Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходя с одной из его лекций, Севье спросил меня: "Вы знаете этого молодого человека. Таков ли он, каким он кажется?" — "Да" — "Тогда нужно следовать за ним и найти вслед за ним Бога…" Он сказал своей жене: "Ты позволишь мне стать учеником Свами?" Она ответила: "Да". Она спросила его: "Ты позволишь мне стать ученицей Свами?" Он ответил с добродушным юмором: "Не знаю…"
Они уехали с ним, реализовав все свои небольшие сбережения. Но Вивекананда, больше заботившийся о будущем своих старых друзей, чем они сами, не позволил им отдать все его делу и настоял, чтоб они сохранили часть для себя. Они смотрели на Свами, как на своего сына. Они посвятили себя, как увидим ниже, организации в Гималаях Адвайта Ашрам, о котором он мечтал, для размышлений о безличном Боге: ибо именно адвайтизм привлек их всего более в учении Вивекананды, и для него это было также самое насущное. Г-н Севье умер в 1901 году в построенном им монастыре. Г-жа Севье пережила его, так же как и Вивекананда. Около пятнадцати лет она оставалась, единственная из европейцев, в этом отдаленном месте, в глубине гор, недоступных на целые месяцы, занимаясь обучением индийских детей.
— И вы не скучали? — спросила ее мисс Мак-Леод.
— Я думала о нем (о Вивекананде), — просто ответила она.
Эти удивительные друзья, дарованные Англией Индии, были привилегией не только Вивекананды. Великие индусы всегда находили среди англичан наиболее постоянных, наиболее стойких учеников и помощников. Известно, чем были и остались для Тагора или Ганди такие люди, как Пирсон, Эндрьюс или "Mirabhen"…[145] Когда, позднее, освобожденная Индия захочет подвести баланс всему, что она выстрадала от Британской империи и чем она ей обязана, — эти святые дружеские привязанности, более чем какие-либо другие благодеяния, заставят поколебаться весы, отягощенные преступлениями.
И, однако, на этой земле, в которой его слово пробудило столь глубокие отклики, он не попытался ничего основать, как в Соединенных Штатах, где предстояло зародиться Ramakrishna Mission. Может быть, как мне говорила одна из его американских учениц, он отдал себе отчет, что высокий умственный уровень Англии и Европы требует и соответствующего культурного уровня от его индусских миссионеров, не так часто встречающегося у братьев Баранагора?..[146] Нужно, я думаю, учитывать и громадную усталость, которая начинала отягощать его. Он устал от мира и от служения делам. Он стремился к великому покою. Болезнь, которая глухо точила, как червь, его телесную оболочку, отдаляла его от жизни. В эти минуты он отказывался строить. Он говорил, что он не организатор. Он писал 23 августа 1896 года[147]:
"Я начал дело: пусть другие завершают его! Чтобы пустить его в ход, я вынужден был замарать себя деньгами, имуществом[148]. Теперь моя часть работы сделана. Мне не интересны более ни веданта, ни какая-либо философия, ни труд… Эта форма добра, эти дела надоели мне!.. Я готовлюсь уйти, чтобы уже не возвращаться в этот ад, в мир!"
Трагический крик души, все страдание которого понятно тем, кто испытал страшное истощение подтачивавшей его болезни! В другие минуты она, напротив, давала себя знать порывами экзальтации: вся вселенная представлялась ему беспечной игрой Бога-ребенка, лишенного рассудка[149]. Но радость или горе, это было то же отрешение. Мир уходил от него. Нить, к которой был привязан воздушный змей, обрывалась[150].
* * *
Преданные друзья, следившие за ним, увлекли его еще раз в путешествие для отдыха, в Швейцарию. Он провел там большую часть лета 1896 года[151] и по-видимому поправился, наслаждаясь воздухом, снегом, потоками, горами, которые напоминали ему Гималаи[152]. В деревушке, в глубине Альп, между Монбланом и Сен-Бернаром, у него впервые зародилась мысль основать в Гималаях монастырь, где объединились бы ученики Запада и Востока. Сопровождавшие его Севье подхватили эту мысль: она стала задачей их жизни.
В его горное убежище пришло письмо от профессора Пауля Дейссена, который приглашал его к себе в Киль. Чтоб увидеться с ним, он сократил свое пребывание в Швейцарии и отправился обычным путем студентов, через Гейдельберг, Кобленц, Кельн, Берлин: ему хотелось получить хотя бы общее впечатление от Германии, материальная мощь и большая культура которой его поразили. Я рассказал в "Jahrbuch der Schopenhauer Gesellschaft"[153] о его посещении Киля и основателя Шопенгауэровского общества. Прием был настолько радушен и беседа настолько оживленна, как можно было ожидать со стороны страстного ведантиста — Пауля Дейссена, видевшего в веданте не только "одно из самых величественных созданий человеческого гения, ищущего Истину", но "самую сильную поддержку самой чистой нравственности, самое большое утешение в страданиях жизни и смерти"[154].
Но, если Дейссен и почувствовал личное обаяние, умственные дарования и обширные знания Свами, из замечаний в его Дневнике не видно, чтобы он предчувствовал значительность судьбы своего юного гостя. В особенности далек он был от представления о трагической серьезности души этого человека, крепкого и веселого по внешности, который, однако, носил в сердце боль о своем несчастном народе, а в теле — печать смерти. Он видел его в момент счастливого отдыха и признательного самозабвения, в присутствии германского ученого и мудреца, столько сделавшего для Индии. Эта благодарность не изгладилась из памяти Вивекананды, и он сберег светлое воспоминание о кильских днях, как и о днях в Гамбурге, Амстердаме и Лондоне, куда Дейссен его сопровождал[155]. Отблеск этих дней сохранился в великолепной статье в "Brahmavadin", где Вивекананда позднее напоминает своим ученикам о долге благодарности Индии великим европейцам, сумевшим ее понять и полюбить больше, чем она сама, и в первую очередь — Максу Мюллеру и Паулю Дейссену.
Он провел еще два месяца в Англии, встречаясь вновь с Максом Мюллером, с Эдуардом Карпентером, Фредериком Миэром, читая новый цикл лекций о веданте, об индусской теории майи и об адвайте[156]. Но его пребывание в Европе подходило к концу. Голос Индии призывал его. Его охватила тоска по родине. Человек уже обессиленный, который три месяца назад отказывался, с бурным отчаянием, наложить на себя новые цепи[157], который хотел бежать от адского колеса жизни и деятельности, вновь бросался в него и собственными руками привязывал себя к жернову. Ибо, как он говорил, прощаясь, своим английским друзьям:
"Возможно, что мне хочется покинуть это тело, сбросить его, как обветшавшую одежду. Но я никогда не перестану помогать человечеству".
Действовать, служить, в этой жизни, в жизни будущей, возрождаться, все время
- Жизнь Бетховена - Ромен Роллан - Биографии и Мемуары
- Жан-Кристоф. Том I - Ромен Роллан - Классическая проза
- Жан-Кристоф. Том IV - Ромен Роллан - Классическая проза
- Жан-Кристоф. Том III - Ромен Роллан - Классическая проза
- Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов - Биографии и Мемуары
- Жюли Ромен - Ги Мопассан - Классическая проза
- Рассудку вопреки (вариант первых глав романа Мы идём в Индию) - Всеволод Иванов - Биографии и Мемуары
- По образу Его - Филипп Янси - Прочая религиозная литература
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков - Биографии и Мемуары