ВОЛКИ БЕЛЫЕ(Сербский дневник русского добровольца 1993-1999) - Олег Валецкий

Все, кто оставался в чете, должны были усилить боевое дежурство и при необходимости быть готовыми выслать подкрепление.

Сборы были недолгие. Мне тогда здорово пригодился «лифчик», который мне сшил местный портной из маскировочной куртки. Застегивался он спереди, как обычная куртка, слева и справа находились два вертикальных кармана для одиночных автоматных рожков. Еще по одному такому карману — за правым и левым плечами. На спине — один широкий карман, который заменял рюкзак, в котором не было ничего, кроме боеприпасов. Спереди «лифчика» для ручных гранат было три кармана с застежками на липучках. Позднее я немного реконструировал застежки, заменив их пуговицами, так как липучки от сырости ослабевали. На кожаном ремне было два кожаных же футляра для ручных гранат и длинный штык-нож от «Маузера», который мне дал из каптерки Неделько. Таким образом, я был хорошо экипирован. Правда, тяжеловато, но страх остаться без патронов и гранат был сильнее. К тому же, в случае необходимости, например, выхода в разведку или неожиданном неприятельском нападении, я всегда мог обойтись и без «лифчика» — двойным рожком в автомате и двумя ручными гранатами, разумеется, если бы не пришлось вести долгий бой.

На следующее утро, мы построились в колонну по два, двинулись к штабу батальона, который находился селе Милевичи. Впереди колонны шел Раде с черным флагом, на котором были изображены череп с костями. Если к этому прибавить черную бороду Раде и красный платок, повязанный вокруг головы, то вид у него был бы впечатляющим. Нам же с Валерой он напоминал «пирата Южных морей». Вид воеводы, шедшего рядом, с еще более основательной черной бородой, в черной высокой шубаре, был не менее колоритным. Многие из местной молодежи, «попавшие под влияние Запада», носили длинные волосы до плеч: такой вид имели «Звезда» и Любиша, и понятно, что стрижку требовать от них было бесполезно. У некоторых была серьга в ухе. Миро Чамур обмотал синий платок вокруг головы, а «мистер Зак» был в своих перчатках, солнцезащитных очках и с двумя автоматами — румынским Калашниковым и югославской версией «Шмайссера» (МР-40), прозванного здесь «Пикавцем». Впечатление он производил такое, как будто только что спустился с парашютом с американского самолета. «Кикинда» и Милан водрузили на головы сербские народные головные уборы, «шайкачи», что-то вроде пилоток с широким верхом. Неделько тоже нацепил какую-то повязку на голову, так что вся наша колонна имела вид довольно лихой.

У штаба батальона мы сошлись с не менее лихими бойцами четы Папича и четы Вукоты. Папич, высокий блондин, лет тридцати, носил черную широкополую шляпу с черепом и костями. Многие его бойцы, тоже носили всевозможные виды платков, шапок, повязок, никто не хотел уступать друг другу в разнообразии внешнего колорита. Среди них я встретил своего знакомого «Мыргу».

Отдельной группой держались семь или восемь бойцов из сербского молодежного союза «Сокол», организованного еще перед войной, которые теперь входили в чету Вукоты. В чету Папича входила группа местных добровольцев «Бели анжео» (Белый ангел), один из которых, Миро, был командиром взвода у Папича, а двое других, Младжо и Ацо Шешлия, были одними из разведчиков нашего свободного интервентного отряда. Кроме Веры и Биляны, среди нас было еще две женщины. Одна молодая светловолосая снайперша, она была с Папичем, а другая медсестра третьего батальона Светлана, которую звали по-местному «Цеца». Запомнить всех сразу было сложно, и я перестал обращать внимание на окружающих и начал ждать грузовики, которые прибыли довольно быстро. Разместилась в них наша веселая компания и понеслась прямиком через Враца, над каждой машиной развевались различные яркие национальные сербские флаги. После асфальта, вскоре началась грунтовка, и когда нас основательно растрясло, мы прибыли на исходное место. Сюда нам подвезли дополнительное количество боеприпасов — патронов, ручных гранат, тромблонов. Были здесь и плащ-палатки, одеяла, продукты. Особенного ажиотажа вокруг боеприпасов я не наблюдал. Наш воевода взял для нашей четы коня, на которого мы водрузили одеяла, продукты питания, боеприпасы и миномет с двумя ящиками мин.

Валера сильно нагружаться не стал, оставив свой подсумок с четырьмя рожками и двумя тромблонами, но зато уговорил их взять Бориса, который обвешался десятком тромблонов и стал похож (из-за белых пластмассовых крылышек тромблонов) на экзотическую бабочку.

У отряда был один пулемет М-84, который носил «Кикинда», и один гранатомет М-57 (его приходилось таскать Милану, над которым, как над «сербиянцем», местные сербы подсмеивались). Вес у этого оружия был приличный, желающих подхватить эстафету не было, и Милан пожалел, что взял его, особенно при дальнейшем марш-броске. Мы сделали привал, кто-то решил перекусить, кто-то прилег отдохнуть. Валера улегся на спину, сложив руки на груди, а Вера, шутя, спела над ним, как над покойником: «Господи, помилуй». Шутка не была принята, и Валера, мгновенно подскочив, громко выругался, чем вызвал громкий смех сербов.

Наконец, к нам приехала делегация из штаба, в которой был командир бригады Стоянович, не помню, был ли среди них командир корпуса Милошевич, так как я плохо знал наших «полководцев», и они произнесли традиционные речи. Официально наша операция называлась «Лукавац-93». Важность ее усугублялась близостью Сараево и не случайно, что ей руководил лично генерал Младич. Непосредственной нашей задачей было взятие поселка Тырново и установление связи между сербским Сараево и сербской Герцеговиной. Первая часть операции — взятие Тырново — осуществлялась сводными формированиями нескольких бригад нашего и Герцеговинского корпусов, а также бригадой гвардии Главного штаба ВРС, которая формировалась на основе всеобщей воинской повинности восемнадцатилетними солдатами, призванными на один год. Во второй этап операции входило взятие горного массива Игман, тогда в кольцо попадал сараевский аэродром, мусульманский поселок Храсница, который являлся последним каналом снабжения мусульманского Сараево, проходящего через подземный тоннель под аэродромом. В случае успеха операции неприятель был бы обречен.

Командиры закончили выступление, и мы нескольким колоннами со знаменами впереди стали уходить в горы.

Моя неуверенность из-за ранения в ногу быстро прошла. Занятия спортом, опыт боевых действий и сила воли не давали расслабиться, тем более что рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось.

Марш-бросок сразу же обнаружил что мои «горцы» к войне были неподготовлены. К тому же сказывалась любовь к сигаретам и алкоголю. Все же, хоть и с привалами, но люди шли, да и спешки особой от нас не требовали. Мы с Валерой вырвались вперед и присоединились к разведчикам Младжо и Ацо (не из-за желания что-то доказать, а просто было проще первыми узнать, где противник, нежели слышать звук снарядов, не зная их источника). В пути у меня лопнул кровяной сосуд в глазу, но особых неприятностей это не доставило. Наконец-то мы дошли до откоса, под которым рос лес. Здесь мы и расположились, разместившись вдоль склона. Я, Валера и Борис остались наверху, недалеко от нас разместились воевода, Вера, Горан, «Чуба» и Вучетич. Я все-таки решил не устраиваться в шалаше, а выкопать себе хотя бы небольшое укрытие в земле, из которого можно было бы отстреливаться, пусть и лежа. Мы с Валерой и Борисом сумели, даже без саперных лопаток, соорудить укрытие, замаскировать его под елью и огородить бруствером из камней.

Внизу мы заметили костры. Валера отметил, что это по уставу запрещено. Позднее мы узнали, что сербы варили кофе, без которого не могла обойтись ни одна «акция». Противник жил по тем же законам, так как вдали мы увидели столбики дыма, но никто даже и не думал о стрельбе друг в друга. Но для кофе требовалась вода, которой не хватало, и нас выручил конь, на котором Раде привез от родника несколько резиновых емкостей с водой. Выпив кофе, большинство улеглось спать. Любо все же поставил перед своей позицией дистанционную мину «МРУД» (типа советского МОН-50). У Бориса возник конфликт с Кикиндой, но воевода его быстро погасил, сделав последнему выговор.

Командиры были рядом, и нам приходилось дежурить попеременно, тем более, с нашей позиции был хороший обзор противника. Через пару дней, в колонне по одному, мы двинулись вниз по склону, входя постепенно в густой лес. Дистанция между нами была 5 — 6 метров, постепенно она увеличивалась, конь шума не создавал и замыкал колонну.

Мы дошли до лесной дороги. Воевода отправил меня с Миро Чамуром вперед. Перейдя дорогу и не обнаружив ничего подозрительного, мы позвали остальных, отряд возобновил движение. Не знаю, где были другие отряды, вероятно, мы шли первыми, но нервы у всех были напряжены, и лишняя суматоха просто мешала бы. Не раз бывало, что отряды одного и того же войска, не разобравшись, открывали огонь друг в друга или, что еще хуже, отряды противоборствующих сторон принимали ошибочно противников за своих. Позднее, уже в Сараево, Леонид рассказывал, что какое-то подразделение ХВО [Хорватско вече отобранны. — примеч. ред. ] налетело на отряд сербской специальной милиции во время наступления на Игман — с плачевными для себя результатами, так как с пленными здесь не церемонились.