Часы с лягушкой - Валерий Гусев

– Кого ж я пущу? Сюда только господин Шульц наведывается.

Мы с Алешкой вытаращили глаза:

– И что он здесь делает? В мусоре копается?

– Ничего не делает, – ответил охранник дядя Гена. – Дурью мается. Скажет: «Ну-ка, гаврик, прогуляйся до леса и обратно». А мне что? Я и гуляюсь.

– Пошли, Дим. – Что-то Алешка заколбасился. – А то все караси расплывутся. Чао, бамбино, – он сделал дяде Гене ручкой.

– Понадобится дубинка – заходите, – отозвался дядя Гена.

Едва мы вышли в чистое поле, Алешка затарахтел:

– Ну, Дим, жесть! Я денежки нашел!

– Поделишься?

– Это не наши, это этих… обманутых жильцов. Так что папочка может возвращаться. Где он там прячется?

На эту фразу я внимания не обратил, а вот деньги…

– Покажи карманы!

– Щаз-з! Дим, такие миллионы в мои карманы не влезут. Даже в нашем фургоне не поместятся. Они там, Дим, в этом лабиринте.

И тут он защебетал и зачирикал «обавременно». Даже каркнул пару раз от избытка чувств и гордости.

– Там, Дим, ты видел – такой во всю длину широкий калидор…

– Коридор, – безнадежно поправил я.

– Ага, калидор. А по всем сторонам от него – вроде как комнаты наискосок. Если сверху смотреть – вроде елки с ветками. – Ну да, чтобы машинам было удобно заезжать. – И все это, Дим, без крыши. А в самом конце, – Алешка зашептал, – в самом конце – такой уголок, он сверху плитой пришлепнут. А в стене дверца! У меня даже уши на дыбы встали.

– Волшебная, конечно?

– Еще какая! За этой дверцей…

– Кукольный театр имени Буратино? – я усмехнулся уголком рта.

– Ты, Дим, тормоз! Безнадежный. За этой дверцей – деньги. Которые папа никак не найдет! Съел?

– Съел, понравилось. Волшебная дверца. А золотой ключик? Он где? У Карабаса в бороде?

Тут Лешка немного остыл. И пробормотал:

– Ключик, ключик… Никакой там не ключик. Там его совать некуда. Там дырки для него нет. И ручки дверной нет. Ничего нет. Эта дверца, Дим, она вообще не очень заметная – такие узенькие щелочки по краям, и все. Я ее еле разглядел. Там, наверное, Дим, замочек, как в машине. Пикать надо брелочком.

Да, пикать-то нам нечем. Но Алешку, когда он на след выходит, даже танк не остановит.

– Мы должны, Дим, найти этот ключик и отпереть эту дверцу…

– А дальше?

– Вытащить деньги.

– Ну?

– Тормоз! И раздать их обманутым жильцам.

– Это как?

– Элементарно, Ватсон! Соберем митинг. И – по списку: забирайте ваши финанцы! – Он сделал широкий и щедрый жест. Его понесло. – Ну, например, этот дальномерщик…

– Дальнобойщик, – машинально поправил я.

– Ну я и говорю. Ты его выкликаешь, он говорит «Я!» и выходит из строя. Ты его спрашиваешь: «Сколько вы заплатили за вашу квартиру? Два миллиона? Получите их взад!» И я ему выдаю два миллиона. И этой тетке с коляской – прямо в коляску миллион бухнем. Представляешь, Дим, как она домой со своей коляской по полю помчится! Жесть! – Тут он притормозил полет своей мечтательной мысли. – Нет, не жесть. Она еще на такой скорости ребенка из коляски потеряет. А потом кто-нибудь подберет и выкуп потребует. И она все деньги за него отдаст…

– Может, хватит, Лех?

– А что? Сейчас, Дим, часто детей крадут, понравилось им. Нас с тобой тоже украсть могут.

– Кому мы нужны?

– Ты что?! – Глаза нараспашку. – Еще как нужны! Спрячут нас – и папе предъяву! – Во, нахватался! – Скажут: «Полковник Сережа, закрывайте дело, отвяньте от нас, и мы вам вернем ваших детей Шерлока Холмса сухими и здоровыми». Врубился?

Он так уверенно все это доложил, что я даже оглянулся по сторонам. Но никто, кажется, к нам не подбирался со своей «предъявой». Только застыло в синем небе золотое солнце да плавно колыхали всякие травы всякими своими разноцветными головками. И тихо было – лишь щелкал иногда своим ненасытным клювом Акимыч и взмыкивали слюнявыми ртами сонные коровы. Но все равно вдруг стало неуютно. Будто резко потянуло пронзительным ветерком. И где ты, папенька?

– Ладно, Дим, ты не парься. Даже если нас похитят… – он произнес эти слова так, будто только и мечтал об этом, – мы бы все равно выкрутились. Да и наш папа…

И тут мы заспорили: а как бы поступил наш папа? Уступил бы бандитам ради нас или пожертвовал бы нами?

Спор был, конечно, глупый, но самое смешное в нем то, что Алешка в поле начал его так, а закончил у калитки совершенно иначе:

– Ты что, Дим, папу нашего не знаешь? Он стопудово нас обменяет!

А когда мы уже подходили к калитке, выдал:

– Ты что, Дим, папу нашего не знаешь? Он ни за что с ними договариваться не станет! Даже ради собственных детей!

Спорный вопрос. Есть о чем подумать. Папа у нас, с одной стороны, хороший отец, а с другой, как его называют – честный мент. Как же ему пришлось бы выбирать между детьми и долгом офицера? Я немножко подумал и решил: папа поступил бы и как любящий отец, и как крутой мент. Он со своими верными операми вроде капитана Павлика освободил бы нас от похитителей и разметал бы эту банду на клочки. Без потерь в личном составе.

А вообще Лешкины подозрения и догадки мне понравились. Добыть бы этот золотой ключик! И что-то еще крутилось у меня в голове – какая-то догадка, из-за чего я согласился с ним и что подталкивало меня на поиски.

Я еще немного подумал… и взглянул на Алешку.

– Дим! – взвизгнул он. – Ты что-то узнал! У тебя на лбу написано!

Что-то я давно уже узнал, а вот то, что сейчас написалось у меня на лбу, пришло только что.

Глава IX

Ворона в сапогах

– Лех, – сказал я, – ты знаешь, зачем этот Шульц ходит к лабиринту? Он проверяет награбленные денежки. Которые за заветной дверцей.

– Молодец, Дим…

– Я знаю, – скромно прервал его я.

– Только я давно уже об этом догадался. Еще пять минут назад. А сто лет назад я догадался, что Галкин – это Шульц. Нам бы еще Макса найти. И мы с тобой их всех троих…

– Двоих, – напомнил я.

– Ну да, я немного забыл. Пошли обратно. Нужно этого Гену поспрашивать. Только погоди, я Акимычу пару лягушек захвачу, а то он обижается.

Алешка подхватил сачок и, выловив из бассейна ошалевшую зеленую лягуху, сунул ее в карман ветровки.

– Погнали!

И никуда мы не погнали – на крыльцо вышла мама:

– Эй, рыбачки! А кто картошку сажать будет? Тетя Зина?

Пришлось зайти в дом.

– А где тетя Зина?

– Она еще едет. А где ваши караси?

– Там, – махнул рукой Алешка, – в озере оставили.

– Вот и хорошо. Пусть они немного подрастут. А вы меняйте удочки на лопаты.

Положение критическое… Но тут нас выручила лягушка. Она выбралась из Лешкиного кармана и смачно шлепнулась на пол. Поджала под себя лапки, возмущенно отдуваясь.

– Вон отсюда! – вскрикнула мама и отступила к стене. – Пошла вон! – и топнула ногой. – Брысь!

Лягушка поняла маму по-своему: будто ее поманили сочной мухой. Прыжок, шлепок – и вот она возле маминых босоножек. А босоножки мгновение спустя – уже на табуретке.

– Все вон!

Мы послушно ринулись к двери.

– И земноводное свое забирайте!

Алешка огляделся: где это самое земноводное? И что это за фишка?

Но земноводное первым выскочило за дверь. Мы его еле догнали у бассейна – оно уже изготовилось к прыжку через край фундамента, но безнадежно попало в ловко подставленный Алешкой сачок.

Так! Нас вместе с земноводным прогнали вон из родного дома – можем мотать по своим делам.

В чистом поле дед Акимыч сладко спал, пригревшись на солнышке, спрятав голову под ватник. Аист Акимыч внимательно бродил меж пасущихся коров, высматривая зазевавшуюся мышку. Увидев Алешку, защелкал клювом, взмахнул крыльями, с достоинством зашагал навстречу. Подойдя вплотную, вскинул над собой и закинул назад крылья, будто поклонился.

– Дим, хочешь фокус? Он уже многому научился.

Алешка повернулся к нему спиной и скомандовал:

– Акимыч, ищи лягушку! – Дед Акимыч вскинул голову. – Это не вам, это птичке.

«Птичка» шагнула вперед и сунула клюв Алешке в карман. Пусто. Сунула в другой и вытащила за лапку брыкающуюся лягушку.

– Многому научился, – сердито сказал я. – По чужим карманам шарить. Одним жуликом больше.

– Он пищу добывает, – заступился Алешка.

– А ну-ка, – встрепенулся дед Акимыч, – у меня добудет? Ищи, Федя, ищи. – И дед начал перед аистом поворачиваться то одним, то другим боком.

Аист покивал длинноносой головой, но карманы деда Акимыча обшаривать не стал.

– Команда не та, – объяснил Алешка. – Ищи лягушку, Акимыч!

Сработало! Аист сунул в карман дедовой телогрейки клюв, вытащил соленый огурец и брезгливо бросил на траву.

– Иди отседа! – рассердился дед. – Токо закуску испортил. Дармоед!

«Дармоед» сделал пробежку, распахнул крылья во всю ширь и взмыл над полем, закружил над ним, высматривая добычу. Мы помахали ему вслед и пошли «допрашивать» охранника дядю Гену.