Преступники и преступления. Законы преступного мира. Паханы, авторитеты, воры в законе - Александр Кучинский

Вот уже почти год, как Виктор Сытник встречает стукачей в ШИЗО и передает куму информацию. Работает на майора и врач из санчасти. Чтобы не спугнуть братву, сексот режет себе конечность или симулирует отравление (для этого ему выдают рвотное и слабительное). Арсенал вербовочных средств разнообразием не отличался. Прежде всего, опер внимательно изучал каждое тюремное дело, пытаясь найти зацепку. Он не гнушался провокациями, подлогами и подлыми уловками, знал, что самым эффективным фактором воздействия на человека по-прежнему считается физическая боль, и с успехом пользовался этим, научился бить и топтать психологически.

Агентурная разработка зоны строится по принципу пирамиды. Тюремно-лагерные стукачи делятся по категориям оперативной ценности. Через второстепенных сексотов кум получает информацию для вербовки более крупных фигур. Доступ к поверхности лагерной жизни необходим, чтобы в конечном итоге заглянуть за кулисы этой жизни. Негласные сотрудники могут использоваться для провокаций и подставок. Иногда кум, стремясь прикрыть ценного сексота, отдает уголовникам, которые мечутся в поисках стукача, второсортного. Подобный ход заслуги ему не делает, однако бывают случаи, когда приходится отсекать пальцы, чтобы спасти руку. Принципы любой разведки и контрразведки отличаются немногим. Опытный разведчик дорожит каждым агентом, дает тому почувствовать себя кем-то особенным и ценным.

Получив первичную оперативную информацию, кум приступает к обработке лиц, имеющих авторитет в зоне. Именно на них и строится агентурная сеть. Настоящим сексотом считается тот, на кого никогда не упадет подозрение. Активист и стукач — понятия разные. Активист изначально покупается за досрочное освобождение и открыто принимает сторону администрации. Для агентурных работ он потерян навсегда. Стукач же — предатель. Он продолжает проповедовать блатную идею, ревностно блюсти воровской закон и даже не помышляет завязать. Попробуй купить такого за досрочный выход! По каким побуждениям и убеждениям авторитетный зэк начинает рисковать собственной жизнью, работая на оперативников, как правило, не афишируется.

Как ни странно, но есть прирожденные стукачи, которых разведке подарила сама природа. От закладывания своего ближнего, от осознания своей особой миссии они получают не столько материальные выгоды, сколько физиологическое удовольствие. Такой психопатический тип упивается своей второй жизнью, своей тайной властью над братвой, которую он за что-то ненавидит. Профессиональная привычка рисковать и щекотать нервную систему стала второй натурой. Прежние понятия для такого стукача поменялись местами. Он чувствует себя своим на двух враждующих баррикадах — и среди братвы, и среди ментов. Ему уже трудно разбить эти две роли на главную и эпизодическую.

Однако прирожденных стукачей не так уж и много, как того хотелось бы разведчикам. Зачастую кум прибегает к старому доброму шантажу. Прибавка к сроку не радует даже лагерного пахана. Зэк, которого по новому приговору можно задержать в зоне этак лет на пять-семь, — подарок для оперчасти. Но уголовное дело уголовному делу рознь. Нет смысла раскручивать в качестве агента беглеца-неудачника или общепризнанного мастера по выточке холодного оружия. Брать зэка нужно на горячем, когда он упивается безнаказанностью и даже не подозревает, что в сейфе у кума покоится папочка с его оперативно-следственным делом. В папке и свидетельские показания, и отпечатки пальцев, и вещдоки, и аудиозапись (если понадобится, кум организует и видеоматериал). То есть, полный комплект для возбуждения полноценного уголовного дела. Штабные офицеры собирают улики очень осторожно, через самых верных сексотов. Малейшая оплошность — и кандидат в стукачи превратится в подследственного. Вербовку ценного стукача проводит в большинстве случаев сам кум. Это первый психологический штрих в задушевной беседе. Явочной хатой служат санчасть, ШИЗО или комната для свиданий, куда по просьбе администрации ИТУ даже может прибыть родня осужденного.

Оперчасть могла сфабриковать дело, подбросив наркотики, оружие или краденные вещи, спровоцировав уголовно наказуемый инцидент. Известны случаи, когда авторитета попросту ломали: «прессовали» через карцер или изолятор, через сучье логово или пресс-хату. Если зэк не начинал работать на оперчасть, то выходил инвалидом (группа инвалидности зависела от вдохновения и энергии оперов).

Вора по кличке Свирид сдал стукач, водворенный в ШИЗО за утреннюю драку. Именно Свирид из пятого отряда должен был переправить анашу в штрафной изолятор. Чередных не стал ждать, когда наркотики придут в ШИЗО, и отслеживать «коридор». Майор понимал, что рискует засветить стукача, указавшего Свирида, но время на прикрытие у кума не оставалось. Начальник оперчасти мог вылететь из кресла в течение двух-трех часов. К завтрашнему утру он должен рапортовать о раскрытом канале грева.

Свирида выдернули прямо из строя и потащили в санчасть для анализа его крови. После этого зэк был доставлен в кабинет начальника оперчасти. Чередных пока не утруждал себя допросом: он ждал результатов анализа. Когда врач подтвердил по телефону его опасения, кум занялся делом. По его приказу два офицера оперчасти смастерили Свириду «ласточку» и вышли из кабинета. Пока майор вдумчиво читал прессу, зэк хрипел и катался по полу. Спустя час Чередных приказал снять тряпку и произнес лишь пять слов: «От кого ты получил дурь?». Свирид, корчась от боли и едва ворочая языком, ответил вопросом на вопрос: «Какую дурь?». Через минуту он вновь лежал на брюхе с вонючей тряпкой во рту. Наконец майор встал из-за стола, приковал руки зэка к батарее и ушел обедать. Трапеза затянулась на несколько часов…

Сейчас жертва торопливо искала выход и перебирала варианты. Она понимала: компромисса не будет. Свириду давали минимальный выбор и принуждали решить свою дальнейшую судьбу за жалкую минуту. Наконец кум вопросительно посмотрел на зэка, и тот прохрипел: «Что бы ты сделал на моем месте?». «Я никогда не буду на твоем месте», — ответил майор. «И все-таки?». «Если ты не дурак, то понимаешь, что свою угрозу на все сто я выполнить не решусь. Однако я смогу испортить тебе жизнь навсегда. Мы рискуем оба. Я — карьерой, ты — жизнью. Ставка не равноценна, но сегодня ты влип, а я пока нет. Моими единственными гарантиями будет слово офицера, которое для вас ничего не значит».

Майор приподнялся из-за стола и подошел к Свириду. Он держал руки в карманах, смотрел зэку прямо в глаза и был спокоен, как никогда. Кум отупел от ненавистной службы, от многолетней боязни взысканий и кадровых перемещений, от бессонной ночи и сложных оперативных комбинаций. Сейчас, когда забрезжил просвет и появилась надежда, он чувствовал себя усталым и гадким. Офицеру хотелось бить эту скрюченную в ногах мразь, лишившую его сна и размеренных будней карьериста, выплеснуть скопившуюся в душе грязь. Он чувствовал, что способен рискнуть и покалечить зэка.

«О нашем разговоре будем знать только ты и я, — продолжал кум. — Ты и я. Сейчас мне нужна единственная твоя услуга — назвать фамилию или погремуху пассажира. Обещаю, что никто не пострадает. Ты прополощешься в ШИЗО и вернешься в отряд героем. Об остальном я позабочусь. Если мы друг друга сейчас понять не сможем, то в свой кодляк ты придешь тем же героем, но с испорченным нутром. Рубероид отремонтирует тебе печень или почки так, что „ласточка“ покажется раем. Итак, я жду ответа. Да или нет?» Свирид облизал пересохшие губы. «Мне нужно подумать». «Да или нет?» Повинуясь своей обостренной интуиции, Свирид согласился. Он сдал держателя грева и двух «коридорных» из лагерного персонала.

Кум сдержал слово. Заложенный Свиридом авторитет из седьмого отряда, входивший в первую пятерку зоны, остался в полном здравии. Однако он и пять его корешей были переведены в локальную зону за нарушение режима, которое до этого администрацию отнюдь не трогало. Поголовный шмон пятого отряда провели после того, как два тамошних козла, выполняя задание оперчасти, напились и едва не перекололи друг друга заточками. Наркотики и водку изымали вместе с холодным оружием, игральными картами и порнооткрытками. Подогретых прапорщика и лейтенанта уволили спустя две недели за прогулы и пьянство. Больше кум и Свирид не встречались. Свирид вернулся к братве героем и долго рассказывал о коварстве и жестокости кума. Однако через три месяца Свирид, которому начальник оперчасти уже готовил участь едва ли не самого ценного агента под псевдонимом Базука, погиб в промке от электротока. Он пытался включить в сеть токарный станок и принял смерть мгновенно. По крайней мере так утверждали двое очевидцев, строча объяснительные и свидетельские показания. В кумовском кресле Василий Чередных просидел еще пять лет и вышел на пенсию подполковником. Вместе с ним уволился и веснушчатый Сытник.