Кого за смертью посылать - Михаил Успенский

— Сам посуди — она ведь из металла желтого цвета, слыханное ли дело было не прогулять ее? Да и тебе молочко требовалось, — сказал Кот и даже облизнулся. — Молочко же в те времена было дорогое…

— А семечки еще дороже, — подтвердил Дрозд.

— Ну вы, блин поминальный, распорядились, — безнадежно сказал богатырь. — Ведь за такой кусок золота меня в этом молоке утопить можно было!

— Да мы и так тебя в нем чуть не утопили, — захихикал Дрозд. — Мы ведь не свычны были с младенцами обращаться…

— А семечками чуть не задавили, — сказал Жихарь. — Понятно. Что за знаки были на пластинке? Уж не рыцарский ли герб?

— Не было там ни герба, ни клеима. Только знаки. Нам их плешивый неклюд растолковал в кабаке, когда мы от плашки только один кусочек и потратили, — сказал Кот. — Ма-ахонь-кий такой кусочек… Всего ничего…

— Что же он вам растолковал?!! — заорал богатырь так, что лихие старцы втянули седые головы в плечи.

Потом Кот кое-как вытянул голову вверх, чтобы обрести возможность пожать плечами.

— Да ничего особенного… Может ты, Дрозд, помнишь? — с надеждой взглянул он на сообщника.

— А что я? — удивился Дрозд. — Я что — моложе тебя?

— Лучше бы вы меня тогда убили, чем сейчас жилы тянуть, — сквозь зубы сказал Жихарь.

— Успокойся, — сказал Дрозд. — Ничего особенного там и не было написано — так, дрянь всякая. Что-то про могучего владыку, про единственного наследника… Да не убивайся — неизвестно ведь, что за владыка, из какой страны…

— Не из страны, а из планеты, — поправил Кот. — Как сейчас помню — планета Криптон. Сколько я потом на небо глаза пучил — никакого Криптона там нету…

— Еще бы ты видел! — с презрением сказал Дрозд. — Там ведь ясно было написано, что рассыпалась планета эта самая, Криптон, в мелкие дребезги, потому Жихарку и отправили сюда, чтобы уберечь… Слушай, Кот, может, та бабка чего знает?

— Какая еще бабка? — простонал богатырь.

— А та самая бабка, — сказал Кот, — которая тебя под видом лечения собиралась в печке зажарить и съесть… Вот она-то, к слову, и могла кое-что знать, она эту плашку даже пробовала украсть, но мы ее берегли пуще глаза… А бабка после своего злодейства, должно быть, убежала за Зимние Горы.

— Спасибо, что сберегли, — сказал Жихарь и даже поклонился. — А кроме плашки было там что-нибудь такое, чего вы пропить не смогли?

— Было, конечно, — сказал Кот. — Была пеленка твоя. Тебя же не голяком туда запихали. И одеяльце было атласное, мы тебя им укрывали, покуда не истлело…

— А на пеленке-то, — сказал Жихарь, с трудом удерживаясь от побоев, — на пеленке-то не было ли чего вышито? У знатных подкидышей всегда на пеленке вышивают чего-нибудь, чтобы потом при случае найти и возвеличить!

— Не помню, — сказал Дрозд. — Да если хочешь — сам посмотри…

— Что-о? Так она у вас сохранилась? Побежали вниз, покажите мне ее сейчас же!

— Некуда бежать, — удержал его Кот. — Тут она, на голубятне. Мы здесь все свои личные вещи храним, потому что сюда никто, кроме нас, забраться не в силах…

— Внизу оставить никак нельзя, — пояснил Дрозд. — Сам же видел — там разбойник на разбойнике лежит, разбойником укрывается, и в головах опять же разбойник…

Дрозд поднялся, покопался у подножия голубятни, отворотил какую-то доску и вытащил старую кожаную сумку.

— Тут у нас и щетки зубовные, и мыло душистое, и мочалки, и шершавый камень — пятки тереть, и пихтовое масло — на каменку плескать, и еще много чего…

Все наше, собственное! Где же эта окаянная пеленка? Я как знал — не выбросил ее и на портянку не извел. Была бы пара пеленок — были бы у меня мягкие портянки… Или была бы у меня одна нога… А так — куда ее? Нет, думаю, вырастет Жихарка, мы ему все и обскажем толком, и доказательство представим…

— Ну, допустим, я вырос, — сказал богатырь. — А толком ничего так и не услышал. Где пеленка?

— Дроздило бестолковое! — мявкнул Кот. — Ковыряешься в мешке, а сам не помнишь, что мы ее приспособили голубей гонять! Вон же она — к шесту привязана!

— Еще раз спасибо за полную сохранность, отцы мои, милостивцы…

Жихарь нетерпеливо отвязал тряпицу от шеста, развернул…

— Можно было бы и постирать с тех пор хоть разок, — заметил он.

Ткань была плотная, на удивление долговечная, и если выцвела, то лишь самую малость.

Посреди пеленки черным, до сих пор блестящим шелком был искусно вьппит один-един-ственный змееподобный знак «S», вписанный в перевернутый пятиугольник.

— Хорошо, — безнадежно сказал богатырь, хотя ничего хорошего пока что не видел. — А в ту ночь, как меня найти, не шатались ли по лесу вокруг избушки какие-нибудь люди, не слышались ли голоса?

— Нет, конечно, — ответил Кот. — Кому бы в голову пришло шататься по нашему ужас наводящему разбойничьему лесу, когда всю ночь ревело и гудело в небесах, а звезды оттуда сыпались целыми пригоршнями? Мы сами-то сидели за печкой, приужахнувшись, только под утро осмелились выползти, когда невтерпеж стало — не поганить же избу!

— Звезды падали… — зачарованно прошептал Жихарь. — А с ними и я оттуда грохнулся… Вон я, значит, кто! Ух ты! Блин поминальный! Грин зеленый!

Всех убью — один останусь!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кончил «Всадника без головы». Такая динамика в романе, что умный пожилой человек с величайшим волнением следит за судьбой дураков.

Михаил Пришвин

Богатырю не раз приходилось слышать, как люди, перевалившие на вторую половину жизни, говорят, что они уже едут с ярмарки, оттого и печальны.

Оказалось, что ехать с ярмарки невесело в любом возрасте.

Причину богатырской печали ни Мутило, ни Колобок понять не могли и не хотели, потому что не ведали сроков своего обретания на земле и тем более — половины его.

— Туда скакали втроем на одном коне, а ворочаемся с обозом! — хвалился Мутило, который, можно сказать, стоял у истоков этого успешного предприятия.

— Что ты с этими деньгами делать-то будешь в своем озере? — спросил Жихарь.

Все трое валялись на возу в куче ярких заморских тканей и прочего мягкого товара. Воз неспешно волок буланый северный битюг, а скоробежный Налим был привязан к возу, потому что торопиться теперь было некуда. За хозяйским тянулись остальные возы, руководимые наемными возницами. Им Колобок не доверял, время от времени прыгал из телеги в телегу, проверял — все ли на месте. На старых разбойников, которых богатырь, как и обещал, прихватил с собой, Гомункул тоже не надеялся…

— Сперва я думал выстелить дно Гремучего Вира изразцами, — сказал водяник.

— Но потом понял, что худо придется водорослям. Да и раствор в воде не схватывается… Можно, конечно, выписать красивых рыбок из Чайной Земли, но ведь мои караси обидятся, возревнуют. Опять же и моржам у меня жарко покажется… Наверное, закопаю в ил, пусть в озере собственный клад будет — через тысячу лет люди станут искать, стараться… То-то посмеюсь!

— Сколько тебе раз говорить: давай лучше переведу твою долю цюрихским гномам, — сказал Колобок. — За тысячу лет она знаешь как возрастет!

— Этим поганцам богатеть за мой счет не дам! — решительно заявил Мутило. — Человека им лысого, а не деньги! Потому что они и так обленились — кайло не могут поднять…

— Псу под хвост, — вздохнул Колобок. Он, бедный, так уж старался в продолжение всей седмицы, проведенной на ярмарке, приумножая полученные от цыгана и Полелюя доходы: торчал целыми днями в Доме Быка и Медведя, участвовал в удивительных тамошних торгах без товара; покупал за морем пшеницу и продавал здешние холсты; всучил северным людям-самоедам три воза ненужных им лаптей, которые еще только предстояло сплести кривлянам; удачно поменял с южными чернокожими купцами ихние сладкие фиги на горькие наши кукиши; заключил с неспанцами договор о поставках болотного пара на семьдесят семь годов (причем без ведома Совета болотных кикимор); втридорога продал варягам право на многоборские мухоморы, сатанинские грибы, бледные поганки и ложные опята (а коли по ошибке срежут белый гриб либо подберезовик — вира великая); для себя лично приобрел громадный грильбарский ковер, чтобы кататься по нему вволюшку; вставил себе, не дожидаясь Жихаревых милостей, великолепные золотые зубы и препоясался золотой же цепью, чтобы народ уважал.

Ошеломленный Жихарь устал сверх меры, потому что все эти хитрые действия пришлось производить именно ему под руководством голоса из сумы — ведь самого-то Колобка в такой толкучке затоптали бы сразу. Никому не ведомый Шарап из деревни Крутой Мэн внезапно стал самым известным на ярмарке человеком.

Тем временем Мутило тоже без дела не сидел, с помощью заветных костей приумножая свое богатство. И следить за безопасностью водяника тоже приходилось богатырю, и мешки с золотом таскать.