Драконы весеннего рассвета - Маргарет Уэйс

– Только не тебя, Танис, – ответил Речной Ветер. Могучими руками сгреб полуэльфа за плечи и заставил смотреть себе прямо в глаза. – Ты не пал жертвой своей страсти, как маг. Если бы ты вправду был рабом страсти, ты остался бы с Китиарой. Но ты же оставил ее, Танис!

– Да, я оставил ее, – с горечью прошептал полуэльф. – Я ушел крадучись, словно воришка… Да, я должен был бы гордо бросить ей в лицо правду… Она бы прикончила меня на месте, но зато вы были бы в безопасности. Вы могли бы спастись… Да и моя смерть оказалась бы куда легче, чем… Но у меня не хватило мужества, и вот результат… – Полуэльф стряхнул руки варвара со своих плеч. – Если бы мое малодушие погубило только меня…

Он обвел глазами палубу. Берем, с отрешенным лицом, по-прежнему стоял у руля, сжимая бесполезный штурвал. Маквеста еще пыталась что-то предпринимать; она выкрикивала команды, силясь заглушить рев ветра и низкий, рокочущий гул, исходивший из пучин водоворота. Но команда, пораженная ужасом, более не слушала своего капитана. Кто-то богохульствовал. Кто-то молился. Кто-то плакал. Большинство хранило молчание, завороженно взирая на гигантскую воронку, неотвратимо увлекавшую их в бездонное черное жерло.

Вновь ощутив на своем плече руку варвара, Танис хотел отстраниться, но Речной Ветер удержал его.

– Танис, брат мой, – проговорил он. – Ты избрал этот путь еще в Утехе, в гостинице «Последний Приют», когда решил оказать помощь Золотой Луне. Гордыня побуждала меня тогда отказаться от твоей помощи и тем обречь нас обоих на гибель. Но ты не отвернулся от попавших в беду, и мир принял весть об учении истинных Богов. Мы вернули на землю дар исцеления. Мы принесли надежду… Помнишь, что сказала нам Хозяйка Омраченного Леса? Не горюйте о тех, кто исполнил свое предназначение в жизни. Подумай же сам: разве мы его не исполнили? Кто знает, скольких жизней мы коснулись в пути? Мы сеяли семена надежды, и семена эти взойдут великой победой. Что с того, что для нас битва окончится?.. Другие поднимут наши мечи и продолжат наш бой…

– Красно ты говоришь, житель Равнин, – огрызнулся Танис. – Скажи-ка лучше по совести: неужели смерть уж прямо так и не огорчает тебя? У тебя ведь есть, ради чего жить: Золотая Луна… дети, которых она могла бы тебе родить…

По лицу Речного Ветра прошла мгновенная судорога боли. Он стремительно отвернулся, но Танис заметил… и вдруг все понял. Он обреченно закрыл глаза…

– Мы с Золотой Луной не хотели говорить тебе. У тебя и без нас было довольно хлопот, – услышал он голос варвара. – Наше дитя должно было родиться осенью, когда листья валлинов становятся алыми и золотыми… как тогда, когда мы с ней только появились в Утехе, неся голубой хрустальный жезл… Когда рыцарь, Стурм Светлый Меч, подобрал нас на дороге и привел в «Последний Приют»…

Танис заплакал. Мучительные рыдания выворачивали наизнанку самую его душу. Речной Ветер обнял его.

– Тех валлинов больше нет, Танис, – продолжал он негромко. – Что мы смогли бы показать нашему ребенку? Лишь обугленные, гниющие пни. Зато теперь он увидит их такими, какими сотворили их Боги, в стране, где деревья не умирают… Не горюй, друг мой и брат. Ты помог дать людям настоящую веру. Надейся же на Богов…

Танис высвободился из его рук. Он так и не смог заставить себя посмотреть Речному Ветру в глаза. Заглядывая в собственную душу, он видел ее подобной несчастным деревьям Сильванести, вечно корчащимся под пыткой. Вера?.. У него не было веры. Боги были ни при чем – все решения принимал он, и только он сам. Это он по собственной воле отрекся от всего, что ни было в его жизни дорогого – от своей эльфийской родины, от любви Лораны… почти отрекся даже от дружбы… Лишь верность Речного Ветра – поистине, верность, достойная лучшего применения, – избавила его от этой последней потери…

Эльфы не признавали самоубийств, почитая их святотатством и надругательством над даром жизни – величайшим из даров. Но Танис, глядя на багровые волны, нетерпеливо понукал их: «Скорее!..»

Пусть смерть будет быстрой, молился он неизвестно кому. Пусть кровавые воды сомкнутся над моей головой и позволят мне укрыться в их глубине. А если Боги в самом деле есть… если они слышат меня… прошу об одном: пусть о моем позоре никогда не узнает Лорана. Я и так слишком многим успел причинить боль…

Но едва успел он вознести эту молитву – он надеялся, свою последнюю, – как на палубу легла тень черней самой черной штормовой тучи. Танис услышал крик Речного Ветра и пронзительный вопль Золотой Луны… рев воды тут же заглушил все голоса: корабль начал погружаться, засасываемый водоворотом. Все-таки Танис посмотрел вверх… и увидел прямо перед собой горящие красные глаза огромного синего дракона. Это был Скай. А на спине его сидела Китиара.

Зов бесценной добычи, обещавшей немыслимую победу, оказался сильнее опасностей, поджидавших их в сердце Вечного Шторма. Вдвоем преодолели они страшную бурю, и наконец, выпустив когти, Скай ринулся с грозового неба прямо на Берема.

Тот стоял неподвижно, словно пригвожденный к палубным доскам. И смотрел на пикирующего дракона беспомощно, будто во сне…

Зато Танис точно проснулся. Прыжком пересек он палубу, которую уже заливала вода, и со всего размаха ударил Берема в живот, спиной вперед отшвырнув его прямо под опрокидывавшуюся волну. Танис вслепую ухватился за что-то и удержался на палубе. Когда волна схлынула, Берема не было. Над головой раздался яростный крик раздосадованного дракона.

Китиара что-то кричала Скаю, указывая на Таниса. Красные глаза чудовища обратились на полуэльфа. Вскинув руки в жалкой попытке защититься, Танис смотрел и смотрел в пылающие зрачки Ская, отчаянно боровшегося с безумными штормовыми ветрами…

Это спасение, подумалось полуэльфу. Страшные когти придвигались все ближе. Это спасение. Я останусь жив, она вынесет меня из этого ужаса… Палуба окончательно ушла из-под ног, и Танис на какой-то миг завис между мирами. Он услышал свой собственный крик. Вода и дракон достигли его одновременно.

Кровь. Кровь повсюду…

Тика съежилась подле Карамона; страха смерти более не существовало, была только боязнь за любимого. Но Карамон даже и не подозревал о ее присутствии рядом. Он смотрел в темноту, и слезы бежали по его щекам, огромные ладони сжимались в кулаки, а губы шептали и шептали одно слово, подобное заклинанию.

Мгновения растягивались, словно в кошмарном сне. Корабль балансировал на краю бездны, как если бы само дерево мучительно цеплялось за жизнь. Маквеста собрала в кулак всю свою волю, сливаясь с кораблем в этой отчаянной последней борьбе, пытаясь переменить неумолимые законы природы… Все было тщетно! «Перешон» застонал, как живой, и соскользнул в крутящуюся, ревущую тьму.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});