За синей птицей - Ирина Нолле

Ей не поверили — голубые глаза немки смотрели ясно и безмятежно, словно она пришла сдавать на сливной пункт очередной удой молока. Когда Эльза рассказывала об убийстве, на розовых щеках ее, как всегда, появлялись нежнейшие ямочки и золотистые волосы обрамляли ее овальное личико светлым нимбом.

Эльза настаивала, чтобы представители власти как можно скорее поехали в лес вместе с нею. Когда ошеломленный председатель вместе с участковым милиционером прибыли на место происшествия и увидели зеленую поляну, где неподвижно вытянулось тело молодой девушки в голубом крепдешиновом платье и с розовым шарфиком на шее, они несколько минут стояли в оцепенении, подавленные страшным зрелищем, не в силах сказать ни слова.

А Эльза, указывая на гирлянды незабудок, заботливо уложенных вокруг трупа, разъяснила:

— Это я ее так красиво убрала. Потому что — никогда не забуду… — И синие глаза ее наполнились слезами.

Узнав, что место убийства сфотографировано, она долго упрашивала прокурора подарить ей фотокарточку «на вечную память».

Эльза умеет «поставить работу» в бригаде. У нее нет ни одной, кто бы не перевыполнял норму. В клубе ее бригада сидит на первой скамейке, в столовой получает обед вместе с лесорубами — как передовики производства. Но к ней в бригаду идут неохотно, особенно воровки. «Фашистка» — называют они ее и в глаза и за глаза, и кличка эта крепко пристала к ней, хотя никакого отношения к фашизму Эльза не имела. Иногда у этой светловолосой молодой женщины вдруг странно и страшно темнеют зрачки, и тогда взгляд ее трудно выдержать. Эльзу боятся, хотя она ни разу не повысила голос и ни разу не выругалась. Только взглянет стеклянным голубым взглядом, и человеку делается тошно.

На лагпункте капитана Белоненко три бригады по вязанию варежек. А сегодня утром Анна Владимировна записала на доску фамилию нового бригадира — «Воронова» — и поставила номер бригады — «4». Три дня против бригады № 4 на доске будет отмечено — «освоение», а потом…

— А потом?..

Марина закусывает губу и поглядывает в окно. Но около столовой и дальше, к баракам, так же тихо и пустынно, как и в помещениях. Все заключенные работают в цехах. В бараках остались только дневальные и старосты — хозобслуга.

Сегодня с первыми ударами рельса дежурная по лагпункту черноглазая Вишенка вошла в барак, куда перевели бригаду Вороновой, и крикнула: «Девушки, подъем! Вставайте!».

Марина проснулась задолго до сигнала — ее осторожно тронули за плечо. У койки стояла девушка, которую Марина уже встречала раньше. Девушка была похожа на Петера. Похожа так, что, пройди она по московским улицам, ее приняли бы за Франческу Гааль.

— Вставай, бригадир. Пойдем хлеб получать.

Вчера она подошла к Марине в конторе и сказала:

— Маша Соловей. Начальник назначил меня твоей помощницей. Я здесь давно и все знаю.

— Соловей? Капитан называл другую фамилию.

— Фамилия — Добрынина. А Соловьем прозвали за голос. Еще на воле, давным-давно. — Она усмехнулась: — Как бригадка-то?

Марина вздохнула:

— Трудно будет… Работать не хотят.

Маша смешно сморщила нос и презрительно усмехнулась:

— Ну, это они пустой номер тянут… Я тоже не хотела, а теперь вон инструктор по варежкам и еще куча разных специальностей. Ты особенно не переживай, дыши спокойно — доктор велел. Их надолго не хватит. Покуражатся, конечно, а там обломаются.

Она поправила телогрейку, наброшенную на плечи, и Марина увидела на левой руке выше локтя надпись: «Нет в жизни счастя». На пальцах правой руки шли кривые буквы: «М», «А», «Ш», «А». Марина подавила тяжелый вздох: и эта тоже из воровок! Перехватив взгляд своего бригадира, Маша слегка нахмурилась и сказала:

— На это не обращай внимания. Зашла когда-то дурь в голову, а теперь никуда не денешься.

Марина промолчала.

— Нам еще инструктора дали. — Маша застегнула телогрейку. — Пойдем, поможем ей вещи перетащить. Армяночка. Вартуш ее имя по-армянски. Мы ее Варей зовем. Из-за нее Эльза-фашистка чуть в изолятор не угодила, так ругалась с нарядчицей. Варя у нее в бригаде триста процентов давала.

Потом она добавила, что если они с Варей возьмутся, то за три дня свяжут варежек на целый взвод солдат.

— Но только пусть пацанки на это не рассчитывают. Мы за них работать не будем — меня капитан предупредил, чтобы не мудрить. Да я и сама понимаю, что к чему. Начни только за них ишачить, они тебе на голову сядут. Говорили они тебе, что им в лагере работать не положено?

— Говорили, что приехали сюда срок отбывать, а не работать.

— Ишь ты! — насмешливо протянула Маша. — Нахватались уже где-то… Это у ворья такой закон есть — не работать. Слышала?

— Слышала я эти разговорчики еще в тюрьме. Но только если не работать, то как же прожить? На воле, я понимаю, воровать можно было, а здесь?

— Ну, и здесь каждый по-своему устраивается, — неопределенно ответила Маша и переменила тему: — Хорошо, что эту бригадку скоро отправят в колонию, а то намучаемся мы с ними. Это хуже, чем взрослое ворье. Те хоть соображают, что к чему, а эти… — Маша махнула рукой, — ну как попугаи: твердят, а смысла не понимают. Так у них и сейчас получается: «Не будем работать!..» Будут, только сначала все жилы из нас вытянут.

Маша оказалась золотой помощницей. При переходе в новый барак Марине пришлось бы без нее туго. Попробуй расставь тридцать восемь коек, когда помогать никто не хочет! Но с Добрыниной шутки были плохи, и это сразу почувствовали все девчонки. Она с ними много не разговаривала: «Ты давай тащи одеяла, а ты вон с теми тремя пацанками расставляй койки. Да поживее и поменьше на меня оглядывайся. Мне с тобой ненькаться некогда!..» И так далее. Она получала в вещкаптерке новенькие, все одного цвета одеяла, сумела довести начхозчасти до того, что он заикаться начал, но разрешил взять со склада двадцать новеньких, еще пахнущих краской тумбочек и шесть кусков белого упаковочного материала. Маша заявила начхозу, что начальник приказал в бараке «малолеток» организовать уют и повесить на окна занавески.

При распределении мест вспыхнули ссоры: каждая хотела лежать подальше от двери и поближе к окнам. Но Маша и здесь не стала церемониться. «Твое место здесь, а твое — здесь, — командовала она. — И чтоб везде — морской порядок! Поняли?».

Марина с недоумением убедилась, что девчонки, видимо, все прекрасно поняли, потому что разместились без дальнейших возражений, и только Галя Чайка не подчинилась распоряжению Маши и заняла койку, заранее ею облюбованную. Маша словно не заметила этого. Впрочем, как убедилась Марина, новая ее помощница намеренно избегала обращаться непосредственно к Чайке. Ко всем другим она относилась с несколько подчеркнутым превосходством, и Марину удивляло, почему девчонки терпят этот тон?

— Они что — знают тебя, что ли? — улучив минутку, спросила она Машу.

— Из них половина — с Марьиной рощи, с моего района… Знать не могут, молоды еще, а слышать слышали.

— Вот бы и дать тебе эту бригаду! — искренне сказала Марина. — Они тебя, как овечки, слушаются.

Маша сморщила нос и фыркнула:

— Овечки! Скажешь тоже… Погоди еще, покажут нам эти овечки, как надо свободу любить. Концерт в «карантинке» видела? Так это еще только цветочки… А насчет того, чтоб мне бригаду дать, то это уж никак невозможно. Начальник знает… У меня, девочка, столько грехов было, сколько тебе за весь свой срок не видать. Еще спасибо, капитан меня подобрал, а то бы мне не год сидеть. Нахваталась я сроков — дай боже.

Когда закончили уборку барака, повесили на окнах занавески, а на тумбочках постелили салфетки, промереженные дневальными и старостами, помещение приняло почти нарядный вид. Маша Добрынина куда-то исчезла, а через минут десять вернулась с комендантом Свистуновым и незнакомой Марине молодой девушкой в военной форме. Из-под пилотки виднелись толстые косы, свернутые на затылке в узел. Наверное, косы оттягивали голову девушки, и казалось, что она держит голову слишком уж прямо и смотрит свысока. Но мягкая линия рта и немного удлиненный разрез глаз придавали ее миловидному лицу мягкое, детское выражение. Девушка старалась держаться серьезно и строго, но глаза ее с любопытством и как будто немного испуганно рассматривали девчонок.

Пропустив вперед коменданта и девушку в военной форме, Маша Добрынина крикнула:

— Бригада, внимание!

И опять Марина удивилась: девчонки дружно встали и повернулись лицом к вошедшим.

— Здравствуйте, девушки! — негромко сказала незнакомка.

— Здравствуйте! — довольно согласно ответили девочки.

Маша, быстро взглянув на Марину, сделала ей знак, Марина поняла — надо рапортовать.

— Бригада номер четыре в количестве тридцати восьми человек. Закончили устройство барака. Бригадир Воронова.