Бретт Холлидей. Умри, как собака - Бретт Холлидей

— Никто этого не знает. Присягнуть могу, что никто меня там не видел.

— Люси знала, что ты пойдешь со мной,— напомнил Шейн, и после этого оба молчали до тех пор, пока Шейн не отпер квартиру Люси на первом этаже дома в восточной части Бискайского бульвара,— отпер тем самым ключом, который Люси дала ему много лет назад и которым он никогда до сих пор не пользовался.

Входная дверь вела прямо в большую, но тем не менее уютную гостиную с двумя окнами, выходящими на улицу. Под окнами стоял диван с мягкими подушками, перед ним низкий кофейный столик. Шейн включил верхний свет; они с Рурком молча стояли рядом, обшаривая глазами комнату в поисках каких-либо признаков беспорядка, следов борьбы или оставленного Люси намека на то, где она находится.

Ничего не было. Комната выглядела точно такой же, какой Шейн видел ее столько вечеров в прошлом, когда он оставался у Люси после совместного обеда или поздно вечером наслаждался стаканчиком спиртного перед тем, как идти на свою холостяцкую квартиру.

Совершенно спокойно и чересчур тихим голосом, обнаружившим, однако, всю силу чувств, которые он испытывал, Шейн сказал:

— Останься здесь, Тим. Я хочу обыскать квартиру один. Может быть, где-нибудь что-то есть. Что-нибудь я найду.

Тим ответил неловко:

— Конечно, Майкл. Все правильно.

Он прислонился к дверному косяку, отыскал сигарету и зажег ее, наблюдая, как Шейн не торопясь удаляется от него, высокий, с прямыми плечами и выдвинутым вперед подбородком.

Детектив заметил три окурка в хрустальной пепельнице на кофейном столике рядом с тем местом, где обыкновенно сидела Люси, когда они вместе проводили время в ее квартире. Чтобы столько выкурить, ей нужно часа два, подумал Шейн и решил, что она, вероятно, пришла после неспешного обеда и отдыхала в течение этого времени, прежде чем снова выйти из дома. На стеклянной поверхности стола рядом с пепельницей виднелся высохший круглый след. При своей закоренелой опрятности Люси никогда не оставила бы этот кружок неприкосновенным, если бы она закончила питье и без помех собралась в постель.

Он прошел в маленькую кухню, нашел все в обычном порядке, за исключением высокого бокала с остатками янтарной жидкости на дне, стоящего на сушилке над раковиной. Опять-таки Люси непременно сполоснула бы его и перевернула вверх дном, если бы уходила из дома без спешки. Шейн дотянулся длинной рукой до буфета напротив раковины, извлек бутылку коньяка, который Люси всегда держала для него, и рюмку. Вылив остатки нагревшейся жидкости из стакана в раковину, он достал два кубика льда из холодильника и опустил их в высокий стакан. Плеснул коньяку, добавил чуточку воды из-под крана и наполнил рюмку почти до краев.

Рурк все еще стоял у двери, когда Шейн снова вошел в гостиную. Держа бокал, Шейн сказал весело:

— Хочешь промочить горло, пока я осмотрю спальню?

— Конечно,— отозвался Рурк, подходя к нему.— Что-нибудь выяснилось?

— Очень мало. Люси была здесь… одна. Часа два после обеда. Она отдыхала и ушла из дома в большой спешке.

— Ее вынудили? — Рурк взял рюмку, испытующе глядя в лицо Шейна.

Тот пожал плечами:

— Думаю, нет. Там стоит стакан… он должен был стать условным знаком для меня. Люси знала, что я поблизости.

Он глотнул коньяку и подошел к телефону. Посмотрел на чистый белый блокнот рядом. Никаких записей, никаких номеров, даже машинальных росчерков. Впрочем, Люси и не имела привычки попусту марать бумагу, напомнил он себе.

Шейн вошел в чистенькую спальню, в которой единственным признаком смятения или спешки была пара меховых тапочек, лежавших на боку на расстоянии шага от кровати. Шейн помнил, что она надевает их сразу, как только входит в квартиру, и меняет на туфли перед тем, как выйти на улицу. Это второй признак того, что уход был поспешным, но не обязательно вынужденным.

Он подошел к стенному шкафу, открыл его и мрачно осмотрел содержимое. Боевой порядок платьев и верхних вещей на вешалках ничего ему не сказал, но он заметил на полке чехол для ночной сорочки и понял, что она долгое время просидела, не застегивая его.

Ванная была, как всегда, безукоризненно прибрана и ничего ему не сказала. Когда Шейн вышел оттуда, глубоко посаженные глаза Рурка, сидевшего в кресле, смотрели на него с лихорадочным блеском, как бы спрашивая: «Что ты об этом думаешь?»

Шейн вздохнул, сел на диван, глотнул коньяку.

— Она пришла одна и отдыхала час или около того, а потом очень поспешно выскочила из дома. Не думаю, что она хотела пойти куда-то в определенное место, Тим. И у нее было желание оставить мне некий знак.

Зазвонил телефон. Рука Шейна непроизвольно дернулась, и коньяк пролился на ковер. В два прыжка он пересек комнату и схватил телефонную трубку:

— Алло!

Женский голос, ответивший ему, был глубоким и низким.

— Это вы, мистер Шейн?

— Да.

— В вашем отеле мне дали этот номер. Генриетта Роджелл.

Шейн снова сказал:

— Да?

— Я немедленно должна вас видеть. В «Уолдорф Тауэрс». Это не телефонный разговор.

В ее голосе была непререкаемость, и Шейн не стал терять времени на бесполезные возражения. Он сказал:

— Через несколько минут буду, мисс Роджелл.

Рурк был уже на ногах и допивал свою рюмку.

По дороге к двери Шейн выпалил:

— «Уолдорф Тауэрс», Тим. Подбрось меня туда, а свою машину я заберу с пристани позже.

Глава IX

Генриетта встретила его в дверях своего номера, одетая в вылинявший серый купальный халат мужского покроя, туго подпоясанный вокруг худой талии, в удобных ковровых шлепанцах на босу ногу. Ее волосы с проседью не были заколоты в пучок, а собраны сзади и завязаны черной ленточкой в подобие конского хвоста. Выбившиеся пряди свободно висели по сторонам лица, смягчая суровость черт.

Шейн вошел в красиво отделанную и приятно обставленную гостиную. Генриетта закрыла за ним дверь и, широко шагая в своем халате, развевавшемся вокруг худых жилистых лодыжек, направилась к стеклянному кофейному столику перед диваном.

— Я пью водку,— объявила она.— И капельку воды, чтобы не так крепко. Если хотите смешать что-нибудь этакое, необыкновенное, думаю, можно позвать гостиничную прислугу.

На кофейном столике стояли бутылка водки, ведерко с колотым льдом, графин с водой и стакан виски с содовой и льдом. Шейн сказал:

— Водка с водой и льдом — это замечательно.

Генриетта пошла в дальний угол гостиной и вернулась с чистым стаканом, который вручила Шейну со словами:

— Наливайте себе. И я тоже.

В бутылке было примерно на четверть водки. Шейн плеснул на дюйм на дно своего стакана, пальцами подцепил два кубика льда из ведерка и бросил в стакан, долил воды до половины и с интересом наблюдал, как Генриетта налила вдвое большее количество виски в свой стакан, добавила кусочек льда и около столовой ложки воды.

Затем она достала сложенный кусок желтой бумаги из кармана халата и протянула ему:

— Это оставили на конторке полчаса назад. От «Вестерн Юнион», говорят.

Шейн прочел такие же карандашные строчки, как и в его записке:

«Собака уже мертвая, а Люси Гамильтон еще нет. Скажите Шейну: мы предупреждаем всерьез».

Генриетта села в угол дивана и наблюдала за выражением лица рыжеголового детектива, пока он читал записку.

— Что это значит? — спросила она.— Люси Гамильтон — это та симпатичная секретарша в вашем офисе?

Шейн кивнул. Он достал свою записку и протянул ей:

— Обе даны каким-то оборванцем бармену в деловой части города около часа назад для передачи нам.

Она прочла его записку:

— Значит, вы раздобыли собаку?

Глаза ее блеснули удовольствием.

— Как только вы обнаружите, что собака сдохла, поев моего отравленного цыпленка, вы можете получить ордер на задержку похорон, и они смогут сделать вскрытие тела Джона, ведь правда?

Шейн ответил:

— Если я продолжу расследование, получу анализ содержимого желудка собаки и выяснится, что она действительно была отравлена.

— Ах, вот как, «если»,— подхватила она колко.— Разве я вас не для этого наняла?

Шейн сел в кресло перед ней и скрестил длинные ноги. Глотнув из стакана, он сказал:

— Вы прочли обе записки. Я был в квартире Люси Гамильтон, когда вы позвонили, и ее в квартире нет. Я думаю, что в данной ситуации я выйду из игры, мисс Роджелл.

— Вы не можете этого сделать. Я заплатила вам несуразную сумму за день работы, и все права на моей стороне. А тут какая-то глупая записка,— она презрительно отмахнулась.— Просто блеф, чтобы вас запугать. Не думала я, что вы такой.

— Пока они держат Люси, у меня связаны руки,— возразил Шейн.

— Ерунда! Слушать не хочу. Я требую, чтобы мне представили труп собаки. Я за него заплатила.

Шейн помотал головой: