Рейтинговые книги
Читем онлайн Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 94

Тем не менее, как ни измывайся над автором, проблемы, поднятые в его статье, вполне реальны, и вопрос, как название плохого романа, уже не изъять из памяти: что делать? Прежде всего надо сделать глубокий вдох и выдох и призвать на помощь здравый смысл.

Технологии, о которых пишет Билл Джой, могут быть неизбежны, но связанные с ними социальные проблемы, которые он предвидит, никогда не возникнут. Вместо них возникнут другие, хотя и не обязательно менее сложные. Джой угодил в ловушку футурологии, одной из самых бесполезных псевдонаук, придуманных для решения вечной задачи, квадратуры круга: знал бы, где упаду, соломки бы подстелил. Любая футурология принципиально несостоятельна в силу простого принципа: мы всегда проецируем в будущее лишь некоторые из бесконечного числа факторов и никогда не в силах угадать, какой из упущенных имеет шанс оказаться решающим. Двадцать лет назад тысячи фантастических романов рисовали нам самое невероятное будущее, но ни в одном из них нет упоминания об Интернете, без которого жизнь сегодня практически немыслима. А вот автоматов с пищевыми таблетками, которые упоминались везде, все нет как нет, и никто по ним не скучает. Билл Джой наверняка знает больше меня о теории хаоса, которая делает футурологию принципиально невозможной, но почему-то не может соединить две посылки в силлогизм.

Забота о будущем всегда была уделом тоталитарных обществ, и в угоду этому воображаемому будущему у людей отнимали их скромное настоящее. Будущее, в которое приглашает Джой, многие из нас уже наблюдали воочию.

Homo sapiens – необдуманное название нашего биологического вида, оно подразумевает, что все остальные – дураки. Я бы назвал его homo technologicus – человек технологический, по главному принципу, отличающему нас от других обитателей планеты. Человек никогда не существовал без технологии, одной из первых стала одежда, когда прародители обзавелись фиговыми листами, и с тех пор нас постоянно мучат ночные кошмары, сны, где мы являемся в благородное общество без штанов. Тем, кто винит какого-нибудь Фрейда, рекомендую поставить простой эксперимент: явиться на службу с голым задом. Но считать, что человек подпал под иго технологии, – логическая бессмыслица, как если бы тот факт, что мы не можем обойтись без рук, подсказал нам мысль об их ампутации.

Билл Джой уговаривает нас замуровать коридор в будущее, отказаться от исследований, грозящих тотальной гибелью. Но именно технология – наше главное средство против гибели частной и ежедневной, а в конечном счете и против тотальной. Ведь еще раньше, чем неизбежно погаснет солнце, через считаные годы, нас может стереть с лица земли шальной астероид, как уже случилось когда-то с пресмыкающимися братьями, и даже самое прилежное чтение трудов далай-ламы может оказаться слишком слабой мерой предосторожности. Впрочем, у динозавров не было и этого средства.

Мне кажется, что символизм «стокгольмского синдрома» куда шире, чем думал даже я сам, когда ознакомился с трактатом Джоя. В конце концов, кроме звучного термина ничего нового в этом способе поведения нет. Ситуация полной и беспомощной зависимости от тотального авторитета и его воображаемой доброты повторялась на земле миллионы раз, с тех самых пор, как люди обзавелись то ли фиговыми листьями, то ли оленьими шкурами. Традиционно такая ситуация именовалась рабством, а диктуемый ею способ поведения известен как рабский инстинкт. О нем написаны тысячи страниц, как античными философами, так и классиками-беллетристами. Поведение освобожденного раба часто обманывает благородные надежды освободителя: вчерашний раб продолжает привычно льнуть к вчерашнему хозяину, потому что, хотя его больше никто не высечет, никто и не окажет ему милость.

Рабство отличается от свободы своей предсказуемостью: завтра будет как вчера, и бояться неведомого не приходит в голову.

Свободному человеку бояться приходится постоянно, но он выбирает этот страх сам: будущее есть только у него, и на пути в это будущее ему не нужны поводыри.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВЕЧНЫЙ ГОРОД

Когда в XIII столетии Европа стала пробуждаться от многовекового сна варварства, ее путь в цивилизацию был во многом предопределен. Ее общественные институты, искусство и архитектура, ее философская мысль восходили к единому образцу – великой Римской империи, простиравшейся некогда на трех континентах.

Это был даже не выбор, а судьба, потому что от наследия античной Греции европейский Запад был практически отрезан османским нашествием, и, хотя Аристотель сумел вернуться окольным путем, через мавританскую Испанию, знание греческого языка долгое время было редкостью, достоянием ученых чудаков, тогда как латынь, сколько ни зови ее мертвой, оставалась живым языком, разговорным и письменным. На латыни писал Данте, первый великий поэт Запада, используя ее парадоксальным образом для защиты литературного употребления «народной речи». Но и в своем итальянском шедевре в проводники по кругам ада он выбрал себе Вергилия, коронованного королем поэтов, а о Гомере Данте знал только понаслышке. Великий Палладио почти единолично основал архитектуру Возрождения по римским образцам, оттеснив в прошлое доморощенную готику. Короли и императоры в своих попытках объединить Европу с самого начала возводили в идеал Рим Августа и Константина, и эта Священная Римская империя, под конец уже сугубая фикция, была отправлена в отставку только Наполеоном.

Американские отцы-основатели, создавая уникальное государство нового типа, то и дело обращали взгляд к берегам Тибра. Конституция США вобрала в себя некоторые детали государственного устройства римской республики, описанного греческим историком Полибием. Свое государство основоположники неизменно именовали «республикой» – не в современном стертом смысле слова, а в буквальном латинском, «общее дело». Верхняя палата парламента получила название сената, а здание, в котором этот парламент заседал, назвали Капитолием. Каждый, кто посетил столицу США, помнит ее величественный ампир, одну из поздних модификаций римского архитектурного стиля.

Однако с конца XVIII века, как раз тогда, когда Наполеон выметал с континента прах Священной Римской империи, ее реальная предшественница и духовная вдохновительница стала постепенно терять свои родительские права. Европа решила задним числом поменять себе предка и выбрала на эту роль античную Грецию. Майкл Линд, автор эссе в журнале Wilson Quarterly под названием «Второе падение Рима», пишет об этом с сожалением, даже с ностальгией. Эту ностальгию я в какой-то степени разделяю.

...

Репутация римской цивилизации в западном мире никогда не была ниже, чем сегодня. Поражает, в какой степени культурное и политическое наследие Римской империи было вычеркнуто из коллективной памяти Соединенных Штатов и других западных государств – не только мультикультуралистами, атакующими «западный канон», но и предполагаемыми сторонниками традиции, которые якобы выступают в его защиту.

Этот проигрыш древних римлян стал выигрышем древних греков. Сегодня колыбелью западной демократии обычно считают Афины, что изрядно удивило бы американских отцов-основателей и французских якобинцев… Что же касается Римской империи, то о ней нередко думают как о раннем варианте фашистской Италии или нацистской Германии XX века – или же, если упор делается на упадке, как о репетиции Веймарской республики.

Вначале – несколько слов об авторе. Майкл Линд – один из самых заметных американских журналистов и политологов молодого поколения, вашингтонский редактор журнала Harper’s и старший научный сотрудник фонда New America. Его недавно опубликованная книга «Вьетнам: необходимая война» вызвала оживленную дискуссию в стране.

Что же касается упомянутой статьи, то ее проще всего отнести к разряду интеллектуальных игрушек – таких, которые упражняют ум и при этом не накладывают никаких обязательств. Все, в конечном счете, зависит от качества исполнения. Тем не менее любопытно понять, почему мы столь коренным образом исправили наше коллективное прошлое и не будет ли полезнее вновь поставить все на место.

Изгнание Рима из духовного наследия Запада происходило по всему спектру, от искусства и культуры до политической мысли. С XVIII столетия у европейцев, отчасти по инициативе Руссо с его идеализированным дикарем, пробуждается интерес к собственному этническому прошлому. Особенно его разогрели песни мифического кельтского барда Оссиана, якобы переведенные шотландским писателем Джеймсом Макферсоном, но вскоре разоблаченные как подделка. Среди поклонников фиктивного Оссиана можно назвать Наполеона, Байрона и Пушкина. В Германии братья Гримм собирают национальный фольклор, не стесняясь, впрочем, править его по своему усмотрению. В это же время теоретик эстетики и археолог Иоганн Иоахим Винкельманн провозглашает греческое искусство непревзойденным идеалом совершенства, а просветитель Вильгельм фон Гумбольдт предпринимает переворот в немецкой системе образования, переводя его с латинской основы на греческую. Во второй половине XIX века реформа Гумбольдта охватила практически всю Европу.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 94
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков бесплатно.
Похожие на Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков книги

Оставить комментарий