Южный Урал, № 6 - Елена Хоринская

Хозяин бассейна, маленький, сухонький седой старик, господин Якоб Кудам сидел за столом, неестественно выпрямив спину. От старости и болезней все его тело непрерывно дрожало, как студень. Дрожали тонкие, как у ребенка, ноги; тряслись сморщенные маленькие ручки; непрерывно качалась, дергалась из стороны в сторону, как на шарнирах, голова, а губы все время подпрыгивали, будто господин Якоб Кудам безостановочно что-то бормотал или жевал.

Якоб Кудам больше всего на свете ненавидел спорт и простоквашу. Но ненавистную простоквашу ему приходилось каждое утро глотать натощак по настоянию врачей и жены, а столь же ненавистными спортивными делами он занимался целые дни, так как именно на спорте старик делал свой бизнес.

Не все ли равно, говорил он, как зарабатывать деньги: продажей какао или рыболовных судов, изготовлением подтяжек или крупнокалиберных пулеметов, или, наконец, вытягиванием денег у дураков-зрителей, желающих посмотреть очередного чудо-боксера, велосипедиста, пятьдесят часов не слезающего с седла, или силача, несущего на себе живого коня, на котором сидят жена силача, двое его детей и старуха-бабушка?

«Спортивное дело» досталось Кудаму в молодости в наследство от отца, и он, ненавидя спорт, все-таки занимался всю свою жизнь устройством спортивных состязаний. Ему принадлежал не только самый большой в стране плавательный бассейн «Этуаль», но и стадионы, и боксерные ринги, и ледяные дорожки, и теннисные корты, и даже сами боксеры, футболисты, пловцы, безболисты, теннисисты и конькобежцы.

Сейчас, сидя в своем кабинете перед двумя барышниками, старик решал очередную «спортивную» задачу. Немало приложил он труда, немало сунул взяток, кому следует, чтобы состязания пловцов, в которых участвует и советская команда, проходили именно в его бассейне. Он добился цели, и теперь надо было осмотрительно, хитро и умело пожинать плоды своего труда.

Содержание бассейна и обслуживающего персонала во время состязаний, расходы на рекламу и прочее составляли 25 000 гульденов. Якоб Кудам выпустил на каждый день состязаний 20 000 билетов по цене от 25 сентов до 3 гульденов, что давало ему за три дня соревнований 60 000 гульденов. Таким образом, он легко, без хлопот получал 35 000 гульденов прибыли.

Но это его не устраивало: предприимчивый делец жаждал получить больше. У него мелькнула мысль: повысить цены на билеты, но он сразу же отверг это — это пахло крупным скандалом. Зрители, чего доброго, взбунтуются и разнесут весь бассейн, как уже однажды было на стадионе Кудама, где разъяренные болельщики в ответ на его жульничество сровняли с землей две центральные трибуны.

Подумав, Якоб Кудам выпустил еще 5000 билетов на тот день, когда выступает знаменитый русский чемпион с такой ужасно трудной фамилией — господин Котшетофф. Правда, на трибунах бассейна едва-едва помещалось 20 000 зрителей. Остальным придется вплотную стоять в проходах и за барьерами, откуда не видно не только пловца, но и самой воды. Однако это не страшно. Зато господин Якоб Кудам положит в карман лишнюю тысячу гульденов.

Но и этого ему было мало.

Зная, как стремятся болельщики посмотреть русского чемпиона, Якоб Кудам не пустил билеты в свободную продажу в кассу бассейна. Вчера он продал первые 5000 билетов по удвоенной цене спекулянтам-барышникам. Те задержат билеты у себя до самого дня состязаний, и когда отчаявшихся попасть на матч болельщиков окончательно захватит спортивный азарт, барышники перепродадут им билеты и сами еще неплохо заработают на этом.

Якоб Кудам, глядя на двух новых спекулянтов, сидящих перед ним, сосредоточенно размышлял. Вчерашние барышники как-то слишком быстро согласились купить билеты за двойную цену. Уж не продешевил ли он?

Старик, трясясь всем телом, медленно встал, опираясь на палку, и, подрыгивая острыми коленками, словно танцуя, заковылял по кабинету. Огромные фотографии боксеров, футболистов, пловцов развешаны по стенам его кабинета; их молодые, здоровые тела вызывали у этого больного старика привычное чувство раздражения. Два похожие на близнецов барышника почтительно поворачивали головы вслед за хозяином бассейна. Губы Якоба Кудама тряслись, как всегда. Казалось, будто он что-то бормочет про себя. Но на этот раз он действительно шопотом подсчитывал что-то.

— Могу! — наконец прошамкал он. — Могу удовлетворить вашу просьбу и предложить вам, господа, 3000 гульденовых билетов.

Спекулянты радостно переглянулись и кивнули.

— Каждый гульденовский билет идет по 3 гульдена! — решительно прибавил хозяин бассейна.

Барышники мгновенно остолбенело смотрели на Якоба Кудама, но в этот момент в кабинет бесшумно вошел секретарь и доложил, что в приемной сидит господин Пит Эрнсте.

— Проси подождать! — прошамкал старик.

Услыхав имя известного ловкача-спекулянта, барышники заторопились, выложили на стол 9000 гульденов и, получив билеты, ушли.

Старик, стоя в углу кабинета, нервно потирал ладони. Он злился. Чорт побери, кажется, опять продешевил!

Кивком головы приветствовал он вошедшего Пита Эрнсте, высокого господина со сломанным, свороченным влево, расплющенным носом.

Пит Эрнсте был в молодости боксером, но теперь предпочитал умалчивать о своем боксерском прошлом. А заключалось оно в том, что Пит вместе со своим менаджером[2] обычно подкупал будущих противников, и за хорошую мзду они позволяли ему побеждать себя.

Но однажды какое-то влиятельное лицо заключило пари, поставив крупную сумму за победу Пита Эрнсте. А как на зло, противником Пита на этот раз был какой-то упрямец, не пожелавший проигрывать. Наоборот, он сам уже во втором раунде[3] нокаутировал Пита. Влиятельное лицо, потеряв крупную сумму, разозлилось на Пита Эрнсте и, узнав о всех его махинациях, подняло скандал.

Во избежание худшего Питу пришлось навсегда покинуть ринг.

Но неунывающий Пит не растерялся и стал спортивным дельцом.

Старик Якоб Кудам даже не выслушал его до конца.

— Могу! — крикнул он. — 5000 пятидесятисентовых билетов по 2 гульдена за штуку!

Якоб Кудам ожидал, что покупатель, услышав учетверенную цену, пошлет его ко всем чертям. Но Пит Эрнсте лишь задумался на минуту, а потом, не говоря ни слова, отсчитал 10 000 гульденов.

Не успела еще дверь за ним закрыться, как старик в бешенстве бросил палку об пол и закричал секретарю, вошедшему доложить о новых покупателях:

— Гони! Всех гони в шею!

Якоб Кудам решил не быть дураком. Завтра он продаст все билеты по цене в шесть раз выше их стоимости.

* * *

Международный матч пловцов должен был начаться в 7 часов вечера. Но уже в 4 часа трибуны бассейна «Этуаль» были набиты до отказа. Казалось, уже негде не только сидеть, но даже стоять, а люди все прибывали и прибывали.

Неестественного цвета, похожая на весеннюю траву, зеленоватая вода, какая бывает только в бассейнах, вспыхивала тысячами светящихся искр, отражая свет мощных ламп.

Бассейн был «открытый», деревянный, старый, как хозяин его Якоб Кудам. Над трибунами и водой не было крыши — ею служило небо. Скамейки со спинками стояли только в первых рядах; на «галерке» спинок у скамеек не было. «Галерочники» — не господа, и так посидят, — вероятно, решил хозяин бассейна. Сразу чувствовалось, что бассейн строился с одной целью — вместить как можно больше зрителей. А будут ли эти зрители видеть воду и пловца — это не интересовало владельца.

Многие болельщики не смогли попасть на матч. Им оказались не по карману вздутые цены на билеты. Наиболее страстные из этих не попавших на трибуны болельщиков заблаговременно разместились на крышах соседних домов. Даже на торчащей недалеко от бассейна высокой заводской трубе виднелись фигурки-болельщиков. Они сидели на ступеньках металлической лестницы, тянувшейся вдоль трубы.

В помещении бассейна внизу, у воды, на самых лучших дорогих местах, сидели богатые господа. Некоторые из них были в элегантных белых, спортивных костюмах, другие — в сшитых по последней моде мешковатых длинных пиджаках. Многие из этих господ заплатили барышникам за билеты по 30—40 гульденов — столько, сколько получает рабочий за свой месячный труд.

Наверху, на «галерке», в проходах и за барьерами виднелись, черные блузы рабочих-портовиков, простые синие комбинезоны рыбаков, морские бушлаты и яркие шерстяные свитера спортсменов с эмблемами различных рабочих спортивных клубов на груди.

В разных концах зала были разбросаны, как островки, стоящие на возвышениях фигуры букмекеров и маклеров[4], вокруг которых все время бурлил людской водоворот. Подкупленные ими полисмены, как изваяния, неподвижно стояли спиной к букмекерам: полисмены делали вид, будто не замечают, как букмекеры собирают от болельщиков ставки за ту или иную команду.