Катуков против Гудериана - Виктор Прудников

Не прошло и суток, как первые эшелоны с частями 4–й танковой бригады двинулись к Москве.

ВПЕРЕД, К КАТАСТРОФЕ!

Проба сил на Западе прошла для Гудериана вполне успешно. Он приобрел опыт командования танковыми и моторизованными соединениями, научился с ходу форсировать водные преграды, брать города и крепости. Перемирием с Францией остался недоволен, считал, что Германия имела полное право заключить другой мирный договор, потребовать полной оккупации страны и разоружения армии, отказа от военного флота и колоний.

Его уже называли «отцом блицкрига», а это не только льстило, но и постоянно щекотало самолюбие. Он понимал, что Гитлер не остановится на достигнутом, будет продолжать завоевательную политику не только на Западе, но и на Востоке, непременно ринется на Балканы — в Румынию, Грецию, Югославию, возможно, даже очень скоро, обратит свой взор к Советскому Союзу.

Автором разработки планов нападения на Советский Союз считают способного генштабиста, по иронии судьбы носившего фамилию Маркс, Эриха Маркса, начальника штаба 18–й армии, который начал работу в конце июля 1940 года и вскоре представил ее в генштаб. Идея его плана была такова: германские войска наносят главный удар из Румынии, Галиции и Южной Польши в направлении на Донбасс, разбивают находящиеся на Украине советские армии и маршируют через Киев на Москву.

Прежде чем появилась директива № 21 «плана Барбароссы», подписанная Гитлером в декабре 1940 года, в нее вносилось много корректив. Но, пожалуй, наиболее полное представление о замыслах Гитлера говорит «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск» главного командования сухопутных войск от 31 января 1941 года. Основной замысел «плана Барбароссы» заключался в том, чтобы быстрыми и глубокими ударами подвижных армейских группировок уничтожить основные силы Красной Армии западнее линии Днепр — Западная Двина, не допустить их отхода в глубь страны, овладеть важнейшими стратегическими центрами Советской России — Москвой, Ленинградом, центральным районом, Донбассом с тем, чтобы выйти на линию Волга — Архангельск. Сроки предельно сжатые. Кампания должна быть закончена до начала зимы, если быть более точным, то до «осеннего листопада».

14 июня 1941 года Гитлер собрал в Берлине командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы поставить их перед фактом окончательного принятия им решения о нападении на Советский Союз, а также для того, чтобы выслушать доклады о подготовке войск. Он заявил, что не может разгромить Англию, прежде чем не разгромит Россию.

Итак, жребий брошен, война неизбежна. Гитлер подтянул к советской границе три крупные группы армий — «Север» (командующий фельдмаршал фон Лееб), «Центр» (командующий фельдмаршал фон Бок) и «Юг» (командующий фельдмаршал фон Рунштедт). В составе групп армий должны были действовать четыре танковые группы войск — Клейста, Гудериана, Готта и Гепнера.

Нас безусловно будет интересовать Гудериан и его танковая группа. Что она представляла собой перед наступлением? Сила довольно—таки внушительная: 5 танковых, 5 моторизованных дивизий, 1 кавалерийская дивизия и пехотный полк «Великая Германия». Кроме того, ее обеспечивала авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия и истребители прикрытия, зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг», артиллерийские полки, полк связи, разведывательная авиация и инженерные войска.

Какие силы Красной Армии противостояли Гудериану в первые дни войны, установить сложно. Большинство частей и соединений, оказавшихся на границе, были разбиты, штабные документы либо уничтожены, либо попали в руки противника.

Однако, если судить по темпам продвижения танковых колонн Гудериана, можно сказать, что оборона наша была поставлена куда как скверно, а если принять во внимание предположение Виктора Суворова (Владимира Богдановича Резуна), бывшего советского дипломата и разведчика ГРУ, о том, что Сталин готовил свои войска не для обороны, а для наступления, то можно сказать с немалой долей уверенности: при такой подготовке оно закончилось бы так же трагически, как и оборона.

Перед Гудерианом поставлена задача: в первый день наступления форсировать реку Западный Буг по обе стороны Бреста, прорвать фронт советских войск, используя первоначальный успех, быстро выйти в район Рославля, Ельни, Смоленска. Он должен был помешать советскому командованию создать новый фронт обороны, тем самым обеспечить предпосылки для решающего успеха военной кампании уже в 1941 году.

Штаб 2–й танковой группы находился в Варшаве, но командующего вряд ли можно было застать на месте, он — на исходных позициях, проводит рекогносцировку местности, проверяет готовность войск, согласовывает вопросы взаимодействия.

Раннее утро 22 июня 1941 года. На границе с советской стороны — полная тишина. В 3 часа 15 минут эту тишину разрывают первые артиллерийские залпы, через 25 минут на Брест обрушивают удары пикирующие бомбардировщики. Буквально через час танки Гудериана форсировали Буг: советское командование преподнесло ему на блюдечке с голубой каемочкой целехонькие мосты через реку.

Как бы отчаянно ни сопротивлялись остатки гарнизона крепости, судьба его была решена. А танковая группа Гудериана широкой рекой катилась к намеченной цели — Смоленску, правда, 26 июня генералу было приказано повернуть 47–й танковый корпус на Минск, через Барановичи, а 24–й танковый корпус — на Бобруйск, чтобы помочь группе Готта быстрее овладеть столицей Белоруссии. Минск пал через день.

Еще на совещании генералитета 14 июня 1941 года Гитлер спросил Гудериана — сколько дней ему понадобится, чтобы достичь Минска. Он ответил: «5–6 дней». На практике эти сроки выдерживались, даже были перекрыты.

Нельзя сказать, что советские войска не оказывали немцам сопротивления. Оно росло с каждым днем, особенно усилилось у Днепра, когда враг стал захватывать переправы у Рогачева, Могилева и Орши, а также на Березине у Витебска и Полоцка. Недаром Гальдер записывает в своем дневнике: «Противник еще вчера подтянул с юга пехоту и сосредоточил ее на широком фронте против 11–й танковой дивизии. Создается впечатление, что противник подтягивает свежие силы с запада и с юга против продвигающихся с тяжелыми боями на восток 4–го армейского корпуса и против корпуса Бризена (52–й ак), видимо, с целью поддержки своих разбитых соединений и создания нового фронта…»[24]

Эта запись была сделана на четвертый день войны. А на девятый день войны в его дневнике уже сквозят тревожные нотки: «Фюрер считает, что в случае достижения Смоленска в середине июля пехотные соединения могут взять Москву только в августе. Одних танковых соединений для этого недостаточно».[25]

На полных парах гнал Гудериан свои танковые и моторизованные дивизии к Днепру, стремясь как можно быстрее форсировать реку, однако еще на Березине одна из его дивизий впервые столкнулась с русскими танками «Т–34», против которых, отмечал генерал, «наши пушки в то время были слишком слабы». Но он знал, что советские войска еще не успели закрепиться на водных рубежах и их легко можно было разгромить. Предстояло принять ответственное решение — двигаться ли дальше к намеченной оперативной цели или приостановить наступление до подхода полевых армий.

В пользу продолжения наступления говорила его уверенность в своих силах: войска боеспособны, со снабжением горючим и боеприпасами пока все обстояло нормально. Учитывал он и то, что после форсирования Днепра и дальнейшего продвижения фланги будут практически открыты для нанесения по ним ударов противником. Тут уж, как говорится, только поворачивайся. И он решился на форсирование Днепра.

Участок был выбран между Могилевом и Оршей, туда в ночное время, в целях маскировки, подходили его войска. Все шло по намеченному плану, как неожиданно 9 июля на плацдарм прибыл фельдмаршал фон Клюге. Он категорически запретил переправу до подхода главных сил армии. Гудериан убеждал фельдмаршала, что остановить движение войск уже невозможно, а их большое скопление на берегу — притягательная мишень для авиации противника. Если он нанесет удар, последствия будут непредсказуемы.

Тот понял, что командующий танковой группой прав, сдался, бросив при этом: «Успех ваших операций всегда висит на волоске».

Импульсивного, не всегда предсказуемого Гудериана фельдмаршал Клюге недолюбливал и при первой возможности ставил ему палки в колеса. Генерал—полковник платил ему тем же. Как отмечает Сэмюэл Митчем, в тот момент, когда шло наступление на Смоленск, Гудериан резко критиковал фон Клюге за неумелое использование пяти танковых корпусов. И тут же автор добавляет: «Замечаниям Гудериана не стоит полностью доверять, поскольку этот военачальник отличался гиперкритичностью по отношению к тем людям, которые ему не нравились, а отношения с Клюге вообще были у него отвратительными. (Был момент, когда они даже собирались драться на дуэли, но вмешались менее горячие головы и не позволили им довести дело до конца.[26])