Басаврюк ХХ - Дмитрий Белый

Вскоре я подъехал к дому Порецьких. Первым я увидел старика. Он был заметно озабоченным. Судя по его рассказу, уже несколько дней вокруг усадьбы кто бродит. Когда на ночь спустили собак, утром две из них были разорваны пополам, а другие, как только наступала темнота, боялись высунуться за ворота. Порецький подвел меня к воротам. На них четко проступают глубокие царапины — словно то дьявольская рука проставила свой знак. Из дома выскочила Наталена и бросилась, не пряча свои чувства ко мне. Порецький рявкнул для порядка на нее. Наша любовь для него — тайна Полишинеля. Старик — человек искренний и воспринимает меня как свою родню, так и советуется со мной довольно откровенно. Мы решили, что Наталену надо отправить в Киев. Она решительно возразила. Я вдруг вспомнил слова Гопнера и угрозу, которая была в них. Я взял маленькие ладони Наталены в свои руки, и острый страх за нее резанул меня — в этом мире только я смогу защитить ее. Смогу ли? Два казаки Маткевича с ружьями охраняют усадьбу. Наталене запрещено выходить со двора. За несколько дней мы отвезем ее на станцию и отправим в Киев.

* * *

22 июня. Умер отец. Я остался один. Я и Наталена.

* * *

23 июня. Сегодня хоронили отца. Печальная процессия под мелким дождем отправилась на кладбище. Приехали соседние помещики. Порецький взял на себя все заботы по устройству похорон и пригласил католического священника. Мы похоронили отца у могилы матери. Наталена плакала. Дождь стучал по черных машинах. Ксендз читал отходную молитву, и четкие латинские слова падали, как комки земли в могилу… Мне очень тяжело. Только сейчас я понял, насколько любил своего отца.

* * *

26 июня. Пишу ночью. Утром прискакал верхом Порецький и крикнул, что Наталена исчезла. Мы мчались к его дому, не разбирая дороги, напрямик. Только у ворот, соскочив с коня, старик сказал, что ночью было тихо, но утром Наталена не вышла из своей комнаты. Двери оказались запертыми изнутри. Маткевич кричал, но Наталена не отзывалась, и обеспокоенный отец приказал выбить дверь. Комната была пуста.

Я вскочил в комнату Наталени. Кровать было смято, подушка лежала на полу. Окно широко раскрытое. Никто в доме не слышал ночью ни одного крика или шума борьбы. Казак внимательно разглядел траву под окном и сказал, что следы оставили по крайней мере двое, которые выносили девушку. Далее следы терялись. Белый как смерть Порецький беспомощно оглядывался посредине комнаты. Вдруг он бросился в угол и поднял с пола смят полотенце. Полотенце они считали своим семейным оберегом, и он всегда висел над кроватью Наталени. День мы провели в поисках девушки, но никаких следов не нашли.

И только я знаю, где мне искать мою госпожу.

* * *

27 июня. Был в управлении банка и разговаривал с управляющим. Чрезвычайно вежливо тот предложил мне встретиться с инженером. Через час я разговаривал с Гопнером. Он заявил, что поможет разыскать Наталену, если я доставлю им рукопись профессора. Похищение Наталени — дело их рук. У меня выбор — предать свою невесту или своего учителя… Дописываю вечером. Днем мне в глаза упал том Гейне, который профессор дал на вокзале при прощании. Я раскрыл том и начал машинально листать страницы. Вдруг между строками увидел записи, сделанные мелким почерком профессора. Переписывать их нет времени… Я понял! Они все равно не отдадут мне Наталену. Она нужна им… Я был в Порецького. Сейчас мы отправляемся к развалинам монастыря. Старик ждет меня со своими казаками. Мы вооруженные охотничьими ружьями и ножами. И поможет нам Бог!

* * *

…Я еще жив. Мы спасли ее. Порецький и его казаки погибли. Ужас идет за мной. Мы все обречены. Только одно прошу, Боже, — дневник должен попасть в праведные руки.

* * *

…Замок Темпельгоф. Успейте до 1 сентября 1926 года. Найдите Наталену — она вам поможет, но бойтесь ее. Остановите «Великое жертвоприношение»! Успейте!

* * *

…Времени остается очень мало. Они скоро придут. Я найду возможность спрятать дневник и дать знак тому, кто будет его искать. Останови их, Господи. Аминь.

ЧАСТЬ II

Киев, 1918-1919

Больше всего Наталку поражала способность немецких стражей упорно ходить под дождем, не пытаясь спрятаться под ближайшим деревом или крышей. Наташа могла часами смотреть, как капли дождя разбиваются о черные шлемы, струятся с отечным и блестящих каучуковых плащей. Словно заведенные, солдаты ходили возле ворот дома, и их неизменно равномерная шествие успокаивала, добавляла веры в то, что в этом мире остались хоть какие надежные вещи. Наташа хорошо знала, что это самообман, тем более, что и само появление стражей возле их дома была вызвана очередь покушений на офицеров немецких войск, которые помогали Гетману удерживать власть над Украиной, а заодно и присматривали за этой властью.

Государство напоминала заколоченную бочку, которую распирала изнутри неудержимая сила. Наташа чувствовала, что вскоре эта кадка разлетится на мелкие куски и уже никто не сможет остановить то, что вырвется наружу… Но часовые ходили, отсчитывая остаток времени до этого взрыва, и Наталья загипнотизировано смотрела на них из окна уютной квартиры, хозяева которой так и не вернулись в Киев после января 1918 года.

Город жил слухами и страхом. Запуганные мещане рассказывали о бесконечных восстания крестьян, о красных агентов, таинственные организации террористов, близкий голод и огромные стаи волков, которые скоро выйдут из темных пригородных лесов и уничтожат все живое.

Наталья редко выходила в город и почти не разговаривала с ординарцем Вальтера, толстым и доброжелательным Гансом. Наталья знала: то, что вскоре произойдет, намного превзойдет все зловещие слухи. Днем она всегда была спокойна, и только ночью ее сон пронизывали кошмары. Впрочем, днем Наталья была уверена, что живет в безмятежном сне, и только ночной бред неумолимо заводило ее до ужаса, который был слишком реальным. Как всегда, ее спасал Вальтер. Когда она во сне начинала кричать, он мягко и сильно занимал ее плечи и тихо говорил о том, что в этом мире все хорошо и спокойно. Наташа верила и снова засыпала. Ужас боялся покоя Вальтера и оставлял Наташу на некоторое время. Она не задумывалась — любит Вальтера или нет. Ей было достаточно того, что он спасает.

Вальтер был фронтовой офицер. После Вердена пребывания в Украине казалось ему верхом счастливой жизни. Ему повезло, и он не принимал участие в подавлении крестьянских восстаний. Полк находился в Киеве и находился в охране Гетмана. Рота, которой руководил Вальтер, состояла из опытных ветеранов. Солдаты уважали своего командира, и разложение армии почти не коснулось их роты.