Повести - Юрий Сергеев

Перед проблемой «быть или не быть» Сталин откинул на второй план идею «мировой революции», понял заблуждение «об интернациональной солидарности трудящихся» и вовремя заключил союз с «проклятыми капиталистами» против Гитлера. Даже ликвидировал Коминтерн в сорок третьем году, а его пламенных борцов сгноил в лагерях.

Маркс — если не провокатор, то заблудший дурак… Поп-расстрига своего буржуйского класса, обнищал отец, вот он и обиделся… написал чёрт те что в отместку, а нам расхлёбывать пришлось, платить миллионами жизней, реками крови…

Дурак! А с ним — и все большевистские деятели. Твёрдо скажу, что собственность — за всю историю человечества, была рычагом прогресса! Вот так-то, девка… Имеем мы с тобой сотни пудов золота — мы сила, можем повлиять даже на ход истории.

А отдай ево сейчас умникам из ЦК… всё промотают, распылят, проедят русское золото за океаном, пропляшут, а толку никакого.

Думаешь, им мировая революция нужна? Им Россию подавай на съедение… А золото это — собственность России, каждого человека в ней… Если ей будет худо, начнётся развал и понадобится помощь… оружие её патриотам, её гвардии… — отдай им! Не осрами звания казачки!

— Отдам!

— Я вижу в глазах твоих вопрос: «Как попало золото в Чёрное озеро, причастен ли ещё к смертям людей, связанных с ним?»

— Да, расскажи… я хочу знать всё.

— Непричастен! Бог свидетель… а дело было так… испей ещё кружечку отвара, и ты сама увидишь воочию, ближе подступится то прошлое. Тут на мне греха нет…

* * *

…Скрип полозьев тяжело груженого обоза. От измученных лошадей валит пар, на передках саней укутанные в тулупы возчики с винтовками. Впереди ломит путь по целику конный разъезд.

Снег ещё не глубок, мороз хорошо сковал землю под ним. Обоз тянется безлесными распадками, долинами рек и ручьёв.

Большая полынья посреди озера… Люди торопливо сбрасывают в воду тяжёлые ящики, обитые медными листами… метёт позёмка… начинается густой снегопад. Полынью маскируют, облегчённый обоз ходко идет по своему следу назад, сквозь метель.

Уставшие и голодные лошади падают, бьются в постромках, их поднимают и снова — в путь… Пурга заметает следы обоза. Люди спешат быстрее выйти к жилью, уже не поднимают, а пристреливают загнанных лошадей.

Обоз становится всё короче… Наконец, все сани бросают и пересаживаются верхом на уставших коней… А снег всё валит и валит… Небольшая деревня в три дома, скорее хутор… Тепло… горячая пища, самогон…

Ночью хутор окружает сотня казаков… Какой-то человек в генеральском башлыке отдаёт приказ: «Вырубить красных партизан без суда и пощады!»

Приказ выполнен. Избы горят, валяются мёртвые тела, застывают на морозе… Сотня уходит на Благовещенск. Уже никто не знает, где спрятано золото, некому указать…

* * *

Вероника сидит у костра с закрытыми глазами, она с ужасом смотрит в прошлое. Глухой голос Маркелыча доходит издалека, будит в ней и разворачивает всё новые образы, она слышит крики боя на хуторе, гул пламени, звонкие выстрелы и хряск шашек, и страх берёт от людской жестокости, необузданности, смерти… Она вздрогнула, невыносимо больно, страшно… Открыла глаза и спросила Маркелыча:

— Но, как же вы узнали?!

— В газете «Гун-Бао»… она выходила в Харбине на русском и китайском языках, служил бухгалтером генерал Вишневский… Был он начальником штаба у второго Пепеляева в последнем белом походе на Якутск.

На смертном одре он мне открылся, специально позвал меня из России, и… пришлось опять, уже в который раз, пересекать границу… Он руководил этой операцией по захоронению части казны империи…

Всё ждал, когда советская власть рухнет, что скоро вернёмся на Родину… Увы… Вишневский очень почитал стратегию и военное искусство Чингизхана… При захоронении золота в Чёрных озёрах устроил ликвидацию свидетелей по его примеру.

Именно так Великий Монгол похоронил себя. По преданию, с ним в могиле были зарыты несметные сокровища. Закопали его в чистом поле верные гвардейцы… прогнали над могилой тысячные табуны коней, и найти Чингиза стало невозможно…

Когда они поехали от места захоронения, их окружила и вырубила тысяча… Тысячу — вырубил тумен. Воля Чингизхана работала даже после смерти. Досель могила его не найдена… никто не нарушит вечный покой.

— Но, разве можно оправдать это золото, — Вероника кивнула в темь на озеро, — оправдать кровью безвинных и верных людей?! Ведь, те, кто утопил казну, тоже служили идее. Не пойму…

— Отнюдь… Вишневский использовал алчность. Его агентура донесла о тайных переговорах, о передаче этого золота то ли японцам, то ли красным, а может, и тем и другим сразу. Руководил утоплением участник переговоров в чине штабс-капитана в окружении верных ему помощников.

Если бы сотня не вырубила их на хуторе, золото было бы скоро поднято и похищено, передано. Но штабс-капитан поспешил выкупить свою душу за казну, ему не принадлежавшую… Генерал допросил капитана лично и лично его пристрелил, когда тот сознался и назвал озеро в Долине Смерти.

— Ужас…

— Нет в этом ничего ужасного… война идей. Сила и дух белой гвардии руководили генералом… Идея возрождения России. Это был очень умный и дальновидный человек. Тайный носитель энергии русского возрождения.

Он сделал очень многое для русской эмиграции, — но так и не открылся, как бы ни было трудно, какие бы политические силы и партии ни требовали денег для борьбы с красными… Харбин кишел провокаторами, агентурой ГПУ и многими разведками мира.

Вишневский понимал, что не пришло ещё время. По его мнению, Россия должна была пройти жуткое чистилище, через унижения, кровь и нищету, смерти, чтобы народ её опомнился и осознал Богоносную силу свою, поверил в возрождение и сплотился, поднялся с колен и сбросил оковы. Обрёл единый дух!

Дубровин говорил и говорил, она смотрела на него, жадно слушала и впитывала каждое слово, переживала вместе с ним и страдала от исповеди. Она опять ощутила, как некая благостная сила овладевает ею, всё прошлое и далёкое становится близким, до боли сердечной дорогим ей.

И пришли на намять его слова над скорой могилкой убиенных казаков: «Господь заставил мучиться всю жизнь…»

И снова в муках, в страданиях было лицо Дубровина, она видела с болью, как мечется его душа и трепещет в надрыве прошлого, невозвратного, неотмолимого греха потери России, в тоске и горе, в слабой надежде…

— Боже-е… — прошептала она, — как же он несёт такой крест? Боже, помоги ему… и прости… Господи, и мне дай силу так терпеть и надеяться… разумно и прямо действовать и верить… Дай мне твёрдое убеждение истины вечной России… Боже…