Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так он на меня навалился, молчун этот, что я не стерпел и отрубил:
– Откуда такой учитель выискался? А если я совсем хочу бросить курить и напоследок решил коробку хороших папирос изничтожить?..
Левада примолк. Взял почтовой бумаги, папирос, что подешевле, и, сказав Зине и продавцу «до свидания», побежал к отделению, где солдаты уже кончали перекур. А я держу в руках коробку «Казбека» и не знаю, что мне делать.
Зина смотрит на меня синими глазами и улыбается. Потом говорит:
– Раз бросать курить, так бросайте прямо сейчас, – протянула руку, забрала у меня папиросы и отдала их дяде Саше. – Только, чтоб это твердо было, как полагается мужчине. Посмотрю, умеете ли вы держать свое слово. А на Степана (так и говорит: «на Степана») обижаться не нужно. Хорошо он сказал. Солдату по средствам надо жить. Да не только солдату, а всякому человеку.
Я хотел что-то ответить, но тут услышал голос сержанта: «Кончай курить!» Впрочем, что я мог ответить? Оконфузил меня Степан. Зина ни с того ни с сего взяла слово, что я курить брошу. А у меня об этом и мысли не было. По-моему, солдат без курева – не солдат.
Уже вслед Зина крикнула мне:
– Приходите вечером со Степой в клуб!..
«Ишь ты, – подумал я, – он уже тебе Степа!..»
Передал я Леваде приглашение Зины, но даже не посмотрел на него – сердился.
– А я и без приглашения должен быть там сегодня, – ответил Степан.
И тут я вспомнил, что он выступает в клубе на читательской конференции, организованной полковой библиотекой.
Словно назло мне, старательно готовился Степан к вечеру: подшил свежий подворотничок, пуговицы начистил, а над сапогами минут десять трудился. Наконец, ушел, бросив мне в насмешку:
– Счастливого дневальства! (В тот вечер я в наряд заступал.)
Когда хлопцы вернулись из клуба, рассказывали, что после конференции там оркестр играл. И Степан с библиотекаршей целый вечер вытанцовывали. Говорят, Зина сама приглашала его, а Левада глаз не мог оторвать от пола – стеснялся товарищей. Подумаешь, застенчивость какая! А проводить после танцев Зину до проходной будки не постеснялся!..
Тут только меня и осенило. Как же я раньше не догадался?! Наверняка между Степаном и Зиной – любовь. Ведь не зря, как придет он в библиотеку, нет конца их разговорам. Ни за что Левады не дозовешься. Теперь ясно, что за свет под одеялом зажигал Степан: письма Зины читал или свои сочинял. При дневном свете перед товарищами совестно – все же знали о Василинке…
И такая меня обида взяла: ведь Василинка – какая дивчина! Как он смеет?..
И уже на это дело стал я глядеть с другой точки зрения, я бы сказал – с главной: пришел хлопец родине служить, военную науку познавать, а вместо этого за юбкой бегает, дисциплину нарушает. Срам!
А может, Зина Звонарева сама виновата во всем? Может, приворожила хлопца синими глазами да ямочками на щеках? Но опять меня сомнение берет: не могла она разве выбрать хлопца покрасивее? Я же, например, не приглянулся ей. А ведь Максим Перепелица не хуже Степана!
Даже к зеркалу подошел, чтобы посмотреть на себя. Ну, чем я плох? В плечах широк, лицо круглое, чистое, не закапанное никакими там веснушками. Брови, как смола, черные, глаза веселые. Нос, правда, чуток вздернулся. Но это не мешает.
А Степан? По-моему, он тоже не ахти какой красавец. Высокий как верба. Смотрит исподлобья. А губы! У меня такие были после того, как на стадионе футбольный мяч мне в лицо заехал. Да и ходит он как-то по-особому. Шагает широко, не торопясь, словно по лугу идет и осоку ногами подминает. Спокойной походкой хочет уверенность в себе показать. Словом, как ни прикидывай, а Степан сам постарался любовь с Зиной закрутить.
Справедливости ради нужно заметить, что уверенный вид Степана ничего общего не имеет с самомнением, в каком, например, меня раньше упрекали. Думается мне, что эта уверенность – от физической силы Левады и от рассудительности его. Конечно, физкультурник он редкого калибра, получше меня. Однажды на занятиях так метнул учебную гранату, что мы всем взводом разыскивали ее. А ум у Левады – позавидуешь. Только больно нетороплив Степан. Прежде чем сказать слово, думает над ним, словно прицеливается. Но скажет – в точку, как снайпер. Правильно и к месту.
Да-а, рассудительностью своей меня Степан перекрывает – никуда тут не денешься. Страдаю я такой болезнью – люблю высказаться раньше других, показать, что я, мол, не лыком шитый. Бывает иногда – болтаешь, и язык потом откусил бы. Ведь непродуманное слово, что недозрелое яблоко, – горькое, только сморщишься от него. Самому от таких слов неловко, да крепишься, а еще хуже, когда отстаиваешь их. Но это раньше было. Сейчас другое дело – понял я свои изъяны. Все реже слова бросаю, не прицелившись. Последний такой пустой выстрел был при встрече с Зиной Звонаревой у ларька военторговского.
Вот так хорошенько подумаешь о себе, о Степане, и как сквозь ортоскоп видишь, кто в какую сторону отклоняется. Добре, что хотя учат меня в армии пользоваться этим хитрым прибором.
Однако рассудительность Левады все же не помогла ему избежать такой дури, как измена Василинке. Вот тебе и Степан! Очень мне стало за друга обидно, и решил я, как только сдам дневальство, начистоту поговорить с земляком. Правда, утерпеть до конца дневальства мне не удалось – старая, знать, привычка сказалась. Степан утром подошел к тумбочке дневального и положил на нее конверт с письмом (почту у нас дневальные собирают). Я увидел, что письмо адресовано Василинке Остапенковой, и бросил Леваде:
– Что, покаянную Василинке посылаешь? Зина полюбилась?
Степан покраснел, подошел ко мне и ответил:
– Не дневальному Перепелице, а дружку своему Максиму говорю: «Чапля ты».
Чаплей в нашем селе зовут тех, кто из ума выжил, – по имени давно умершего Ивана Чапли. Иван этот имел три овцы. Однажды ему приснилось, что овцы хотят бежать от него. Чапля надел кожух наверх мехом и забрался в хлев, чтобы подслушать, когда овечки хотят устроить ему такую пакость. Ждал, ждал и уснул там. Утром жинка вышла кормить скотину и видит: из-под одной овцы ноги в сапогах торчат. С перепугу как огрела она по ним коромыслом! Иван спросонку схватился да лбом об стенку…
Не знаю, что Левада нашел общего между мной и Иваном Чаплей. Не от страха же мне показалось, что он в Зину влюбился. Но все же засомневался я. Степан слов на ветер не бросает. Только вот эта история с ночными фокусами…
Прояснилось только к вечеру, сразу же после того, как я сдал дневальство. Помогла в этом сама Зина Звонарева. Через одного солдата из соседней роты передала она для Степана новую книгу. Взял я ее и пошел разыскивать Степана. Открыл на ходу книжку и вдруг между страницами увидел запечатанный конверт. Все ясно – любовное письмо. И так у меня сердце защемило за друга – прямо вынь и в холодную воду опусти.
Левада сидел в комнате политпросветработы. Положил я перед ним книгу, а сверху письмо. Стою и молчу. Степан вроде с недоумением посмотрел на меня и распечатал конверт. Начал читать. Никогда я не видел таким своего земляка. То белые, то красные пятна выступают на его лице, а лоб испариной покрылся.
Смотрю я на Степана и думаю себе: «Как бы ты, Максим Перепелица, поступил, если бы оказался на месте этого хлопца?» И стало мне ясно: теперь, когда понял, что самое ценное в человеке честь и совесть, серьезность и мужество, я ни за что не свернул бы с прямой дороги. Хорошая Зина девушка, слов нет. Но раз уж любишь другую, по сторонам не оглядывайся. Иначе нет тебе уважения от людей. Да и сам себя уважать перестанешь. Тогда уж не человек ты, а так – обломок, из которого даже кола не сделаешь.
Подает мне Степан письмо и говорит:
– Почитай и посоветуй, как быть.
Читаю:
«Уважаемый товарищ Левада!
Работники нашей библиотеки сердечно благодарят ваз за содержательное выступление на вчерашней читательской конференции об образе советского воина в послевоенной литературе. Такая же конференция состоится в следующее воскресенье в гарнизонном доме офицеров. Очень просим вас повторить там свое выступление. Надеемся, что не откажетесь.
С приветом –
3. Звонарева».
– Ну так что же? – спрашиваю у Степана, прочитав письмо. – Чего ты волнуешься?
Степан, как всегда, помолчал, а потом отвечает:
– Да понимаешь, Максим, говорить-то я не мастер. А эту речь на память заучил.
– И очень хорошо. Что тебя смущает?
– Фамилия одна, – отвечает Степан. – Потребовалось мне назвать в своем выступлении одного героя из довоенной пьесы «Свадьба в Малиновке» – Лупанпопало… нет, опять забыл. А Попандопуло – есть там такой. Так я, когда речь заучивал, десять раз фамилию повторял правильно, а на одиннадцатый путался. Страшно боялся, что собьюсь на конференции. И ляпнул с трибуны: «Лопан-дропуло».
- Там, где кончается организация, там – начинается флот! (сборник) - Сергей Смирнов - Юмористическая проза
- Дерибасовская шутит. Юмор одесских улиц - Ривка Апостол-Рабинович - Юмористическая проза
- Доброй ночи! или Рассказ о назойливом сне - Максим Вишневский - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив - Андрей Мухачев - Юмористическая проза
- Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера - Денис Цепов - Юмористическая проза
- Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера - Денис Цепов - Юмористическая проза
- Идеальная жена (сборник) - Александръ Дунаенко - Юмористическая проза
- Плохие кошки - Марта Кетро - Юмористическая проза
- Про кошку и собаку - Алексей Свешников - Юмористическая проза
- Повесть о том, как посорились городской голова и уездный исправник - Лев Альтмарк - Юмористическая проза