Надеюсь, нет, влюбленные мужчины такие рохли, — пробормотала Джинни. — И кроме того, ужасно скучны.

— В таком случае, дорогая, не стоит поощрять его. Он милый юноша, но вряд ли папа посчитает его подходящей партией.

Джинни резко вскинула голову, но тут же пожала плечами. Иногда она считала мачеху современной женщиной, но сейчас…

Джинни решила, что они обе устали, и, извинившись, поспешила к себе.

Позже она была рада, что легла спать пораньше. За завтраком отец объявил, что приготовления к отъезду уже начались и эти приготовления включают умение стрелять и заряжать ружья и пистолеты и управлять фургонами. Задолго до того, как окончился этот бесконечный день, Джинни все больше жалела о том, что встретила Стива Моргана и его приятеля.

Каждый из девяти фургонов был запряжен шестеркой мулов и отведен за пять миль от города, где Стив должен был учить Джинни, Соню и Тилли править.

К концу дня Джинни не только взмокла от жары, устала — болели все кости, но почти лишилась дара речи от гнева. Казалось, она не способна ничего сделать правильно.

Тилли считала, что править фургоном, по команде приводить его в назначенное место, в быстро образованном кругу, — забавная игра. Соня стоически переносила все, и ее решимость заслужила нечто вроде восхищения со стороны обоих проводников. Но Джинни… все шло не так. Запястья у нее были узкими, кожа мягкой, и никакие перчатки не помогали — ладони оказались стертыми в кровь. Она ненавидела мулов, которыми правила, почти так же сильно, как Стива Моргана.

Когда они едва не стащили Джинни с сиденья и только вмешательство Моргана спасло ее, девушка мгновенно и быстро выпалила все, что думала о нем.

Морган, вежливо выслушав, сдвинул на затылок шляпу.

— И что хуже всего, — добавила Джинни, — вы намеренно меня изводите!

Но тут Морган холодно и резко приказал девушке начать все сначала и на этот раз попытаться сделать все правильно, если, конечно, она на это способна.

Морган тут же отъехал, прежде чем Джинни успела найти подходящий ответ, что само по себе было достаточно грубо, и после этого ее тренировкой занялся Пако Дэвис. Он был немного терпеливее и более вежлив, чем Стив, но так же требователен, и к концу дня она не думала ни о чем, кроме как о ванне и постели.

Джинни хотела пожаловаться отцу, но первые же его слова на следующее утро заставили ее прикусить язык.

— Джинни, дорогая, — с сомнением сказал он, — ты уверена, что выдержишь такое путешествие? Я все забываю, что ты росла в Европе, а жизнь здесь совсем другая.

— Если Соня может, значит, смогу и я, — вырвалось у девушки.

Они выехали через три дня. Одновременно сенатор Брендон отправился дилижансом в Вашингтон.

Золото было тщательно запрятано в днище одного из фургонов, в свободном пространстве, которое должны были занимать женщины. Это означало, что им придется обходиться минимальным количеством одежды, чтобы не привлекать внимания к фургону.

— Теперь ты понимаешь, дорогая, — сказал Брендон в утешение, — почему вам с Соней и Тилли придется править самим. Посторонний наверняка удивится, почему фургон такой тяжелый.

И даже Джинни была вынуждена согласиться с правотой его слов. Кроме них, только Карл Хоскинс знал о существовании золота и оружия, перевозимых в фургоне, содержащем, по общему мнению, домашнюю утварь Сони.

В первый день путешествия Джинни обнаружила, что ей не хватает внимания и помощи Карла Хоскинса. Он извинился и объяснил, что приходится оставаться со стадом, пока все не устроится.

« — Я плохо знаю эту породу, но лонгхорны должны привыкнуть к дороге.

Джинни понимающе кивнула, пытаясь уверить себя, что все будет в порядке, главное — вынести первый день. Теперь, когда Сан-Антонио остался позади, страна, простирающаяся перед ней, казалась бесконечной — сухая, пыльная, под горячим, палящим солнцем. Они остановились передохнуть, а потом настала очередь Джинни взять поводья. Она уселась на неудобное высокое сиденье, благодарная судьбе за некрасивую шляпу с широкими полями, защищавшими от солнца.

По лбу и шее ползли струйки пота, и Джинни с отвращением заметила темные мокрые пятна, расплывшиеся под мышками.

Править было неимоверно трудно, руки скоро устали, плечи горели, ладони покрылись волдырями. Окружающий пейзаж был по-прежнему унылым и пустынным, но в этих пространствах крылось нечто величественное и даже пугающее. К тому времени как настала очередь Джинни забраться в фургон, уступив поводья Тилли, она испытывала не только ужасную усталость, но и головную боль.

Словно бросая кому-то вызов, она стянула тонкое ситцевое платье и растянулась на узком топчане. Внутри было слишком жарко и душно. Джинни взглянула на Соню, забывшуюся усталым сном. Как можно уснуть в этой скрипучей, тряской повозке! Обожженные руки и плечи болели, и Джинни с ужасом подумала, что не вынесет долгого, изнурительного путешествия.