Книга сновидений - Владимир Витвицкий

— В какой-то степени, да. Ваш вопрос говорит об этом. Но полной власти над вами нам и не нужно. Да вы и сами прекрасно это понимаете. К вам вернулось сознание, Суппо, а это само по себе хорошо. Это многое, но еще не все. Вы должны научиться пользоваться им правильно, а лучше вспомнить, как это делается, как вас этому учили. То есть к вам должна вернуться память.

— Она возвращается ко мне, доктор, но кажется, не только моя, — сопоставляя черноту взгляда и белизну халата, решил поскорее признаться Навигатор. — Кажется, я побывал в плену у чудовищ. Не по своей воле, но я заглянул в их мир. Тот мир ужасен, доктор, опасен не только своим внешним видом, но и внутренней сутью. И, тем не менее, одновременно… привлекателен, заманчив. Меня это пугает.

— Все мы в той или иной степени приматы, — повторил медицинскую мудрость белый доктор с черным взглядом. — На этот счет не стоит слишком уж теребить мозгулину. Непобедим, это еще не значит, что непознаваем. А непознаваем, не значит, что непобедим. Насколько я знаю, вы слишком близко приблизились к Леднику, слишком увлеклись погоней, разгорячились и застудили голову — сначала на ветру, а потом в ручье, или сначала в ручье, а потом на ветру. Такое бывает с молодыми навигаторами, не вы первый в моей практике, и не вы последний. Благодарите… — доктор немного покопался в той части памяти, что не относится напрямую к медицине, и уже затем произнес имя, — Хейлику Бактер. Насколько я знаю, именно ей вы обязаны жизнью.

— Где она?

— Уже хорошо. Хорошо, что вы не спросили: "Кто она?" Считайте, что не знаю, но думаю, что очень скоро вы пойдете по ее следу.

— Почему?

— Потому что потому, — миротворчески улыбнулся доктор. — Выздоравливайте, навигатор, в вашем возрасте это пока еще не сложно.

— Она сказала мне, что я должен сторожить собаку, — не поддался врачебной улыбке, или уловке перегруженный своими и чужими мыслями дипломат. — Даже не мне, а скорее себе, но я расслышал, хотя почти умирал.

— В Приледниковье случаются разные вещи, — вздохнул медицинский собеседник, — и, не желая объяснения, их часто называют чудесами. Вы же охотовед и, наверное, не раз выслушивали подобные байки. Однако приходится признать, что там до сих пор встречаются шаманы. Это факт, подобный исключению, которое подтверждает принятые в обществе правила, и поэтому нам, ученым, и вам, дипломатам, я думаю, не стоит слишком уж рьяно докапываться до сути проблемы. Не стоит слишком уж сильно теребить мозгулину, уважаемый навигатор, это я вам как лечащий врач говорю.

— Но вы же сами только что сказали, что если непознаваем, то это не значит, что непобедим?

— Согласен с вами, Приледниковье — интересное для исследователя место, но зачастую местность эта своей суровой красотой своеобразно влияет на неокрепшие умы. Тени предков, а может быть намеки на будущность бродят там по льдистым склонам. Вы, вероятно, столкнулись с чем-то необычным, нерациональным, не умещающимся в своды законов и в пункты инструкций, вот и поплыли. Не стоит вспышку необычности гасить в природе размышлений — себе дороже выйдет.

— Мне кажется, я слышал голоса… двух ангелов, — чуть замявшись, признался дипломат, — о чем-то… о чем-то неважном разговаривающих между собой. Я не понял ни слова, расслышал только две фразы, а говорю вам об этом только потому, что вы доктор.

— Скорее всего, это были не ангелы, скорее всего, это были их тени. Но две тени — это уже много. Бытует легенда, в этих местах, что давным-давно пролетая мимо Земли, ангел по имени Эон то ли устав, то ли намерено упал на Землю. Упал и тем самым одухотворил ее. Благодаря такому случаю на нашей планете появилась жизнь. А может не сама жизнь, а собственно разум. Но я думаю, упал он не сам, а ему помогли. Возникает вопрос — падая, был ли он все еще жив или уже мертв? И кто мы тогда — гордые люди или трупные мухи?

— Мне кажется, что сказочник не только слышал, но и видел его.

— У сказочника не было другого выхода, вы же не оставили ему ни единого шанса. Я довольно долго живу здесь и достаточно долго изучаю Приледниковье, но я никогда, понимаете, никогда не участвовал в охоте.

Строго произнес последнюю фразу доктор.

— Его растащили на трофеи? — чуть помедлив, задал вопрос пациент.

— Его не нашли. Говорят, по вашему приказу Хейлика Бактер столкнула труп в ручей. Собственно, именно поэтому я с вами так долго и разговариваю. Вы, преследуя сказочника, столкнулись с так называемой тенью ангела, и теперь, проиграв охоту, причем не более как частность, вы хотите, при этом не слишком теребя мозгулину, или познать, или победить ее. Эта тень нарушает привычность, она опасна, причем не только вам вообще или вашему сознанию в частности, но и всей нашей цивилизации. Помогая шаманам, тень тем самым угрожает ойкумене.

— Что же делать? — снова не сразу спросил Суппо Стейт.

— Легко вбить в голову гвоздь, и вытащить его из головы не составит особого труда, а вот вылечиться… — вновь применил миротворческий прием разговорчивый врачеватель. — Выздоравливайте, навигатор, и не сопротивляйтесь предназначению.

— Спасибо, доктор, на добром слове, и… как ваше имя?

— Моя фамилия — Лопатин.

И доктор вышел. Но уйти — не значит исчезнуть, а раствориться — это еще не значит убежать, а если откуда-то вытекло, то обязательно куда-то втекло, а если растеклось, то впиталось или испарилось, и поэтому суспензия всегда будет отлична от эмульсии. Фамилия умелого доктора — Лопатин, а значит доктор с такой фамилией не может исчезнуть просто так, и если временами он бывает неуловим, то неуловим по делу, с целью врачевания и излечения. Он не какая-то там эмульсия, тем более суспензия, он значимо и уверено двигается в пространстве госпиталя, где лечат дипломатов и детей, где восстанавливают телесные и духовные силы лучшие из демокрутов и вернейшие из тоталитар, где в одной из палат лежит на удобной кровати, на в меру мягком и в меру жестком медицинском матрасе навигатор по имени Суппо и по фамилии Стейт.

Доктор движется в объеме, ограниченном многоэтажным лечебным корпусом, в пространстве, очерченном прилегающей госпитальной территорией, и этот объем и это пространство, по большому счету всегда оставаясь свободными, в малом его деле иногда подчиняются ему. Вот и сейчас, в одном из кабинетов одного из этажей, ровно освещенным дневным светом, а если что — то искусственным и тоже как надо, его ожидают несколько белых тузов, причем не только из медицинской колоды. Достойное собрание это называется консилиум, а кабинет — ординаторской, там сверкающие халатами тузы выносят приговоры тем, кому лечат в госпитале тело и зачастую мозг.